Акбар' — тихо, но поручик это услышал. А потом он умер, потому что один из моряков заметил гранату и выстрелил в него, чтобы добить. Кто-то крикнул впереди: братва, свои, не стреляйте — но поручик этого не слышал. Он был типичным десантником, младшим чином десантной части, как и всем десантникам, ему была присуща бравада и ухарство: высаживаемся, побеждаем, улетаем. А вот сейчас — ему почему-то стало очень скверно на душе, как нагадили — и появилось отчетливое понимание, что ни хрена еще не решено, и быстро — не решится. И то, что ждет их впереди — много хуже чем то, через что они уже прошли.
Однако — в восемнадцать ноль-пять по петербургскому на КП было доложено о том, что десантные части и части морской пехоты заняли радиотелецентр города Бендер-Аббас. Поставленные на первый день десантной операции задачи для района Бендер-Аббаса были выполнены примерно на девяносто процентов, и все ключевые точки города находились в наших руках.
Никто не знал, что это было только начало.
Автомат Калашникова калибра 6,5., армейский. Принят на вооружение в конце шестидесятых
Ночь на 07 августа 2002 года
Бывшая Персия, ныне Халифат
Порт Бендер-Аббас
Прямо на втором этаже, из того, что попалось под руку — разожгли костер. Бронетехника к ним так и не подошла — но позиции в здании РТЦ выглядели достаточно прочными и надежными, чтобы обосноваться здесь на ночь. Проведенный облет окрестностей легким беспилотным аппаратом показал, что в окрестностях РТЦ есть только мелкие, остаточные группы боевиков, ни бронетехники, ни тем более артиллерии у противника больше не было. Примерно в двадцать два часа, как только стемнело — по зданию был открыт одиночный снайперский огонь, группа открыла ответный огонь, но зафиксировать результат не удалось — снайпер просто прекратил огонь, но был ли он уничтожен, или просто ушел в другое место — никто не мог сказать. Просто он перестал стрелять, и выделенная группа охотников из двух снайперов и двух пулеметчиков тоже перестала стрелять.
Примерно в двадцать ноль-ноль, с зависшего вертолета им сбросили три больших контейнера, которые они затащили внутрь здания и распотрошили. В контейнерах оказались патроны, гранаты, сухпай — пополнение для ведения боевых действий на следующий день. Этим же вертолетом они эвакуировали погибших и раненых, никакого подкрепления им не предоставили. На сегодняшний день в трех отделениях десанта и двух тактических группах морской пехоты боеспособными оставались семьдесят девять человек.
Сам поручик, затолкав в себя сухой паек и приняв на грудь пятьдесят граммов — больше душа не приняла, почувствовал, что еще немного и стошнит — прилег в стороне, выставив часы на два ровно — время, когда надо будет идти в дозор, дежурить на периметре. Ему было хреново, и не столько из-за контузии, сколько из-за того пацана, который едва не подорвал себя гранатой. Из-за слов, сказанных им — Аллах Акбар.
Когда они только готовились к десантированию — с ними не раз проводили беседы относительно обстановки в зоне высадки, они больше часа слушали некоего господина из Санкт-Петербурга, который поставил им часовую видеоподборку и доходчиво комментировал происходящее. Они также смотрели телевизор, сидели в Интернете в личное время — ни то ни другое не было воспрещено. Когда петербуржец показывал им видеоподборку — Терентьева вырвало прямо там, под ноги — и потом над ним смеялись… пока он не погиб в бою. Да и остальные едва сдерживались… на силе воли только. Человек из Петербурга сказал им, что там, где они идут — одни бандиты и террористы, все вооруженные люди являются противниками и по ним можно вести огонь. Кадры — часть видеосъемки независимых операторов- стрингеров, часть оперативная съемка, часть — обработанные кадры с высотных самолетов — разведчиков — действительно впечатляли. Там было все — и как девушку посадили на кол за то, что она осмелилась выйти на улицу без паранджи, и как расстреливали людей на стадионах, и как жгли школы. После этих кадров — каждый из них готов был воевать, уничтожать всех этих… зверей даже, не людей, не испытывая никаких угрызений совести. Просто потому, что они не люди, люди не могут творить такое с другими людьми, их надо просто убить, чтобы их не было, и чтобы больше они не творили зло. А сейчас, увидев этого пацана, и как он принял смерть — поручик задумался. Это были опасные, совершенно неуместные здесь, в боевой обстановке мысли — но они были. Русский человек устроен так, что он не может не думать о праведности своих поступков, у него никогда не спит совесть. Совесть — в некоторых языках даже прямого аналога этому понятию нет.
Почему вместе с ними нет ни одного перса? Почему здесь воюют только они, никто из персов не взял оружие и не воюет за них, никто не пытается сдаться и перейти на их сторону? Почему все приняли новую власть, и не один не восстал против нее? Ну, хорошо, кто-то восстал — но это ведь были единичные люди, их и расстреляли, смогли расстрелять только потому, что за ними никого не было, никто не встал и не сказал слова за них. Даже на арабских территориях, что в армии, что в полиции — много арабов, они служат потому, что верят в праведность власти. Почему здесь никто не восстал против злодеяний? Или эти люди, этот народ — да, да, именно народ, а не кучка озверевших от пролитой крови фанатиков, как выразился господин из Санкт-Петербурга — не против того, что происходило? Может, он желает, чтобы с теми, кого эти люди считают преступниками, расправлялись именно так — сажали на кол, расстреливали, вешали?
Тогда что же это за люди?
Почему этот пацан пошел на смерть? Почему ему дали оружие — и он взял его и пошел на смерть? Почему даже зная, что он убирает — он все равно пытался выдернуть кольцо из гранаты, чтобы убить хоть кого-то? Неужели он их так ненавидел? Кто они на этой земле — спасатели или завоеватели?
Почему вообще все это стало возможным в Персии? Про Персию до войны говорили мало, он даже не мог толком припомнить, что именно. Небольшая, богатая нефтью вассальная страна, там наши войска, они продают нам нефть и газ на переработку, а мы поставляем им всяческую технику и продовольствие, если у них его не хватает. Показывали… да, да… совсем недавно показывали — опреснительную установку, огромную опреснительную установку, которая питалась от атомной энергии и которую построили русские инженеры. Показывали и людей… Господи, это же были самые обыкновенные люди…
И как же они дошли до такого? И если даже оставить их в покое — что будет, ведь в таком обществе жить просто нельзя
Так ничего и не придумав, поручик забылся тяжелым, не дающим отдохновения сном.
Проснулся он от того, что кто-то чувствительно тряс его за плечо… и это отдавалось болью и ломотой во всем теле. Вставать не хотелось, тело мучительно сопротивлялось — но он усилием воли выкинул себя из паутины сна в реальность: в костер, в неудобный рюкзак под головой, в хрустящее под ногами стекло и непрекращающуюся вонь паленого мяса…
— Господин поручик… Господин поручик, вставайте!
Еще не проснувшись окончательно, поручик Татицкий, помогая себе руками, принял сидячее положение. Головная боль, только что унявшаяся, вцепилась в него опять как хищный зверь не желающий упускать свою добычу.
— Что там… Кононенко, ты?
— Так точно, господин поручик. Сполох там.
Кононенко, числившийся реестровым казаков, редко употреблял это слово — последний раз, когда в часть ночью прибыла внезапная проверка.
— Что там?
— По связи передали аврал — прорыв бронетехники.
— Какой бронетехники? — не понял поручик — при чем тут бронетехника?
