Воспоминания о счастье

– А если бы в тот день ты не прочла в газете о финансовых трудностях отца, то ты бы предложила мне остаться на ночь?

Она опустила глаза. Он желал услышать правду. Никос это заслужил.

– Да, – едва слышно прошептала Софи.

– Зачем, Софи? Зачем ты бы хотела, чтобы я остался?

Она вздернула подбородок:

– Это невыносимо! Какой смысл говорить о том, чего не произошло?

– Просто ответь мне, Софи!

– Зачем? – упрямо спросила она.

– Ты надеялась, что после ночи с тобой я на тебе женюсь?

– Да!

Никос без всякого стеснения копался в ее душе, а она ничего не могла с этим поделать.

– И ты хотела выйти за меня замуж, потому что я богат?

Софи сжала губы.

Но он неумолимо продолжал допрос, несмотря на ее нежелание отвечать.

– Но почему тебя должно было привлечь мое богатство? Твой отец всегда был обеспеченным человеком. Так почему ты хотела выйти за меня? – Его вопросы безжалостно мучили Софи.

Она не станет отвечать. Какой смысл сейчас говорить правду, когда отсутствие доверия к нему разрушило ее жизнь?

– Ты хотела выйти за меня замуж не из-за денег – у тебя была иная причина, не так ли? Не так ли, Софи? Причина, которая светилась в твоих глазах каждый раз, когда ты смотрела на меня! Причина, по которой я каждый раз при поцелуе мог ощущать неземную сладость твоих губ! Причина, которая присутствовала в каждом прикосновении, каждой ласке, каждом стоне, исходившем от тебя в ту ночь, когда ты стала моей! Причина, которую я не заметил, будучи ослепленным своей яростью! Но она была! И в ту ночь в особняке она тоже присутствовала, правда? Правда, Софи?! – Никос замолчал, пытаясь хоть отчасти вернуть себе способность контролировать себя.

Но она молчала – просто не могла ответить.

– Ты любила меня, – наконец, произнес Никос.

Эти слова повисли в воздухе.

– Да, – наконец едва уловимо прошептала она.

Горячие слезы жгли ей глаза. Софи поспешно отвернулась, пытаясь нащупать ручку двери.

Руки Никоса обхватили ее за плечи.

– Софи! Боже, Софи, не уходи! Почему ты хочешь снова покинуть меня?

Он крепко прижимал ее к себе, так что она спиной ощущала его приятную близость...

Никос развернул Софи к себе лицом, чувствуя, что его переполняют эмоции.

– Если бы я знал – если бы я только знал четыре года назад, что ты любишь меня! – задыхаясь, говорил он. – Я думал, что нужен тебе лишь из-за денег, потому что богатству твоего отца угрожала опасность! Я думал, ты всего лишь хотела, чтобы я спас его!

Софи смотрела на него, и в ее глазах читалась боль.

– Но я действительно хотела, чтобы ты его спас! Хотела! Твои обвинения были правдивы! Я не могу простить себя за то, что совершила!

Он смотрел на нее сияющими глазами.

– Зато я могу простить тебя за это, Софи. – Никос вздохнул, и она почувствовала, как теплые, сильные руки крепко обнимают ее за плечи, помогая удержать равновесие – она была готова упасть в обморок. – Я могу простить это. Ты узнала, что твой обожаемый отец находился на грани финансового краха! И подумала, что я собираюсь оставить тебя... что я не люблю тебя так, как ты любишь меня. – Его лицо исказилось. – Мне следовало сказать тебе...

Никос шумно втянул в себя воздух. Но он никогда ей этого не говорил, заставлял Софи бояться и думать, что она ничего для него не значила.

– Страх был причиной того, что ты сделала, – серьезно произнес он. – Я мог бы победить его одним словом, и тогда понял бы то, для осознания чего мне потребовалось четыре долгих, горьких года. Я бы отдал целый мир, чтобы знать тогда, что ты любишь меня. – В голосе Никоса слышалась боль и обвинение, но теперь направленное на себя самого. – А вместо этого я бросил тебя – оставил на растерзание голодным волкам. О боже... Мне страшно даже представить, что ты перенесла за это время! Ты была так молода, когда мы познакомились! Твой отец старательно защищал тебя от ударов реальности! Да, в этом заключалась часть твоего очарования, твоей милой невинности, но она же сделала тебя такой уязвимой! – Голос Никоса стал серьезным. – А теперь я узнал, с чем тебе пришлось справляться, что ты вынесла. Я узнал о силе и смелости, которые ты должна была найти в себе, о кошмаре, в котором ты жила год за годом, об ударе за ударом, когда все было отнято у тебя! О, Софи, мое сердце готово разорваться, когда я думаю об этом! Когда-то ты была избалованной девчонкой. Но теперь ты другая – ты доказала это своей стойкостью, своей необычайной любовью и привязанностью к отцу!

И надеюсь, что я тоже не тот человек, каким был совсем недавно. Ты изменила меня своим примером. Я сделал о тебе неправильные выводы. – Никос набрал в грудь воздуха. – Господи, как бы я сейчас хотел, чтобы ты мне все рассказала в тот первый вечер в такси, когда ты сбежала от этого придурка Космо! Но как ты могла обратиться ко мне за помощью, когда я так плохо о тебе думал?

Никос крепче прижал Софи к себе:

– Но я благодарю Бога за ту поездку в такси! Благодарю Бога за то, что нашел тебя и отправил в Белледон. Потому что теперь я знаю о тебе правду! Знаю, что ты чувствовала ко мне четыре года назад и что я чувствую к тебе – что я сейчас чувствую к тебе, Софи. – Выражение его лица смягчилось. – Как и ты.

Никос замолчал. Его руки теперь нежно обхватывали лицо Софи. Он стоял так близко, что ее охватила слабость.

– Я чувствую любовь, – просто сказал он.

Глаза Никоса излучали свет, и она едва могла дышать от волнения.

– И это любовь навсегда. – Никос смотрел в глаза Софи, и во взгляде его горело пламя, которое никогда уже не погаснет. – Моя любовь, моя жизнь – моя Софи. Навсегда моя Софи. А я твой – навеки.

Его поцелуй был столь же нежным, как и взгляд.

Ей казалось, что свет, солнце и сияние заполняют ее всю, положив конец черной полосе.

«Как это может быть? – думала Софи, пораженная, ошеломленная, покоренная. – Как это может быть?»

Как вышло, что Никос целует и обнимает ее так нежно, так заботливо? Это не может быть правдой – ведь не может? И все-таки это реальность, не сон, не мечты, а реальность, реальность, реальность...

Слезы текли по лицу Софи, и Никос нежно целовал соленые дорожки на ее щеках, успокаивая ее, держа в своих объятиях до тех пор, пока она не выплакала всю боль, скопившуюся в ее душе за четыре тяжких года.

– О, Никос, мой Никос! – Софи уткнулась лицом в его плечо, рыдая о том, что она когда-то потеряла, а теперь обрела снова.

Он подхватил ее на руки, как будто она была лишь пушинкой, и отнес на постель, не переставая успокаивать ее.

А потом невыразимо нежно и очень страстно он занимался с ней любовью – с женщиной, которую обожал, которая принадлежала ему навеки, с его дорогой Софи.

А он принадлежал ей навсегда.

Эпилог

Тишина воцарилась в музыкальной комнате особняка Белледон. За роялем сидела Софи. И вот она начала играть – лирическая мелодия Шопена полилась в зал.