— В аду все говорят на одном языке. Законы Вавилона у нас не действуют.
— А ознакомительную экскурсию в рай вы мне устроить можете?
— Это будет трудно, но могу, — сказал я. — Только зачем вам это надо?
— На всякий случай.
— Гоша, — сказал я, — будьте же вы реалистом. Ваши шансы попасть на Небеса исчезающе малы.
— Но они есть?
— Шансы есть всегда, сколь бы мизерными они ни были. Но для того чтобы попасть в рай, вам придется много и упорно работать над собой, причем начать надо будет уже сейчас.
— А если я начну?
— А вы думаете, что в раю намного лучше, чем у нас? Горстка консервативных снобов, с которыми и поговорить-то не о чем, поверьте, это не та компания, в которой вам хотелось бы коротать вечность.
— Разве все праведники скучны?
— Не все, — сказал я. — Но подавляющее большинство.
— Откуда вы знаете? По роду вашей деятельности вы имеете дело только с грешниками.
— Я был на Небесах пару раз, по служебным делам. Мне там не понравилось, и я не думаю, что там понравится любому здравомыслящему человеку.
— Вы судите предвзято.
— Возможно, — согласился я. — Так хотите, я устрою вам эти экскурсии и вы сможете сравнить все сами?
Он задумался, а я закурил сигару. Дело даже не в том, что я люблю курить сигары, но они создают атмосферу взаимного доверия. Человек или демон, который курит сигару в вашем присутствии, уже не может ассоциироваться у вас с врагом. Так мне кажется.
— Нет, — сказал он наконец. — Не хочу.
— Вы понимаете, от чего отказываетесь? — спросил я. — Многие готовы были продать душу только за одну такую возможность. После одной подобной экскурсии Данте создал «Божественную комедию». После другой Гете написал «Фауста», а Булгаков «Мастера и Маргариту».
— Но я не писатель.
— Вы можете им стать. К тому же неужели вам не любопытно?
— Любопытно.
— Тогда почему же вы отказываетесь?
— Я все увижу в свое время, так зачем же мне торопиться?
— Чтобы знать заранее.
— А я не хочу знать заранее.
— Это ваше право, — сказал я. — Значит, этот вариант тоже отпадает?
— Совершенно верно. А вы можете сделать меня властелином мира? Или вы туда сейчас Буша двигаете?
— Минуточку, — сказал я, потянулся в субпространство и нащупал свой ноутбук.
— Хороший фокус, — сказал Гоша.
— Фирменный, — пояснил я.
— Какая машина?
— «Хеллиум 3».
— А тактовая частота?
— Шестьсот шестьдесят шесть мегагерц.
— Маловато.
— Такова традиция, — сказал я.
— Понятно.
Я отстучал на клавиатуре запрос и тут же получил ответ, хотя особо в нем и не сомневался.
— Нет, — сказал я. — Буш — это ваше собственное произведение. Вы хотите стать властелином мира? Есть на примете одна развивающаяся страна, очень быстро развивающаяся, хочу заметить, и если вы возглавите ее в ближайшие две недели, то в обозримом будущем…
— Я пошутил, — сказал он. — А что, вы действительно можете это сделать?
— Можем, хотя это и связано с преодолением достаточного количества всяческих бюрократических препон. Начнем с гражданства, но если плотно поработать…
— Нет, я просто так спросил, — сказал он. — Боюсь, мое воображение не слишком подготовлено к решению такого рода вопросов.
— Для этого здесь я, — сказал я. — Чтобы вам посоветовать, оказать посильную помощь.
— А из-за чего вообще весь этот сыр-бор? Властелин мира, куча бабок… Зачем я вам так нужен?
— Это вопрос принципа, — сказал я. — Вы выиграли в лотерею, значит, мы должны удовлетворить ваши самые сокровенные желания. Для нашего ведомства это вопрос чести.
— Демон, говорящий о чести, — довольно редкое явление.
— А вы много демонов до меня встречали?
— Нет. Просто принято думать, что демон и честь — две вещи несовместные.
— Опять вражеская пропаганда, — сказал я. — Вы же не слышали мнения демонов на этот счет.
— Потому что вы не высказываете его публично.
— Такова наша внешняя политика. Не я ее придумал.
— Не вы, — сказал он. — Но вас такая политика устраивает?
— Вы хотите обсудить нашу внешнюю политику?
— Не особо, — сказал он.
— Тогда не будем о грустном, — сказал я. — Вражеская пропаганда и так сделала из нас рогатых кровожадных монстров.
— Но вы на самом деле рогатые.
— Но не кровожадные.
— Хотелось бы верить.
— Я ни разу вам не солгал, — сказал я.
— Вроде бы так, — сказал он.
— Могу я высказать предложение?
— Конечно, — сказал он. — Ведь я могу ответить на него отказом?
— Это ваше право, — сказал я. — Вы можете отказаться от любого моего предложения. Об этом я должен был предупредить вас с самого начала.
— Значит, я волен отказаться и мне за это ничего не будет?
— Совершенно верно, вам за это ничего не будет. Ваша жизнь войдет в обычную колею и будет катиться по ней до самой смерти. И лишь тогда вы пожалеете, что ответили мне отказом.
— Это угроза?
— Никоим образом, — сказал я. — Это факт. Так вот, суть моего предложения в следующем. Мы в тупике, вы не знаете, чего хотите, и я не знаю, что вам предложить. В шахматах эта позиция называется патом.
— Из пата нет выхода.
— В шахматах, — сказал я. — Но у нас он есть. Я прошу у вас позволения просканировать вашу душу и снять с нее отпечаток. Возможно, это поможет мне лучше узнать о ваших потребностях.
— Просканировать душу?
— Да, — сказал я, снова протягивая руку в субпространство и доставая из него прибор, присланный мне Бегемотом. — С помощью вот этого аппарата.
— А это не опасно? — спросил он.
— Нет, — сказал я. — Это как рентген. Вы же делали рентгеновские снимки?
— Неоднократно.
— И никакого вреда это вам не нанесло.
— Те снимки делали не демоны. Откуда я знаю, может быть, этот прибор заберет у меня душу без моего согласия?
