Послы

ней жениться и у него добрые отношения с обеими дамами, то почему же он «несвободен»?

«И впрямь, почему?» — соглашаясь, подумал про себя Стрезер.

— Может быть, он дочери не нравится, — отбился он.

— Тогда почему он так говорит с вами о них?

Вопрос сочувственно аукнулся в уме Стрезера, но он снова его парировал:

— Может быть, у него добрые отношения с матерью?

— В союзе против дочери?

— Но если она пытается уговорить дочь не отвергать предложение, — что больше может его к ней расположить? Не понимаю только, — выжал из себя Стрезер, — с чего бы дочери его отвергать?

— О, — сказала мисс Гостри. — Возможно, не все вокруг очарованы им так, как вы.

— То есть, вы хотите сказать, они не считают его «партией»? Неужели я так неловко выражаю свои мысли? — спросил он, не скрывая удивления. — Впрочем, — продолжал он, — его матушка ничего так не желает, как видеть его женатым — разумеется, если это будет ему во благо. Какая женитьба не во благо? А эти дамы, без сомнения, не прочь заполучить его, — он уже выстроил свою версию, — ради большего благосостояния, и любая девица — на ком бы он ни женился — будет заинтересована в том, чтобы он использовал свои возможности. Ей будет вряд ли с руки, если он их упустит.

— Бесспорно, — отозвалась мисс Гостри. — Вы рассуждаете лучше некуда! Но, разумеется, с другой стороны, есть еще добрый старый Вулет.

— О да, — раздумчиво сказал он, — есть еще добрый старый Вулет.

Она помедлила.

— Да, пожалуй, ей этого не проглотить. Она, возможно, сочтет, что это ей слишком дорого обойдется. И возможно, прикинет, стоит ли одно другого.

Стрезер, которому во время их совещаний не сиделось на месте, сделал по комнате еще один круг.

— Все зависит от того, что она собой представляет. Разумеется, сто раз проверенное умение ладить с добрым старым Вулетом, — а она, даю голову на отсечение, это превосходно умеет! — вот что с такой силой говорит за Мэмми.

— Мэмми?

От такого тона он остановился перед ней как вкопанный; однако, уразумев, что эта реплика выражает не колебания, но смутившее ее полное понимание, позволил себе напомнить:

— Надеюсь, вы не забыли, кто такая Мэмми!

— Нет, я не забыла, кто такая Мэмми, — улыбнулась мисс Гостри. — И у меня нет никаких сомнений, что в ее пользу можно очень многое сказать. Я целиком за Мэмми! — искренне заявила она.

Стрезер вновь прошелся по комнате.

— Она, знаете, и вправду на редкость мила; куда лучше любой из тех девиц, каких я пока здесь видел.

— Именно на это я, пожалуй, больше всего и рассчитываю. — И она на секунду — совсем в духе своего гостя — задумалась. — Мне положительно хочется заполучить ее в свои руки.

Ему эта мысль пришлась по душе, хотя в итоге он все-таки ее отверг:

— О, только не бросайтесь к ней с таким азартом! Мне вы больше нужны, и вы не смеете меня покидать.

Но она не хотела сдаваться.

— Если бы только они согласились прислать ее сюда: ведь я принесу ей огромную пользу.

— Если бы они знали вас, — сказал он, — они бы ее прислали.

— Как? Разве они не знают? После всего, что вы, насколько я вас поняла, им обо мне нарассказали?

Он снова на мгновение остановился перед ней и тут же снова принялся шагать.

— Они и пришлют — прежде чем, — как вы изволили выразиться? — я им о вас нарасскажу. — И тут же перешел на то, что ему казалось главным: — Сейчас он, видимо, сворачивает свою игру. Он ведь все время придерживал меня. Ждал, когда прибудут эти дамы.

— Ого, как вы научились видеть! — поджала губы мисс Гостри.

— Ну, до вас мне далеко. Или вам угодно делать вид, — продолжал он, — что вы не видите?..

— Не вижу? Чего? — требовательно спросила она, пока он переводил дыхание.

— Да того, что между ними много чего происходит — и завязалось это задолго до моего приезда.

Прошла минута, прежде чем она сказала:

— Кто же они… раз все это так серьезно?

— Может быть, серьезно, а может быть, курьезно. Но вот что очевидно — так это без сомнения. Только я о них ничего не знаю, — признался Стрезер. — Например, даже как их зовут, и, выслушав Крошку Билхема, к величайшему моему облегчению, не счел себя обязанным спросить.

— Ну, — рассмеялась она, — если вы думаете, что уже отделались!..

Ее смех мгновенно вверг его в мрачное расположение духа.

— Я вовсе так не думаю. Думаю лишь, что получил на пять минут передышку. Мне, хочешь не хочешь, придется в лучшем случае продолжать. — Они обменялись понимающими взглядами, и минуту спустя к нему вернулось добродушное настроение. — При всем том меня не интересует, как их зовут.

— Ни какой они национальности? Американки? Француженки? Англичанки? Польки?

— Вот уж что мне решительно все равно. Меня ни в малейшей мере не заботит, какой они национальности. — И тотчас добавил: — Дай Бог, польки. Вот было бы славно!

— Куда как славно! — Этот переход ее очень развеселил. — Как видите, вас это все же заботит!

Он отдал должное ее умению подловить противника.

— Да, пожалуй. Я был бы рад полькам. «Да, — подумал он про себя. — Этому можно было бы порадоваться».

— Будем надеяться, что они польки. — И она поспешила вернуться к основному вопросу. — Если дочь уже вошла в возраст, мать, естественно, из него вышла. Я имею в виду возраст любви и чистых привязанностей. Скажем, девице лет двадцать — вряд ли меньше, — стало быть, матери сорок. Следственно, мать можно скинуть со счетов. Она для него слишком стара.

— Вы так полагаете? — заинтересовался Стрезер, но, подумав, стал возражать: — Вы полагаете, кто-то может быть для него слишком стар? Иной и в восемьдесят все еще молод. Хотя, — продолжал он, — кто сказал, что девице двадцать? А если ей всего десять, но она так прелестна, что составляет для Чэда львиную долю притягательности этого знакомства. Или ей только пять, а матери не больше двадцати пяти — очаровательная молодая вдова.

Мисс Гостри отдала дань этой гипотезе:

— Так она вдова?

— Я ничего не знаю. — И они снова, невзирая на полную неясность, обменялись взглядами — взглядами, пожалуй, самыми длительными на протяжении всего разговора. Им, по-видимому, необходимо было объясниться. Впрочем, нечто похожее между ними и происходило. — Я лишь чувствую, как уже докладывал вам, — чувствую, что у него есть основания.

Воображение мисс Гостри мгновенно воспарило:

— Может быть, она вовсе и не вдова?

Стрезер, по всей очевидности, отнесся к такой возможности сдержанно. Тем не менее ее не отверг:

— Да, это объясняет, почему его привязанность к ней — коль скоро она существует — остается чистой.

— Но почему все-таки? — Мисс Гостри смотрела на него таким взглядом, словно не слышала его. — Да эта женщина свободна, и никто не ставит им никаких условий?

«Наивный вопрос», — подумал Стрезер.

— О, я, пожалуй, не совсем в том смысле употребил слово «чистая», — пояснил он. — Вы хотите сказать, что такая привязанность бывает чистой — во всех смыслах, достойных этого слова, — только если женщина не свободна. Ну а для нее какой она будет? — спросил он.

— Это уже другой вопрос. — И, не услышав ничего в ответ, продолжала: — Пожалуй, вы правы. Во