об отце?
И вдруг поняла. Поняла все.
— О! — сказала она, бледнея. — Так ты думал... — она не смогла закончить.
— А что я еще мог думать, Ханна? Время совпадало, и ты так враждебно встретила меня. И так старалась оградить от меня Кевина. Что мне оставалось думать?
Теперь все стало на места. На свои ужасные места.
И теперь, когда он знает правду...
Ханна резко встала и взялась за ручку двери.
— Ханна, подожди! Нам надо поговорить. — Он схватил ее за руку, но Ханна вырвалась.
— Мне очень жаль, — сказала она, — что я заставила тебя пройти через все это. Можешь возвращаться к прежней жизни, Джордан. Правда. Я тебя пойму.
— Ханна, не прогоняй меня. Пожалуйста.
— Не надо золотить пилюлю, Джордан, — сказала она, изо всех сил стараясь не заплакать. — Давай расстанемся просто и быстро. Я снимаю с тебя всякую ответственность за меня и Кевина. Он не твой ребенок. Ты можешь идти своим путем. Вести ту жизнь, которая тебе нравится. И, пожалуйста... — голос Ханны дрогнул, но она справилась с собой, — пожалуйста, не пытайся увидеть нас снова.
— Ханна, — сказал он, чувствуя такую беспомощность, какой не испытывал никогда в жизни. Но она уже была в трейлере, и щелчок замка прозвучал последней точкой.
Приходя домой, Ханна старалась не смотреть на цветы. Хотя прошел почти месяц, слезы наворачивались у нее на глаза, стоило взглянуть на анютины глазки.
Тогда она уехала с Кевином на «фольксвагене» Эстер, не дожидаясь утра. Эстер выслушала и все поняла. На следующий день Рони забрал машину. Ханна сказала ему, что все к лучшему.
Больше всего ее беспокоил Кевин. Она видела, каких сил ему стоило не заплакать при словах, что Джордан больше не придет. Она сказала, что никто не виноват. Такое иногда случается со взрослыми.
— Тогда я никогда не стану взрослым, — сказал Кевин с уверенностью шестилетнего ребенка. — Взрослым нельзя доверять.
Ханна мысленно согласилась с ним. Нельзя доверять взрослым, особенно свое сердце.
Джордан звонил дважды за этот месяц, и оба раза Ханна клала трубку, едва услышав его голос. С Джорданом Маккленоном покончено, как это ни больно.
Было жаркое воскресное утро, когда Ханна, вернувшись из прачечной, обнаружила у дома «фольксваген» Эстер.
Ханна подошла к нему.
— Ты заблудилась? — поинтересовалась она.
Эстер немедленно выбралась из машины.
— Явилась-таки! А я уж решила, что зря перлась в такую даль.
— Заходи. — Ханна повела Эстер в квартиру, не позволив себе поинтересоваться, зачем та, собственно, «перлась в такую даль»?
— Где Кевин? — спросила Эстер, войдя в дом.
Ханна поставила бельевую корзину.
— В доме у приятеля. Эстер, что-то случилось?
— Боже упаси — нет! — Эстер осматривалась, явно имея что-то на уме.
— Выпьешь что-нибудь? — спросила Ханна.
— Да. Да, с удовольствием. У тебя есть лимонад?
— Да, конечно. — Ханна уже шла к холодильнику, когда Эстер остановила ее.
— Нет-нет, я не хочу лимонада. Виноградный сок — вот что мне нужно. У тебя есть?
— Нет. Но есть апельсиновый.
— Не пойдет. Надо виноградный. Не представляешь, как мне вдруг захотелось виноградного сока.
— Можно купить, — вздохнула Ханна.
Эстер тут же устремилась к двери.
— Отлично. Пройтись мне совсем не помешает.
— Но я думала съездить в супермаркет, — сказала Ханна, запирая дверь. — До него около мили.
— Знаешь, так надоело сидеть в машине, — пожаловалась Эстер. — А нет магазина, куда бы можно сходить пешком?
— Можно сходить к Беттлману, если хочешь.
— Прекрасно. Пошли.
Эстер уже шагала в сторону магазина, и ошарашенная неожиданным визитом Ханна даже не задумалась, откуда она знает дорогу.
Эстер шла молча, и Ханна тоже не начинала разговор, пытаясь понять, что все это значит. Если дело в Джордане, то Эстер непривычно долго тянет.
После улицы у Беттлмана было темно и прохладно. Ханна помедлила, давая глазам привыкнуть.
— Ты иди за соком, а я покопаюсь в овощах, — предложила Эстер.
Ханна продолжала недоумевать. Качая головой, она пошла в отдел напитков.
И... оказалась лицом к лицу с Джорданом. На мгновение она онемела. Кровь бросилась в лицо, и Ханна чуть не застонала, осознав, что все еще любит его.
— Прежде всего, — быстро сказал он, — не осуждай Эстер.
— Договорились, но тебя я извинить не могу. — Она было повернулась, но вдруг поняла, что не хочет уходить.
— Ханна, я должен сказать тебе кое-что. И, может быть, тогда ты хоть согласишься
разговаривать со мной.
— Мы сказали друг другу все, что нужно было сказать, — устало ответила она.
— Нет, не все. Ты ни разу не сказала, что любишь меня.
Ханна горько рассмеялась.
— Вот оно что! Тебе нужно окончательное подтверждение своей неотразимости?
— Нет, — резко перебил он. — Мне нужна надежная основа для брака.
— Основа более чем надежная, — подхватила она. — Мальчик, который восхищается тобой, но оказывается не твоим сыном, и женщина, влюбленная в тебя без памяти. Можешь поразмыслить.
Он игнорировал сарказм.
— Ты в самом деле любишь меня?
Ханна устала бороться. Какая теперь разница?
— Какая разница? Брак для тебя ловушка. Клетка. Ты не вынесешь.
— Неужели ты не понимаешь? — взорвался Джордан, хватая ее за плечи. — Это сейчас я в клетке. И стоит моя клетка в аду. Ты знаешь, что это такое, когда не можешь ни спать, ни работать от невыносимого чувства одиночества? Оттого, что человек, который может заставить тебя смеяться и радоваться жизни, — этот человек решил, что ты ему больше не нужен?
Она не верила.
— Это пройдет, — сказала она со слезами на глазах, потому что у нее самой не прошло.
— Черт возьми, Ханна, я хочу жениться на тебе! Я думал, что ходил к тебе ради Кевина, потому что он мой сын. А потом оказалось, что это не так. Неужели ты не понимаешь? Не важно, что он не мой сын! Я скучаю по нему и по тебе. Я хочу, чтобы мы были вместе.
— Не получится, Джордан. У нас просто не получится. — Он не любит ее. Он не сказал этих слов и никогда не скажет. Она не пойдет за него без любви.
Ханна вырвалась и зашагала к двери, ничего не видя от слез. Две пожилые покупательницы удивленно уступили ей дорогу. И вдруг на весь магазин загремел голос Джордана:
— Ханна Брюстер, я люблю тебя, и если ты уйдешь, клянусь, я буду приходить каждую субботу и
