ювелирный магазин, купил кольцо и сделал ей предложение, встав на одно колено, хоть и больно это было. Она согласилась, так что скоро распишемся.
Еще три недели я дома провалялся, занимался лечебной гимнастикой, книги умные читал и поправлял здоровье. Марина меня каждый день навещала, а потом и совсем переехала.
И вот я выздоровел.
Надел новый костюм, который мне Марина купила, старая одежда сгорела вся, спустился в гараж и вывел на улицу свой «порше».
Шеф удивился, когда меня увидел. Еще больше он удивился, когда я бумажку ему на стол положил.
— Что это? — спросил он, не глядя на стол.
— Вы знаете, — сказал я.
— Заявление по собственному?
— Совершенно верно.
— Но почему? Тебе денег не хватает?
— Хватает. С избытком даже.
— Конкуренты переманили?
— Нет.
— Тогда почему?
— Не знаю, папа, — сказал я. — Устал я.
— Так возьми отпуск, — сказал он. — После больницы-то. Отдохни, съезди куда-нибудь с молодой женой…
— Я съезжу, — сказал я. — Только ты заявление все равно подпиши, ладно?
— Я подпишу, — сказал он. — Но я хочу знать почему. Я имею на это право. Как твой начальник и как твой отец.
— Имеешь, — сказал я. — Как отец.
— Тогда я жду объяснений.
— А чем я тут занимаюсь? — спросил я. — Я сколько уже у тебя работаю и за все это время только один сайт и вывесил. Днем подменяю тех, кто что-то не успевает или там не может. А ночами чужие системы ломаю. Что я, разрушитель, что ли?
— И теперь ты хочешь созидать? — спросил он.
— Я не знаю, — сказал я. — Я еще не знаю, чего я хочу. Но я это обязательно узнаю.
— Возможно, так и выглядит взросление в твоем поколении, сынок, — сказал он, подписывая бумагу. — За выходным пособием завтра зайди, хорошо?
— Хорошо, папа.
— Нас-то с матерью на свадьбу пригласишь?
— Обязательно, — сказал я.
Он поднялся из-за стола — высокий, немолодой уже человек в очень дорогих очках без диоптрий — и протянул мне руку.
— Удачи, сын, — сказал он.
— Спасибо, — сказал я. И мы завершили разговор дружеским рукопожатием.
А вечером мне предстояло познакомиться с Марининым отцом, о котором я уже очень много слышал. Мы поехали на ее машине, потому что я не слишком хорошо себя чувствовал. И потому что ей доставляло удовольствие меня возить.
Ее отец жил на даче. Обычная такая дача, добротный деревянный дом, одноэтажный, зато с большой террасой, участок в десять соток, весь заросший сорняками, что сразу выдавало в Маринином родителе человека, к приусадебному хозяйству равнодушного.
Сам мой будущий тесть оказался молодым человеком лет шестидесяти, маленьким, лысым и жизнерадостным. Он напоил нас чаем с печеньем, рассказывая сотни уморительных историй времен своей молодости и вообще произвел на меня самое благоприятное впечатление. Кажется, я на него тоже.
Кроме того, он оказался моим коллегой и, узнав, что я тоже программист, повел показывать свой кабинет. В кабинете стояло много профессионального железа, и я искренне выражал свой восторг по этому поводу, пока под фотографией играющего на скрипке Эйнштейна не увидел сделанную на цветном принтере распечатку, искрящуюся всеми цветами радуги и содержащую только одну фразу.
«Связался с лучшим — умри, как все».
После этого искренности в моих восторгах несколько поубавилось, но он на это никакого внимания, к счастью, не обратил.
На обратной дороге мы с Мариной болтали о пустяках, слушая музыку и прищуриваясь, когда кто-то из встречных забывал переключить дальний свет фар, а потом я сказал:
— Марина, а твой отец — Кракен.
— Знаю, — сказала она. — А ты — тот умник, кто его хакнул.
— Откуда ты знаешь?
— А ты как свой автограф у него на стене увидел, сразу в лице переменился.
— Это что, так заметно было?
— Ага, — жизнерадостно подтвердила она.
Я ее восторгов по этому поводу не разделял.
— Как ты думаешь, он тоже заметил?
— Конечно.
— Так он же…
— Не волнуйся, — сказала она. — Ничего он тебе не сделает. Он — самый добрый и самый миролюбивый человек на свете.
— Это с тобой.
— Нет, со всеми.
— А те сообщения в Сети? Я копию получил, между прочим.
— Это так, шутка, — сказала она. — Шаг для поддержания своего имиджа, не более. Откуда он мог знать, что ты о своем подвиге на всю Сеть не растрезвонишь? Вот и подстраховался заранее, чтобы деловая репутация не пострадала. А искать тебя он даже и не думал, и бумажку твою на стенку специально повесил. Сказал, слишком долго задирал свой нос, вот и получил по нему щелчок. Рано, говорит, мне в легенды записываться. Купил новое железо, взял новую линию, теперь под другим псевдонимом работает. Так что Кракена больше нет, и беспокоиться на этот счет тебе не надо.
— А на какой счет мне надо беспокоиться? — спросил я.
— Сам подумай. Пока ты лежал в больнице, мне жутко хотелось секса. И продолжает хотеться все время.
— Что, прямо сейчас?
— А почему бы нет?
— Может, ко мне поедем?
— Слишком далеко и долго, — сказала она, притормаживая у обочины.
— Здесь?
— Ты же мужчина, — сказала она. — Придумай что-нибудь.
Испытывая легкое дежавю, я придумал. И вот на этом позвольте мне опустить занавес и закончить свою первую запись в новой книге моей новой жизни.
