КАРТИНА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Стан мятежников у замка Апремон. Слышны звуки труб, видны повозки, нагруженные кладью, заметны и другие приготовления к походу.
Оборотень, Броун.
Броун. Наконец-то я слышу давно желанный сигнал к походу! А я уж думал, что мы останемся тут до страшного суда.
Оборотень. Да, я слышу и трубы вашего отряда и рог моего помощника, но один черт знает, заставит ли это сдвинуться с места крестьян.
Броун. По приказанию черной сутаны развернуто большое знамя. Мы идем на Мо[76].
Оборотень. Давно бы нам следовало там быть, но эти пентюхи-крестьяне не хотят уходить из своего края. Моран, Симон, Рено только о том и толкуют, как бы возвратиться к плугу.
Броун. Жалкие людишки! Все стремления крестьянина сводятся к тому, чтобы иметь добрую упряжку быков и побольше навоза. Клянусь бровью божьей матери, их стоило бы утопить в этом навозе!
Оборотень. А я скоро позабыл и соху, и горн, и все остальное, как только отведал походной жизни.
Броун. Ты говоришь, Рено тоже потянуло к навозной куче?
Оборотень. Он сам мне говорил. Сначала я считал его молодцом за дело с сенешалем, но храбрость появляется у него, как у других лихорадка, — приступами.
Броун. Вот он идет сюда с Бартельми.
Оборотень. Надо выпить с ними, чтобы поднять их дух. Эй, Рено!
Входят Рено и Бартельми.
Броун
Рено. Охотно, начальник. Итак, досточтимый отец Жан хочет идти на Мо, чтобы выгнать дворян, которые там укрылись?
Бартельми. За ваше здоровье, товарищи!.. Не знаю, довольно ли у нас людей, чтоб идти туда?
Броун. Как?
Бартельми. Моран и половина апремонцев хотят остаться дома.
Броун. Трусы!
Оборотень. Мы не позволим, чтобы эти негодяи бросили войско.
Рено. Послушай, Франк. Эти люди дрались так же храбро, как и ты, пока перед ними был враг. Теперь же, когда никакая опасность нам не грозит, они хотят повидаться с семьями, и притом надо же окончить жатву.
Оборотень. Сто дюжин чертей! Пусть они бросят свою жатву! У них будет достаточно обильная жатва во дворцах Парижа и Мо.
Рено. Да ведь кому-нибудь надо же обрабатывать землю?
Броун. Согласен! Предоставим это сволочи.
Бартельми. Кого это вы называете сволочью?
Рено. Да как обойтись без землепашцев? Вы без них не проживете, сир стрелок.
Броун. У кого в груди храброе сердце, а в руках лук, тот не должен сеять ни хлеба, ни овса: он может брать хлеб для себя и овес для лошади в закромах своих врагов.
Рено. Вы, кажется, враг всех мирных людей.
Оборотень. Рено! Не груби моему другу англичанину, слышишь? Надо заставить работать дворян. Пусть они таскают навоз, а жены их пусть жнут хлеб и таскают корзины. Мы лопнем со смеху, глядя, как они станут ходить, согнувшись в три погибели и натирая серпом волдыри на своих белых ручках.
Бартельми. Неплохо придумано! А мы тем временем будет прохлаждаться в замках.
Рено. Если вы будете продолжать, как начали, то вам придется, видно, работать самим. Скоро во всей Бовуази не останется ни одного дворянина.
Оборотень. Там видно будет... А ты, Рено, тоже думаешь нас бросить?
Рено. Нет, я не могу. Я поклялся отцу Жану всюду следовать за ним.
Броун
Бартельми. Я, видите ли, останусь, пока мы не разграбим Париж: либо сколочу себе деньжонок, либо шею сломаю.
Оборотень. Золотые слова! Выпьем-ка, молодец!
За сценой гул голосов.
Рено. Ого! Что это за шум?
Бартельми. Весь лагерь взбунтовался.
Входят брат Жан с вольным отрядом и Моран с отрядом крестьян.
Брат Жан. Вы пойдете с нами на Мо, мужичье! Приказываю вам под страхом отлучения.
Моран. Не боимся мы отлучения. Сами же вы говорили, что этого не надо бояться и что никто от этого еще не умирал.
Брат Жан. Если вы посмеете меня ослушаться, если вы не пойдете за большим знаменем, я сумею принудить вас.
Моран. Досточтимый отец! Вы же нам говорили, что когда мы все станем свободными, то сможем поступать, как нам заблагорассудится. Почему же теперь вы нам не позволяете остаться дома? Да и наши поля ждут нас.
Брат Жан. Их обработают ваши жены.
Моран. А если придут грабители, кто защитит наших жен?
Брат Жан. Мы очистили наш край от грабителей. Теперь бояться нечего.
Моран. Все равно я не солдат. Я сыт войной по горло и останусь дома.
Брат Жан. Непослушные людишки! Презренное мужичье! Неужели вас ничем не проймешь, кроме наказания?! Первый, кто покинет знамя, будет повешен как дезертир.
Оборотень. Хорошо сказано!
Моран. Повешен! Да вы кто такой, чтоб нас вешать? По какому праву...
Рено. Полно, Моран, замолчи!
Брат Жан. Я ваш предводитель! Вы меня избрали, вы обязаны мне повиноваться.
Моран. Мы избрали вас нашим предводителем? Ну, так теперь мы смещаем вас.
Брат Жан. Наглец!