Этот чисто риторический вопрос был ошибкой. Комиссар ответил на него так серьезно, словно она и в самом деле не понимала этого:
– Вы можете врать, чтобы выгородить себя, хотя это кажется мне маловероятным, или кого-то другого. Вами может руководить при этом любовь, страх или чувство справедливости. Каждого из людей, которые имеют отношение к этому делу, вы знали очень недолго. Поэтому любовь отпадает. Запугать вас, насколько я могу судить, тоже не так-то легко. Остается чувство справедливости. А стоит его ложно истолковать, мисс Грей, как это становится крайне опасно.
Ее допрашивали не в первый раз. Кембриджская полиция хорошо знала свое дело. Но впервые перед ней сидел человек, который знал. Знал, что она лжет, что Марк Кэллендер вовсе не покончил с собой, знал – чувствовала Корделия с нарастающей безнадежностью – все, что только можно было знать. Ей необходимо стряхнуть с себя это чувство. Он ведь ни в чем не может быть уверен. У него нет ни одного серьезного доказательства. Нет и не будет. Только два человека могли сказать ему правду: она сама и мисс Лиминг. Что касается ее, она ничего не скажет. Он может навалиться на нее всей мощью своей безупречной логики, истратить все свое терпение, всю свою хитрость – она не заговорит. А в этой стране невозможно заставить человека говорить против его воли.
Не дождавшись ее ответа, комиссар продолжал:
– Ну что ж, давайте вспомним, к чему мы с вами пришли. В результате предпринятого вами расследования вы заподозрили, что Марк Кэллендер мог быть убит. Мне вы не хотели признаться в этом, но совершенно ясно высказали свои подозрения в разговоре с сержантом Маскеллом из кембриджской полиции. Потом вы разыскали няню матери Марка и узнали от нее кое-что о его детстве, семейной жизни Кэллендеров, смерти миссис Эвелин Кэллендер. Оттуда вы направились навестить доктора Глэдвина, у которого когда-то наблюдалась миссис Кэллендер. Затем с помощью элементарного трюка вам удалось установить группу крови сэра Роналда. Зачем? Причина может быть только одна: вы заподозрили, что Марк не был сыном собственных родителей. Затем вы отправились в Сомерсет-хаус и ознакомились с завещанием мистера Джорджа Боттли. Логичный ход. Я бы действовал так же. Если подозреваешь, что совершено убийство, установи в первую очередь, кому оно могло быть выгодно.
Значит, им известно про Сомерсет-хаус и звонок доктору Янкелю! Что ж, этого и следовало ожидать. По крайней мере ей сделали комплимент: она поступила, как поступил бы опытный следователь.
Корделия продолжала хранить молчание.
– Вы забыли упомянуть о своем падении в колодец, – сказал комиссар. – Я узнал об этом от мисс Маркленд.
– О, это получилось случайно. Я смутно помню, как это произошло. Должно быть, я решила обследовать колодец и чересчур перегнулась через край.
– А вот я не думаю, что это был несчастный случай, мисс Грей. Вы не смогли бы сдвинуть крышку без помощи веревки. Хотя веревка там, конечно, была – на нее наступила мисс Маркленд, когда подошла к колодцу. Но только она лежала в стороне и была аккуратно свернута. Вряд ли вы стали бы отвязывать ее, прежде чем заглянуть в колодец.
– Не знаю. Я плохо помню этот момент. Я действительно пришла в себя, только когда упала в воду. И вообще я не понимаю, какое все это может иметь отношение к смерти Роналда Кэллендера?
– Связь может быть самая прямая. Если вас пытались убить, а я полагаю, что так оно и было, то убийцей мог быть некто из Гарфорт-хауса.
– Почему?
– Потому что покушение, весьма вероятно, было связано с вашим расследованием. Вы стали для кого-то опасны. Убийство – дело серьезное. Профессионал никогда не пойдет на него, если не будет абсолютно уверен, что другого выхода нет. А начинающие преступники и вовсе крайне редко совершают предумышленные убийства. Таким образом вы, мисс Грей, должны были представлять для кого-то смертельную угрозу. Крышку задвинули после вашего падения. Вы не могли провалиться сквозь нее. Корделия упорно молчала.
– Мисс Маркленд сказала мне, – продолжал он, – что не хотела оставлять вас одну после того, как вы были спасены. Вы, однако, настаивали, чтобы она ушла, и сказали, что вам нечего бояться, потому что у вас есть оружие.
Корделия сама удивилась, до чего обидело ее это маленькое предательство. Но разве могла она в чем-то винить мисс Маркленд? Комиссар наверняка сумел подобрать к ней ключик. Он вполне мог убедить ее, что своей откровенностью она только поможет Корделии. Что ж, теперь она чувствует себя вправе ответить мисс Маркленд тем же. И по меньшей мере эта часть ее показаний будет чистейшей правдой.
– Я придумала это, чтобы избавиться от нее. Она навязывалась мне с какой-то жуткой историей о том, как ее незаконнорожденный сын свалился в колодец и утонул. Поймите, я только что чудом спаслась сама. В тот момент я просто не в состоянии была это выслушивать. Я соврала ей про пистолет, чтобы она ушла. Я не просила ее исповедоваться передо мной.
– А может быть, вы все-таки хотели отделаться от нее по другой причине? Разве вы не догадывались, что убийца вернется позже вечером и отодвинет крышку колодца, чтобы ваша смерть выглядела как несчастный случай?
– Если бы я предполагала хотя бы малейшую опасность, я бы на коленях умоляла ее взять меня к себе в дом. В этом случае я бы ни за что не осталась в коттедже безоружная.
– Вот этому, мисс Грей, я охотно верю. Вы ни за что не остались бы в коттедже одна на ночь глядя, не будь при вас пистолета.
Впервые Корделии стало по-настоящему страшно. Все это уже не игра. Это еще было похоже на игру в кембриджской полиции. Хотя там одна из сторон даже не подозревала, что играет. Теперь все было пугающе серьезно. Если он заставит ее сказать правду, она сядет в тюрьму. Ее признают соучастницей. Сколько лет полагается тем, кто покрывает убийц? Она читала где-то, что в камерах Холлоуэ страшно воняет. У нее отберут одежду и посадят под замок. Говорят, оттуда выпускают досрочно за хорошее поведение, но только как можно быть хорошим в тюрьме? А что с ней будет потом, когда она выйдет на свободу? Кто возьмет ее на работу? Разве может быть действительно свободным тот, на кого навсегда навесили ярлык: преступник?
Она волновалась за мисс Лиминг. Где она сейчас? Спросить у Далглиша она не осмеливалась – имя мисс Лиминг в их разговоре вообще едва ли упоминалось. Быть может, как раз в это время ее тоже допрашивают в одной из соседних комнат. Сумеет ли она устоять? Устроят ли им очную ставку? Вдруг прямо сейчас распахнется дверь и введут мисс Лиминг – жалкую, сломленную, растерянную. Ведь это же их обычная тактика. Они допрашивают подозреваемых по отдельности, пока не расколется самый слабый из них. Кто же из них двоих окажется слабее?
В голосе комиссара ей теперь начали мерещиться нотки сочувствия:
– У нас имеются свидетельские показания о том, что в тот вечер пистолет находился у вас. Один водитель заметил припаркованную у обочины машину примерно в трех милях от Гарфорт-хауса, и когда он остановился, чтобы спросить, не нужна ли помощь, молодая женщина прогнала его, пригрозив пистолетом.
Корделии живо вспомнился тот момент, когда свежесть и покой летней ночи были нарушены его омерзительным горячим дыханием.
– Этот человек был нетрезв. Его, наверное, остановила полиция, чтобы проверить на индикаторе, и тогда он наплел эти небылицы. Не знаю, чего он хотел добиться, но только он соврал. Повторяю еще раз, пистолет забрал у меня сэр Роналд.
– Боюсь, он будет настаивать на своих показаниях. Вас он еще не опознал, а вот вашу машину описал довольно точно. По его словам, он остановился, потому что решил, что у вас поломка и требуется помощь, а вы не поняли его и вынули оружие.
– Уверяю вас, я отлично поняла, чего он хотел. Но никаким пистолетом я ему не грозила.
– Что вы ему сказали?
– Убирайтесь, а то буду стрелять.
– Без пистолета это была бы пустая угроза.
– Естественно, но на него она подействовала.
– Так что же произошло на самом деле?
