есть какой-то промежуток, возвращение в мир людей происходит не сразу. Ты как будто качаешься на волнах, то погружаясь в черную бездну безмолвного спокойствия, то снова — выныриваешь в мир людей. Здесь — все произошло сразу и почти незаметно. Вот только что меня не было здесь и вот — я есть.
Чье-то лицо — знакомое, но я не мог вспомнить чье — появилось в поле моего зрения. Человек посмотрел мне прямо в глаза, а потом закричал изо всей силы — доктор, доктор! Я хотел ему сказать, что не надо так орать, потому что у меня голова представляет собой мешок с осколками стекла, и это чертовски больно. Я открыл рот, чтобы сказать это — но к моему удивлению не смог вымолвить ни слова. Потом опять — саваном навалилась тьма…
Второй раз я пришел в себя от грохота. Громыхало, глухо и грозно, так что подрагивал сам воздух. В этот раз я почти сразу понял, что это.
Вспомнил я и того, кто сидел рядом со мной. Он и сейчас сидел здесь.
— Варфоломей… Петрович… вы…
— Я, ваше высокопревосходительство, я… — мой верный помощник был каким-то растрепанным, кое- как одетым и усталым. Вот, отстранили меня, работы мне нету… решил с вами посидеть…
— Кто… отстранил…
— Военные. Взрывы слышали? Все деревья… господи… делают вертолетную площадку. Говорят, что через час нас вывезут отсюда.
— Пить…
Вода была теплой, невкусной, много дней простоявшей на солнце в графине. Но вкуснее ее сейчас ничего не было.
— Все… Хватит… Павел Васильевич сказал, нельзя много.
Так звали посольского доктора
— Принц… Что с ним? — говорить стало легче, вода смочила пересохшее горло.
— Похоронили… вчера еще похоронили, прямо тут, во дворе посольства. Их же надо до заката хоронить, у них такой обычай. А больше негде было, началось уже. Я фатиху прочитал, все как полагается.
— Вали? — вспомнил я
— Он, мерзавец. Добрался бы — своими руками растерзал бы. Мразь поганая, мы ведь ему столько платили, что он всю семью содержал, девять человек. И вот за такое… отплатил то как, с. а, погань… Его за ворота выбросили, не стал я его хоронить, Александр Владимирович, Господь меня простит за это. Нет в земле места такой собаке.
— Найди…
— Так его уж…
— Найди гвардейцев. Кто стрелял. У ворот. Они здесь?
— Так здесь, в посольстве. На внешнем периметре флот, наши только внутреннее кольцо держат…
— Найди.
— Сию секунду, ваше превосходительство. Лежите, не вставайте, вам нельзя.
За стеклами опять грохнуло — зарядом взрывчатки свалили очередное дерево. Это-то зачем, господи, есть же площадка. Потом — эти деревья десятилетиями растить, зачем так валить то…
Кто-то вошел в кабинет, я повернул голову — хоть это-то я мог сделать, ожидая увидеть Варфоломея Петровича. Но вместо этого — в кабинет вошел смутно знакомый офицер в черной морской форме, с оружием и бронежилетом. На груди — Георгий третьей степени, памятная медаль 'за Бейрут'. Знаки различия — майор от адмиралтейства, морская пехота. Понятно — эвакуационная группа, с авианосца.
— Господин контр-адмирал! — понятно, для морпехов я именно контр-адмирал флота, то есть изначально свой, а не гражданский.
— Вольно…
— Майор от адмиралтейства Пескарев, одиннадцатая экспедиционная группа. Мы должны эвакуировать вас, поступил приказ.
— Отставить… пока. Гражданских эвакуируете, потом и я… с вами.
— Господин контр-адмирал это приказ командующего флотом. Тем более — вы ранены.
— Отставить. Несколько часов еще поживу. Подойдите ближе…
Майор подошел
— Помогите… Немного… вот так.
Я показал, что хочу не лежать как бревно, а сидеть.
— Вам док разрешил, господин контр-адмирал?
— Если лежа не помер — то и сидя выживу. Исполняйте.
Вместе, нам удалось придать мне более приемлемое положение — теперь я не лежал, а почти что сидел, опирая на подложенные под спину подушки. Больно не было — видимо, обдолбали болеутоляющим, больно будет потом. Потому и голова как чумная…
— Докладывайте. Что происходит?
— Господин контр-адмирал, приказано эвакуировать весь гражданский персонал, всех русских. Десантники заняли аэропорт Мехрабад, основная зона эвакуации сейчас там, там приказано держаться. А мы отсюда вывозим тех, кто блокирован в зоне дипломатического квартала. Из города уже не прорваться.
— Что в городе? Вы держите периметр?
— Держим… пока. Армия — кто разбежался, большая часть на стороне этих… психов. Все как чумные. Только что докладывали — один обвязался взрывчаткой и на пост бросился… трое нижних чинов… безумие какое-то господин контр-адмирал, даже нижние чины жалуются — голова как чумная…
— Армия взбунтовалась?
— В основном разбежалась… потом уже эти разбежавшиеся в банды влились. У меня мало информации господин контр-адмирал, мы не проводим разведку, у нас задача — вывезти всех отсюда к чертовой матери… потом разбираться будем.
— Что значит — нет разведки? Вы опрашиваете беженцев?
— Так точно, господин контр-адмирал, опрашиваем.
— И что?
Разговор наш прервался, в кабинет сунулся Варфоломей Петрович, с гвардейцем, я заметил, как майор инстинктивно положил руку на рукоять пистолета. Нервы у всех были на взводе.
— Заходите! За столом пока подождите…
— Что говорят беженцы?
— Что все взбесились… вроде как. Жандармы друг в друга стреляли. Говорят, что тюрьму… не знаю как называется… строгого режима на окраине города то ли штурмом взяли, то ли заключенные взбунтовались… в общем выпустили всех, там несколько тысяч человек сидело, в основном политические, из заговорщиков. Арсенал разграбили, на руках оружия полно. Стреляют постоянно.
— Что с армией? Где советники, что с аппаратом военного советника?
— Не могу знать, господин контр-адмирал.
Об этом — узнали потом. Главный военный советник погиб, исполняющий обязанности дежурный офицер не нашел ничего более умного — как вызвать в Тегеран весь советнический аппарат для получения указаний, как действовать в новой обстановке! То есть он, своим волевым решением оголил воинские части, оставил их без советнического пригляда и помощи! Это в ситуации, когда местный комсостав кто тайно власть ненавидит, кто доносы друг на друга строчит! Удивительное по глупости решение! Потом, когда все собрались в Тегеране — стало понятно, что ситуация уже идет вразнос. Несколько советников
