больничной еды, проникал всюду; его не могло перебить даже благоухание, струящееся от большого букета цветов, присланного Джоном, и еще большего – мистером Сароцини. Просторную палату, отведенную Сьюзан, нельзя было отличить от дорогого номера в отеле. Из ее окна открывался прекрасный вид на Уимпол-стрит и кусочек Риджентс-парка. Только что закатилось солнце, наступал вечер. Через несколько минут Сьюзан должны были отвезти в операционную. Она нервничала и чувствовала себя очень одинокой.
Пару часов назад позвонил Джон, пожелал ей удачи и опять вызвался приехать. Она резко отказалась – она не желала, чтобы он был поблизости, когда… когда они это с ней сделают. Ей казалось, что она поступает несправедливо по отношению к нему, и ей было легче быть одной.
Открылась дверь, и в палату вошла медсестра, а за ней – врач. Оба без беджей. Их представили Сьюзан, но она не запомнила их имен – может, потому, что не хотела. Ей казалось, что она попала в свой собственный тягостный сон. Пусть это и остается тягостным сном. Она проснется через девять месяцев, а пока никто, кроме Джона, мистера Сароцини и ее самой, не будет знать правды. Друзья и коллеги, конечно, заметят ее беременность, но и понятия не будут иметь, что именно произошло. Через девять месяцев все они будут приносить ей и Джону соболезнования, говорить, как им жаль, что малыш родился мертвым. Они с Джоном выберутся из лабиринта, и все опять будет хорошо.
В руках у медсестры был шприц. Сьюзан ненавидела уколы, и обычно от нее требовалось все ее мужество, чтобы вытерпеть хотя бы один, а за последние несколько недель ее кололи столько, что она сбилась со счета.
– Премедикация, – сказала медсестра.
– Премедикация, – эхом отозвалась Сьюзан. – Хорошо. – Ей было все равно, пускай делают что хотят. Следующие девять месяцев ее тело не будет ей принадлежать.
Медсестра ввела иглу, и в вену Сьюзан начала поступать жидкость. Медсестра продолжала давить на поршень, от повышения давления рука начала болеть, затем онемела – такое чувство появляется, если сильно ударишься обо что-нибудь локтем.
Медсестра вышла из поля зрения Сьюзан, а врач приблизился. Теперь она ясно могла рассмотреть его лицо. Он хорошо выглядел: сенаторско-киноактерский тип внешности, средиземноморский загар, темные волосы с чернильно-черными прядями, вроде обесцвечивания наоборот, идеальная улыбка. Слишком идеальная. Может, он актер? Он показался ей знакомым. Не видела ли она его в «Скорой помощи»? Как там его звали, этого врача… доктор Дуг Росс?
Она не понимала, закончила медсестра или нет. Доктор Росс из «Скорой помощи» продолжал демонстрировать ей свою идеальную улыбку. Она хотела задать ему несколько вопросов о предстоящей процедуре.
Интересно, что там с рукой. Не то чтобы это было важно – она вдруг почувствовала легкость в теле и безразличие ко всему. Качает, будто в лодке. Хорошо, что здесь доктор Росс из «Скорой помощи». Может, ей разрешат привезти сюда Кейси, чтобы доктор Росс из «Скорой помощи» за ней присмотрел?
Она хотела спросить его об этом, но он исчез. И медсестра исчезла, и комната стала какой-то другой. Стены двигались, меняли цвета, скользили куда-то назад, как пятнадцать лет назад в Эпкоте, во Флориде, в «Диснейуолд», когда они ехали в вагонетках в пещере ужасов.
Она попробовала повернуть голову. Голова не слушалась. Сьюзан отметила это, но ей было все равно. Не слушается так не слушается. Кто-нибудь сейчас подойдет и все исправит – может быть, даже импозантный доктор Росс из «Скорой помощи».
В характере движения что-то изменилось, вызвав головокружение. Теперь они двигались в вертикальном направлении, вверх либо вниз, вернее, мозг двигался вверх, а тело – вниз, а потом они поменялись местами, и мозг поехал вниз, а тело – вверх.
Борясь с головокружением, она закрыла глаза. Веки отсекли внешний мир, и она очутилась в другой реальности – той, что существовала у нее в голове. В этой реальности вокруг нее столпились люди.
Она увидела мать, отца и затем Кейси, вплывающих в поле зрения. Кейси стояла на своих ногах, с ней было все хорошо, они вылечили ее. Джон тоже был там, но находился где-то в тени, и ей трудно было понять, кто из этих людей – он. И мистер Сароцини. Его она видела ясно. Он улыбался ей широкой теплой улыбкой, будто говоря, что все идет просто отлично, все будет очень хорошо.
И еще один человек, которого она уже видела, но не знала – где видела; и как его зовут – тоже не знала. Но это было недавно. Она видела этого человека совсем недавно. Крупный мужчина с плечами куотербека.
И вдруг она вспомнила. Да, это он, мастер из «Бритиш телеком», который приходил налаживать телефоны.
Что-то странное происходило у нее в голове. Повсюду метались лучи – острые, как лезвия мечей, длинные лучи холодного белого света. Лазерные лучи. Сотни лазерных лучей, образующих странные геометрические фигуры внутри ее головы. И фигуры людей выныривали из темноты в лазерный свет и снова погружались в темноту. Вот в ней растворились родители, за ними – Кейси. А где же доктор Росс? Остался мистер Сароцини и человек из «Бритиш телеком», но теперь к ним присоединились другие, незнакомцы, они все смотрели на нее; позади них вспыхивали и перемещались лучи, потому не было видно их лиц. Она различала только темные силуэты.
Однако она могла различить мистера Сароцини – даже не видя его лица, она ощущала его присутствие. А перед ним стоял мужчина из «Бритиш телеком», безликий силуэт, несущий в себе силу всех стоящих за ним.
Где же доктор Росс из «Скорой помощи»? Ну, если он не хочет здесь находиться, это его проблема. Она вдруг почувствовала себя значительной персоной. Все эти люди наведались к ней в голову только для того, чтобы посмотреть на нее. А перед ними стоял мужчина из «Бритиш телеком», и теперь лучи шарили по его телу. Он выглядел огромным, гораздо крупнее, чем она раньше думала, и мощным, как бык. На нем больше не было его униформы, и в отличие от всех остальных присутствующих здесь он был совершенно гол и держал в руке змея, который медленно разворачивал свои кольца, тянулся к ней, поднимался, словно готовая к прыжку кобра, из черных зарослей, покрывавших пах.
Мужчине из «Бритиш телеком», лицо которого оставалось в темноте, не было нужды приближаться к ней, за него это делал его змей; он все рос, его голова находилась теперь между ее ногами. Змей был голоден, и она хотела его. Она невыносимо хотела его.
Она плакала от желания.
Она молила его приблизиться.
И он приблизился. Настолько, что она уже не видела его головы, но начала чувствовать, как нежно, осторожно он искал путь внутрь ее. Она направила его рукой, помогла ему, но ее помощи и не требовалось, он прекрасно справлялся без нее, вначале едва касаясь, а затем все настойчивее, но был слишком велик – ничего не получится, он просто не поместится там.
Она испугалась и закричала.
Луч лазера попал на лицо мужчины и залил его призрачным белым светом. Темно-карие глаза мужчины успокаивали ее. Змей начал проникать внутрь, и это было хорошо; она раскрывалась ему навстречу. Он был так велик, что это казалось невозможным, но, двигаясь дальше, продавливая себе путь, дюйм за дюймом он вползал глубже, заполняя все ее тело. В какой-то момент возникла острая боль, и она закричала. Затем боль обернулась удовольствием. Змей напирал и откатывался, словно прибой, и от его движений по ее телу расходились волны наслаждения.
Теперь она колебалась, словно горячий воздух, поднимающийся от изузоренных песчаной зыбью дюн. Ее тело растворилось, стало паром, несущими энергию частицами, волнами и лучами. А потом она снова ощутила свое тело и
Она видела мертвенно-белое лицо мужчины из «Бритиш телеком», оно было так близко, она не видела ничего, кроме этого лица, не чувствовала ничего, кроме этого змея, мощного, как океан. Она взрывалась, она была в огне, она чувствовала электрическое течение энергии вниз по ногам, вверх по рукам, сгустки энергии бомбардировали ее мозг, вспыхивали в животе.
Прошло время. Колебания прекратились, и был зажжен фитиль, теперь горящий внутри ее ровным
