Вторник. «Твин Пикс». Кэт подошла и, как всегда, с трудом отрегулировала видеомагнитофон, зная, что, вероятнее всего, на пленке окажется что-то совершенно другое. Потом вытащила из потертой сумочки электронную записную книжку, нажала раздел «Адреса» и подняла трубку старого черного телефона, купленного на распродаже автомобильных принадлежностей.
Доктор Марти Морган был местным практикующим врачом, который вел еженедельную колонку в «Вечерних новостях», раздавая советы читателям, как сохранить здоровье и быть в форме, ему платили за то, что он в любое время консультировал репортеров по всем медицинским вопросам. Фанатик здоровья, он всегда говорил быстро, слегка задыхаясь, будто только что закончил десятимильную пробежку или же был остановлен на самой ее середине. Колонка в газете сделала его местной знаменитостью, на что он отреагировал культивированием среднеатлантического акцента, напоминая Кэт диск-жокея.
Она никогда с ним не встречалась, но имела представление о его внешности по фотографии – худой, неврастенического вида, с короткими черными волосами.
– Простите, что звоню вам в такую рань, – сказала она.
– Ерунда, Кэт, это входит в мои обязанности, – отозвался Морган слишком жизнерадостно для этого времени дня.
– Не могли бы вы рассказать мне о медицинской процедуре констатирования смерти? – попросила она.
– Мы говорим о клинической смерти или о смерти мозга при взятии донорских органов?
– Это беременная женщина, которая умерла в больнице.
– Она не была донором?
– Я не знаю.
– Хорошо, допустим, что нет; степень тщательности осмотра умершего может зависеть от того, была ли смерть неожиданной. В основном они – мы – ищут основные признаки жизни, например пульс. Стараемся заметить, дышит человек или нет, осматриваем его глаза. Через несколько минут после наступления смерти в венах глазного яблока образуются узелки, это достаточно безошибочный показатель. Можно проверить рефлексы глазных яблок или задней стенки горла пациента.
– А можно ошибиться?
– Констатировать смерть живого?
– Угу.
– Я бы сказал, что это невозможно. Ну, не то чтобы совсем невозможно, но очень маловероятно.
– Но если подобное все же случилось, человек умрет, похороненный заживо?
– При условии, что произвели вскрытие или бальзамирование? Ну уж нет.
– А если ничего подобного не было?
– Теоретически это возможно, но практически… мы говорим о нашей стране?
– Да.
– Думаю, на практике подобного не случается.
– А вы никогда не слышали о таких случаях?
Доктор неловко рассмеялся:
– Нет. Хотя однажды я чуть было не влип. – Он помолчал. – Тогда я работал и жил при больнице в Брайтоне. К нам привезли девушку, которая приняла большую дозу наркотика и бросилась в Ла-Манш. У нее была гипотермия, она не дышала, не было никаких признаков пульса. Я уже выписывал свидетельство о смерти, когда медсестра закричала, что нашла пульс. Мы положили девушку под монитор, и оказалось, что ее сердце билось один раз в тридцать секунд. Она выжила. У нормального человека частота сердечных сокращений около восьмидесяти в минуту.
– А что случилось бы, если бы сестра не заметила пульса?
– Ее отправили бы в морг, и, возможно, холод в холодильнике прикончил бы ее.
Кэт минуту помолчала.
– И с ней потом все было о'кей?
– Угу. Вероятно, она и до сих пор жива.
Кэт услышала щелканье автоматически отключившегося чайника.
– Это будет прекрасной иллюстрацией. Вы не знаете, как с ней можно связаться?
Неожиданно в голосе Моргана появилась настороженность.
– Это было пятнадцать лет назад. Не имею никакого представления.
Кэт закусила кончик ручки.
– Следовательно, надежного теста не существует?
– Обычно, если мозг подвергается кислородному голоданию более девяноста секунд, происходят необратимые изменения, а после трех-четырех минут мозг умирает. При гипотермии тело находится в почти застывшем состоянии, и процессы метаболизма замедляются. При этом используется минимум энергии в сравнении с нормальным состоянием, поэтому и мозгу требуется незначительное количество кислорода. Иногда приходится слышать о ребенке, который упал в ледяную прорубь, был спасен через час и остался в живых. Вы теперь понимаете, откуда этот обманчивый пульс. Но сейчас врачи знают об этом больше.
– А кто в больнице выписывает свидетельство о смерти?
– Дежурный врач.
– Вы никогда не имели дело с эксгумацией трупа?
– Нет. Вам следует поговорить об этом с патологоанатомом. Могу свести вас с одним. Но для чего это вам?
– Куда отвозят тело после эксгумации?
– С кладбища?
– Да.
– В этом городе его отправят в морг на Льюис-роуд.
– Не сочтите за труд, введите меня в курс дела: что происходит с момента, когда в больнице установили смерть, и до похорон.
– Да, пожалуйста.
Когда доктор Морган закончил, Кэт поблагодарила его и повесила трубку. Потом опять пошла в ванную и подставила волосы под фен. Ее лицо было бледным и усталым, даже веснушки проступали не так ярко. Она надела свою любимую блузку в сине-белую полоску, которая всегда освежала ее, короткую черную бархатную юбку, купленную на распродаже в конце года в магазине на Лейнз, новые черные колготки, повертела в руках черные ботинки со шнуровкой в стиле ретро и решила обуть более удобные черные туфли.
Кэт накрасилась тщательнее обычного, стараясь выглядеть возможно скромнее – насколько позволяла копна спутанных волос. Она содрогнулась при воспоминании о зубах Салли Дональдсон и указательным пальцем осторожно коснулась своих собственных зубов, затем открыла рот. Почти весь подростковый возраст она носила скобки на передних зубах и все эти годы неприятно поеживалась, глядя на отражение своего открытого рта в зеркале. Одним из многочисленных прозвищ, которыми наделяла ее Дара, было Заячья Губа.
Немного духов «Фиджи» вокруг шеи и за ушами приободрило Кэт – она почувствовала себя лучше и слегка повеселела. Затем позвонила в отдел новостей, узнала, что ей предстоит сегодня делать, и попросила передвинуть парочку заданий, сказав, что у нее есть нечто срочное, связанное с эксгумацией, о которой, по ее предположениям, ей еще придется писать. Она появится где-то в районе двенадцати.
Полчаса спустя Кэт вела свою белую развалюху «фольксваген» в плотном потоке машин, продвигаясь в левый ряд и не обращая внимания на злые гудки. Справа промчалась внушительная махина, пронзительно-желтые колеса мелькнули в дюйме от ее окна, затем она нажала на тормоза, потому что в этот час пик образовалась пробка.
Было без десяти девять. Позади беспрерывно урчали двигатели. Автомобиль только что из ремонта, и спидометр впервые за многие месяцы работал. Счет из гаража трепетал на сиденье рядом. «Ассоциация Пфайера» – было напечатано сверху, а ниже перечислялись пункты, которые для Кэт ничего не значили. Похоже, доктора и работники гаражей изъясняются на особом языке.
Транспорт наконец сдвинулся с места, Кэт миновала несколько грязных магазинчиков, строительную площадку и увидела вывеску «Городской морг Брайтона».
