правильный и конкретный неандерталец, а они все – лохи.
– Забавно, – сказал Витя.
– Обезьяны срубили и эту фишку, понатащили в пещеру валунов со всей округи и тоже стали неандертальцами. И сидели они на камнях. Но сидеть на камне – тоже не самое приятное занятие. Камень холодный, жесткий, и неправильной формы, так что сидеть на нем не слишком удобно. И тогда один неандерталец, назовем его «хомо хабилис», догадался сделать себе седалище из дерева. Оно было не в пример удобнее камня. Оно было легче, так что его запросто можно было передвигать и брать с собой на природу, оно было удобнее, и, сидя на нем, уже нельзя было заработать ревматизм.
– И геморрой.
– И геморрой. И этим самым хомо хабилис показал неандертальцам, что он – правильный и конкретный хомо хабилис...
– А все они – лохи.
– Вижу, ты ухватил самую суть. Следующие несколько каменных веков были охвачены бумом табуретостроения, пока одному хомо хабилису не надоело падать каждый раз, когда он сильно откидывался назад, и он придумал приделать к табурету спинку. Сидеть стало еще удобнее, и из хомо хабилиса он превратился в хомо сапиенса, то бишь в чувака, в первую очередь думающего о собственном комфорте. И этим он показал всем хабилисам, что он...
– Понятно, – сказал Витя. – А при чем здесь это все?
– Да я это к тому и веду, – сказал Женя. – Что стул в наших условиях – скорее явление социальное, нежели просто предмет роскоши и комфорта.
– Интересная мысль, – сказал Витя. – Проясни.
– Что, быть может, в наших условиях полного отсутствия стульев это вовсе и не стул.
– А что же это?
– Ну, например, трон.
– Хочешь присесть? – спросил Витя.
– Боже упаси, – сказал Женя. – Ты же у нас босс.
– Значит, это мой стул... трон?
– Очевидно, – сказал Женя.
Витя медленно встал с ящика макарон и пересел на стул. Сидеть на стуле было гораздо приятнее, чем на макаронах. Кроме того, ящиков с макаронами было несколько, а стул был один.
Трон, подумал Витя. Это интересно. Еще интересно, где это Женя Таганский набрался таких мыслей об эволюции и философии. Не иначе в СИЗО. Когда там сидишь, есть время думать о всякой ерунде.
Среди братанов случилась небольшая рекогносцировка. Такое впечатление, что они освобождали место для чего-то большего, нежели обычный стул. И еще они пялились на это «что-то».
– Что там у вас? – крикнул Витя в толпу.
– Босс, – ответили оттуда. – Вы не поверите. Это диван.
– Что значит «диван»? – строго спросил Женя.
– Реальный диван. Кожаный.
– Тащите его сюда, – сказал Витя. Если стул – это не стул, а трон, то какую идеологическую базу можно подвести под появление дивана?
– Что есть диван с точки зрения философии? – спросил Женя. – С точки зрения философии и общей эволюции человека диван – это...
Весьма ценное приобретение
В полчетвертого утра Лена зевнула триста сорок шестой раз, и Лева отправил ее спать. Несмотря на то что ей было безумно интересно, она не стала особо сопротивляться и дала проводить себя в комнату, которую занимал Лева. Она заснула, как только ее голова коснулась подушки.
Спустившись на кухню, Лева обнаружил, что Гоша сварил кофе для них обоих. Кофе куратор из ФСБ варил неплохой.
– Итак, – сказал Гоша, делая длинный глоток из коричневой французской бульонницы. – Давай я приведу факты так, как я их понимаю.
– Давай, – сказал Лева. Он закурил сигарету и поставил кофе на стол. Пить его настолько горячим он не мог.
– Этим парням из космоса нужна Африка.
– Не навсегда, – сказал Лева. – Лет на пятьсот, пока они не найдут что-нибудь более подходящее.
– И они наняли тебя, чтобы ты обеспечил им хороший пиар и всячески содействовал процессу переговоров.
– В общих чертах правильно.
– Для обеспечения решения этих задач тебе требовалось политическое влияние, и ты решил заполучить его, прибрав к своим рукам карманных политиков Транквилизатора.
– Да.
– План хорош, – сказал Гоша. – Хорош для дилетанта. Я бы даже сказал, что для дилетанта ты проявил себя выше всяческих похвал. Но в этом плане есть две грубые ошибки, которые мне, профессионалу, видно невооруженным взглядом.
– Я готов взглянуть на события с точки зрения профессионала.
– Ошибка первая, – сказал Гоша. – Связи Транквилизатора.
– У него нет связей?
– У него есть связи, – сказал Гоша. – И связи очень хорошие. Ты даже не представляешь себе, насколько. Но связи Транквилизатора – это связи человека, а не места, которое он занимает. Если ты спихнешь Транквилизатора с трона и сам усядешься на престол, тебе придется начинать с нуля. Конечно, кое-кто сразу перейдет под твое крыло, но так поступает только мелочь, шушера, которая тебе и не пригодится. Для того чтобы политик более-менее высокого уровня с тобой сотрудничал, тебе придется его убедить в своем... профессионализме. Тебе нужно будет заработать авторитет, заслужить доверие. А на это уйдут годы. Заняв место Транквилизатора, ты автоматически получишь его территорию, его деньги, его людей и его проблемы. Но не его связи.
– Я об этом не подумал, – признал Лева. – И что же делать?
– Ничего делать не надо, – сказал Гоша. – Транквилизатор тебе больше не нужен.
– Почему?
– Потому что у тебя есть я, – сказал Гоша. – Транквилизатор сделает все, что я ему скажу.
– Так и сделает?
– Да, – сказал Гоша. – Я вижу, ты так до конца и не понял, кто сидит сейчас перед тобой. Это я сделал Транквилизатора Транквилизатором. Я вытащил его организацию в двадцать первый век, я вел его с самого начала, с того момента, как под его началом было пять человек, а сам он только спустился со своих заснеженных горных вершин. Я и мой напарник. Мы определяли стратегию развития его организации, мы определяли тактические задачи и мы устраняли его конкурентов. По крайней мере, тех, кого не мог устранить он сам.
– И ты на моей стороне?
– Да, – сказал Гоша.
– Почему?
– Не ради тебя, – сказал Гоша. – И не ради твоих пришельцев, которых я до сих пор еще не видел. Просто... Мне наплевать на то, что они будут жить в Африке, я в Африке никогда не был, и мне от этого ни горячо, ни холодно. Однако побочным эффектом этой операции является то, во что я верю.
– А...
– Я вырос в великой стране, в Сверхдержаве, – сказал Гоша. – Так меня учили, и так было. Я не говорю сейчас о коммунизме и всех его ошибках. Люди верили, что их страна велика и могуча, и поэтому она такой и была. Потом эта вера куда-то делась, испарилась сама по себе. Я хочу вернуть эту веру. Пришельцы... они могут дать шанс восстановить веру. Я вырос в великой стране и хочу, чтобы мои дети тоже росли в великой стране.
– У тебя есть дети?
– Пока нет. Назови это моим заделом на будущее. Гиптианам нужно, чтобы Россия имела большой политический вес на мировой арене, так им легче будет договориться насчет Африки. А для того чтобы приобрести этот вес, России нужно решить множество проблем. С экономикой, с наукой, с внутренней политикой, с армией, с образованием... Если гиптиане помогут решить нам хотя бы одну такую проблему... Это само по себе станет достойной платой.
– Я не знал, что в ФСБ работают идеалисты.
– Идеалисты есть везде, – сказал Гоша. – Но я не идеалист. Я – практик. Я не строю замков на песке и не лелею несбыточных мечтаний. Я верю в то, что я вижу.
– А вторая моя ошибка?
– Вторая твоя ошибка еще более очевидна, – сказал Гоша. – Ты же работаешь над улучшением образа бегемотов, не так ли? А что будет, если когда-нибудь всплывет информация о том, что на заре своего первого контакта с человечеством гиптиане поддерживали связи с организованной преступностью? Пусть не напрямую, а через посредника – тебя. Как ты думаешь, это положительно скажется на общем имидже их расы?
– Блин, – сказал Лева.
– Вот именно, блин, – сказал Гоша. – Поэтому операцию с Транквилизатором надо свернуть как можно быстрее. Старика мы оставим на месте и трогать больше не будем.... Это я беру на себя. Думаю, что решу вопрос еще до обеда.
– А Левон?
– Левона придется спрятать, – сказал Гоша. – Он же стал легендой криминального мира? Так пусть он этой легендой и останется.
– Алло. Транквилизатор? Это Гоша говорит. Ты не лепи горбатого, ты что, много Гош знаешь? Есть только один Гоша, и это я. Чего звоню? Пошептаться с тобой надо. По поводу Левона, о чем же еще все наши перешептывания в последнее время. В кабаке моем любимом. В двенадцать. Поздно для завтрака, но рано для обеда? Давай в одиннадцать. Во сколько же ты завтракаешь? Ладно, в десять. Много народа с собой не бери, ладно? Я тоже не буду. Со мной будет один мальчик, и все. Поэтому если ты приведешь с собой больше трех человек, я посчитаю это за личное оскорбление. Ты же не хочешь меня обидеть? Вот и ладно. Увидимся.
В ресторане, название которого автора просили не приводить, дабы не создать ему нездоровой репутации, в утренние часы было пустынно. Множество столов, накрытых
