святого Василия переходил к его правилам, изложенным в вопросах и ответах, и также истолковывал только те из них, в которых видел обличение против Косого, каковы правила о молитве, о посте, о причащении Святым Тайнам, о церквах и подобные. Тут крылошане остановили Зиновия и сказали: «Косой говорит, что 70 правил Василия Великого ложны, а не Василиевы, потому что они несогласны с Постническою книгою Василия». Зиновий, напротив, показал, что правила эти согласны с означенною книгою и принадлежат святому Василию Великому.
В одиннадцатом собеседовании (гл. 43–46) крылошане после первого своего замечания, будто Василий Великий и сам не принимал всех правил, которое тотчас же было опровергнуто Зиновием, все свои возражения направляли против епископов и против монастырей, ссылаясь постоянно на Постническую книгу Василия. Крылошане: «Правила суть человеческое предание, о котором говорит Василий Великий; их нет в Евангелии и Апостоле, а выдумали епископы». Зиновий: «Я уже объяснил прежде, что под человеческим преданием Василий разумел вовсе не церковные правила и что правила эти он собрал из книг Нового Завета и изложил в своей Постнической книге». Крылошане: «Василий порицает епископов за то, что они требуют от людей послушания, повелевают своею властию». Зиновий: «Василий порицает епископов кривоверных, отторгающих во след себя учеников и называющих себя учителями, а к православным епископам и их власти повелевает иметь послушание и покорность». Крылошане: «Василий говорит, что между епископами нет ни единомыслия, ни союза мира, ни кротости. Таковы русские игумены и епископы с митрополитом: нет между ними ни союза мира, ни кротости, ибо гонят нас и затворяют в тюрьмы, не дают нам учить истине по Евангелию, а утверждают свои человеческие предания... схватили Косого, и Вассиана, и Игнатия, и Порфирия, и еще прежде Артемия и отлучают их, не сохраняя любви». Зиновий: «Василий говорит о епископах кривоверных, а наши епископы и митрополиты правоверные, и, благодатию Божиею, право и единомысленно правят слово истины, и в духе кротости и с любовию принимают всех приходящих к Церкви и обращающихся от грехов с покаянием; но как пастыри Христовых овец стараются охранять их от волков и губителей, прогоняют волков камнями, стрелами и другим оружием и, когда бывает нужно, отсекают руку или ногу, творящие соблазн, да не заразится и не погибнет все тело церковное». Крылошане: «Епископы не принимают на покаяние так называемых ими еретиков и не удостаивают их причастия вопреки их же правил». Зиновий: «Епископы, напротив, поступают совершенно по правилам и принимают всех кающихся, но сначала испытывают, истинно ли их покаяние, и уже потом удостаивают их святого причастия, а некоторых, бывших отступников, удостаивают только под конец их жизни». Крылошане: «Косой говорит: монастыри – предание человеческое и уставы свои они составили по своей воле и обычаю; а Василий заповедует отступать от своих волей и обычаев и от предания человеческого». Зиновий: «Да сам Василий для кого же изложил в Постнической книге правила и устав, как не для монастырей и монахов? И все эти правила и устав изложены по Евангелию, а не суть предание человеческое». Крылошане: «Но монастыри преступают заповедь о нестяжании, имеют села, и хорошо о том писали князь-инок Вассиан и Максим Грек, который указывал им и пример нестяжательности в одном латинском монастыре». Зиновий: «Заповедь о нестяжательности, как и все другие, дана не одним инокам, а всем христианам, живущим как в монастырях, так и в городах и селах; зачем же Вассиан и Максим укоряют только монастыри в нарушении ее, а не монастырям делают всякую ослабу? Максим решился осудить русские монастыри как любостяжательные, а сам не возмог отказаться от трапезы великого князя, не избрал себе в пищу земные семена, вместо того чтобы питаться многоразличными яствами от великокняжеской трапезы; мних он и проповедник нестяжательности для русских монастырей, но сам был один из любостяжательных. Предложил он в укор русским монастырям латинский, монахи которого два раза каждую неделю обходят с мешками город, собирают брашно и питие и этим даянием и милостынею питаются; но и русские монастыри разве не подобною же милостынею питаются? Разность в том, что те монахи дважды каждую неделю обходят город и села для собирания милостыни, а наши только однажды в год исходят в свои деревни, пожалованные им в милостыню, чтобы собрать созревшие плоды, а потом весь год безмолвствуют в монастырях в посте и молитвах. И если бы Максим не в укорение писал нашим монастырям, он указал бы для примера им не латинский монастырь, а какой-либо из славных монастырей египетских, или афонских, или греческих, откуда мы и православие приняли... Добрый Максим укорил русские монастыри в стяжательности за то, что они принимают в милостыню деревни, а у меня выступают слезы от жалости сердца, когда я припоминаю виденных мною мнихов некоторых монастырей, осуждаемых ради деревень Максимом, какую грубую и скудную пищу вкушают они, в какой находятся бедности, какие переносят нужды и страдания... Да и Вассиан, когда жил в Симонове монастыре, не хотел вкушать с монахами ржаного хлеба, варенья из капусты и свеклы, каши и пива, какие монастырь имеет из своих деревень, но получал роскошные и разнообразные яствы и вина со стола великого князя, между тем как иноки мнимого стяжательного монастыря едят не то, чего хотят, а что им дадут, в пост же довольствуются и одним убогим брашном...» Крылошане: «Максим сильно побуждает хранить заповедь нестяжания, и Косой, последуя Максиму, говорит, что прельстились назвавшие преподобными Кирилла, Пафнутия, Никона и прочих, имевших села; по Максиму, они чужды спасения». Зиновий: «Максим писал в досаде и раздражении вследствие его заточения и не различал чистого от нечистого... Святые отцы Феодосий Печерский, Сергий, Кирилл и все прочие хотя имели села, но умели угодить Богу и быть великими подвижниками. Они принимали села как милостыню для содержания братии, для поддержания монастырских церквей и келий, но сохранили себя от стяжательности, победили свои страсти и уже прославлены Богом знамениями и чудесами». Заметим, что мы опустили в этом собеседовании некоторые мелкие вопросы крылошан с ответами на них Зиновия, а представленные ответы его изложили по возможности в сокращении.
В самом начале двенадцатого, и последнего, собеседования (гл. 47–56) крылошане сказали от имени Косого: «Ныне не должно писать книг, потому что Седьмой Собор под проклятием запретил прилагать после Седьмого Собора писания, а Иосиф Волоцкий написал свою книгу на еретиков после Седьмого Собора законопреступно – не следует ее читать». Зиновий отвечал: «Иосиф написал свою книгу на еретиков не от себя, а на основании писаний святых отцов. Косой укоряет эту книгу потому, что в ней, как в зеркале, обличается его ересь. Косой лжет на Седьмой Собор, который вовсе не запрещал писать после него книги, и они и писались после него, и доселе пишутся многими православными, но запретил только прилагать что-либо к Символу веры или писать новый Символ, как запрещали и предшествовавшие Вселенские Соборы». В это время присоединился к собеседникам один муж из города по имени Захария Щечкин, который, ходя по внешнему двору монастыря, увидел их и захотел послушать их беседы. Узнав, о чем у них речь, он выразил сильное порицание к лжеучению Косого и его последователей и полное сочувствие к Зиновию и начал предлагать последнему ряд своих недоумений и вопросов, к которым только изредка присоединяли свои вопросы крылошане. Захария: «Немцы свейские поносят нас, православных, за то, что мы кланяемся Богу на оба колена; они кланяются на одно и говорят, что так должно». Зиновий: «Должно кланяться на оба колена по примеру Господа (Мф. 15. 14) и апостола Павла» (Деян. 20. 36). Захария: «Поносят нас московские крылошане за то, что мы поем на литургии: „Поем Тя, благословим Тя...“; они велят петь и сами поют: „Поем Ти, благословим Тя...“ Зиновий: «Дерзающий изменять и колебать что-либо в священных песнях, завещанных апостолами и святыми отцами, недалек от анафемы. Надобно петь, как поет Церковь: „Поем Тя“, хотя в Священном Писании встречаются выражения – и петь Богу или Господу (Пс. 46. 7; 100. 1) и петь Бога или Господа (Пс. 21. 23; Деян. 16. 25); нужно везде выражаться так, как положено». Захария: «Трисвятую песнь одни поют: «Свят, свят, свят... славы Твоея», а другие: «Свят... славы Его». Как же должно петь?» Зиновий: «Этого вопроса я разрешить не в состоянии. Серафимы на небеси взывают: «Свят... славы Его» (Ис. 6. 3), и Златоуст в Маргарите приводит эту песнь так же. Думаю, что из Маргарита взял ее и Варлаам Лопухин с своими клевретами и начал первый петь в Сергиеве монастыре: «Исполнь небо и земля славы Его», и так теперь поют едва не повсюду. А прежде, от лет древних, при наших древних митрополитах, у нас все певали: «Славы Твоея».
