Самое большее, чем мог себя порадовать Стрезер, когда его юный друг собрался уходить, то, что в данный момент предъявленное им заключение не встретило возражений. Крошка Билхем, направляясь в гостиную, где продолжали музицировать, лишь добродушно тряхнул головой, словно попавший в воду терьер; Стрезер меж тем тешил себя мыслью — самой утешительной в последние дни, — что вправе верить в любой свой вымысел, лишь бы тот, пусть на время, поддерживал в нем энергию. Его буквально обуревали и сотрясали сиюминутные порывы: приступы иронии, всплески фантазии, а чаще всего инстинктивно схваченные штрихи — результат его цветших пышным цветом наблюдений, которые действовали на него сильнее аромата и нежных красок розы и в которые он мог погружаться до пресыщения. Именно из этого источника ему сейчас предоставился случай вкусить, когда он увидел, как разминулись в дверях Крошка Билхем и блистательная мисс Бэррес, входившая в комнату, из которой тот как раз удалялся. Она, видимо, о чем-то его спросила, на что Билхем ответил, кивнув в сторону покинутого им собеседника, к которому, задав на ходу очередной вопрос, поддержанный ее оптическим инструментом, забавным и старомодным, как все остальные ее украшения, и устремилась эта леди, более чем когда-либо напоминавшая нашему другу старинную французскую гравюру, минувшего века портрет, — устремилась с намерением поболтать о том о сем, встречая живейший отклик. Наш друг заранее знал, с чего она начнет, и приготовился, пока она приближалась, ее благожелательно выслушать. Ну конечно же им сейчас представился совершенно «бесподобный» случай, и только благодаря ее особому чутью на такие случаи она сумела — как, впрочем, умела всегда, — им воспользоваться. Чутье, и только чутье, подсказало ей, что настала пора оставить соседнюю комнату, пожертвовать музыкой, выйти из игры, покинуть, так сказать, сцену и урвать минуту за кулисами для Стрезера, чтобы тем самым, возможно, выступить в роли прорицательницы, вещающей из-за спины оракула по знаку коллеги авгура. Усевшись теперь рядом со Стрезером, где минуту назад сидел Крошка Билхем, она и впрямь была готова многое поведать нашему другу, начав сразу после его реплики, которая, как он надеялся, прозвучала не слишком глупо:
— Все вы, милые дамы, чрезвычайно добры ко мне.
Мисс Бэррес поиграла длинной ручкой своего окуляра, расширив себе область наблюдений; она мгновенно оценила свободу, которую давало отсутствие посторонних глаз и ушей.
— Как же может быть иначе? Но, кажется, это вам совсем не в радость? «Мы, милые дамы» — о, мы так милы, что, наверное, порядком вам надоели! Как одна из числа «милых дам», я, знаете, не скажу, что в восторге от нас! Однако мисс Гостри, по крайней мере, сегодня, как я погляжу, отпустила вас одного! — И она снова огляделась, словно Мария Гостри могла еще возникнуть.
— О да, — сказал Стрезер, — она ждет меня дома. — И затем, вызвав этим признанием у своей собеседницы язвительное «ой-ой-ой!», пояснил, что имел в виду: с нетерпением ждет его рассказа о вечере у Чэда. — Мы подумали, что ей лучше остаться дома. Так или этак, ей все равно хватает хлопот! — Он снова рассыпался в благодарностях милым дамам, предоставив им самим судить, нуждается ли он в их опеке в силу скромности или гордыни. — Мисс Гостри склонна считать, что я выплыву.
— Я тоже склонна считать — вы выплывете! — последовал мгновенный ответ. — Вопрос только — где? Впрочем, где бы вы ни выплыли, — добавила она, улыбаясь, — пусть это будет очень далеко от здешних мест. Отдадим милым дамам справедливость: мы все — полагаю, вы знаете, — она рассмеялась, — все от души желаем, чтобы это произошло как можно дальше отсюда. Да-да, — повторила она в своей быстрой забавной манере, — очень, очень далеко отсюда! — После чего пожелала узнать, почему они с мисс Гостри решили, что ей лучше остаться дома.
— Собственно говоря, она так решила, — ответил он. — Я как раз предпочел бы видеть ее здесь. Но она боится брать на себя обязательства.
— Разве это ей внове?
— Брать обязательства? Без сомнения, нет… без сомнения. Но в последнее время у нее сдали нервы.
Мисс Бэррес бросила на него быстрый взгляд.
— Она слишком многое поставила на карту. — И уже менее серьезным тоном: — Моя, к счастью, меня не подводит.
— К счастью и для меня, — отозвался Стрезер. — А вот в своих я далеко не уверен. Мое желание выполнять светские обязанности не столь велико, чтобы оценить по достоинству главный принцип этого вечера — «чем больше, тем веселее». Впрочем, если нам весело, то благодаря Чэду: он этот принцип понял.
— Великолепно понял, — подтвердила мисс Бэррес.
— Бесподобно! — предваряя ее, воскликнул Стрезер.
— Бесподобно! — откликнулась она с ним в унисон, но с особенным нажимом, и оба, посмотрев друг на друга, легко и беспечно рассмеялись. — Я целиком за этот принцип, — тут же добавила она. — Без него мы бы пропали. А принять его…
— Это же ясно, как дважды два! С момента, как он вынужден был что-то устроить…
— Толпа, — подхватила она, — была единственным решением! Ну конечно, конечно, — шум, гам, — рассмеялась она, — или ничего. Втиснуть миссис Покок или оттеснить — называйте как хотите, да так, чтобы ни рукой, ни ногой не пошевелить. Обеспечить ей блестящую изоляцию, — расшивала мисс Бэррес узорами захватывающую тему.
— Да, но только представив ей всех гостей, — сказал Стрезер — он желал соблюсти справедливость.
— Бесподобно! Каждого! И чтобы у нее голова пошла кругом. Затиснуть, замуровать, похоронить заживо.
Стрезер мысленно представил себе эту картину, и она вызвала у него глубокий вздох.
— О, она очень живуча! Так просто вы ее не прикончите!
Его собеседница помолчала — кажется, испытывая жалость к своей жертве.
— Конечно нет. Я и не берусь так сразу с ней покончить. Разве только на нынешний вечер. — Она замолчала, словно угрызаемая совестью. — Да и замурована она не выше подбородка. Вполне может дышать.
— Вполне может дышать, — отозвался ей в тон Стрезер. — А знаете, — продолжал он, — что со мной происходит? Сквозь волшебную музыку, сквозь гул веселых голосов, короче, сквозь шум празднества и удовольствие от меткости вашего остроумия я все время слышу дыхание миссис Покок. Только его и слышу.
Мисс Бэррес уставилась на него, звеня своими цепочками.
— Ну знаете!.. — снисходительно проворковала она.
— Что «ну знаете»?
— Но мы же оставили ей на свободе голову, — заявила мисс Бэррес. — Этого с нее достаточно.
— Этого мне было бы достаточно, — с грустью рассмеялся Стрезер. — Скажите, правда, что Уэймарш привозил ее к вам? — вдруг спросил он.
— Правда. Только все получилось на редкость неудачно. Я ничего не смогла для вас сделать. Хотя очень старалась.
— Каким образом? — полюбопытствовал Стрезер.
— Не сказала о вас и слова.
— Вы поступили лучше некуда.
— Да? Интересно, как было бы хуже некуда? Ведь говори я или молчи, я и так и так любого «компрометирую», — чуть растягивая слова, проговорила она, — а вас в особенности.
— Что только показывает, причина не в вас, а во мне, — великодушно заверил он ее. — Тут целиком моя вина.
— Вовсе не ваша, а мистера Уэймарша, — сказала она, помолчав. — Он виноват уж тем, что привел ее.
— Зачем же он ее привел? — добродушно спросил Стрезер.
— Не мог иначе.
— Да-да, вы же трофей — часть завоеванной добычи! Но почему в таком случае, если вы «компрометируете»?..
— А разве его я не компрометирую? Я и его компрометирую, — улыбнулась мисс Бэррес. —
