православным трех церквей в Бельске, но униаты, ссылаясь на этот договор, тогда же насильственно отняли у православных отданные им церкви и потом в 1644 г. подвергли поруганию православного священника Николаевской церкви отца Никодима вместе с святынею. А недавно, именно 13 марта 1645 г., протопоп Лукиан Боговольский и униатские священники, основываясь на том же договоре, напали с своими сообщниками на церковь святого Николая, отбили у нее замки, изранили ее настоятеля иеромонаха Гедеона и принуждали православных бельских мещан к унии побоями, мучениями, тюремным заключением, отнимали у них имущество, изгоняли их из города с женами и детьми, не исключая даже больных. Спустя месяц бельский староста маршалок Адам Казановский по приказанию короля писал (13 апреля) своему подстаросте, чтобы он немедленно возвратил православным отнятую у них Николаевскую церковь, хотя бы то пришлось сделать в самый день Пасхи, и чтобы православные возвратились все в свои домы и не терпели никаких насилий ни от Владимирского епископа, ни от бельского протопопа и ни от кого-либо другого.
Еще несноснее было положение православных в Холмской епархии. Там униатским епископом был с 1630 г. Мефодий Терлецкий, человек ученый, получивший образование в Венском университете, но злой фанатик вроде Иоасафа Кунцевича. Когда королевские комиссары прибыли в Холм и объявили собравшимся жителям города в присутствии самого епископа, чтобы униаты отделились от неунитов и стали особо, то православные оказались в большинстве. Несмотря на это, Мефодий не соглашался уступить им ни одной церкви в Холме, и когда комиссары заняли силою церковь Успенскую в предместии города и передали ее православным, то епископ поспешил туда с толпою своих священников, шляхты и народа и отнял церковь у неунитов, резко порицая комиссаров. Православные решились соорудить себе новую церковь на купленной ими площади, свезли строительные материалы и приступили к работе: епископ велел забрать весь этот материал к своей соборной церкви, а площадь отдал на странноприимный дом. Православные, естественно, оказали сопротивление, добивались воротить себе отнятое: Мефодий обвинил их как бунтовщиков и своими судебными преследованиями довел до того, что несчастные принуждены были покориться ему и клятвенно отречься от схизмы за себя и за своих потомков. То же повторилось и в других городах и местечках: Красноставе, Парчове, Острове, Тышове, Грубешове, Сокале, Люблине, Буске. Везде комиссары только силою могли отбирать от униатов некоторые церкви и передавали неунитам, и везде епископ также силою отнимал эти церкви у православных. И как только последние, выведенные из терпения, восставали, чтобы возвратить себе отнятое, он преследовал их судом как возмутителей, а суды подвергали их самым тяжким приговорам: одних присуждали к обезглавлению, других – к сечению розгами у позорного столба, третьих – к отсечению рук, к конфискации имуществ и подобное. Несчастные ввиду таких приговоров невольно смирялись, просили прощения у епископа, а он требовал от них отречения от православия и клятвенного обязательства быть униатами и прощал. В Белзе комиссары нашли в 1636 г. только пятнадцать униатов, тогда как православных увидели необозримое множество, и потому присудили последним три церкви: Пятницкую, Николаевскую и Свято-Духовскую, которые и передали под юрисдикцию Луцкого православного епископа Афанасия Пузины; униатам же оставили две церкви: Троицкую и святого Климента. Король, утверждая это решение, прибавил униатам еще третью церковь – Спасскую. Но епископ Терлецкий был недоволен этим и до самой своей смерти вел тяжбу с православными Белза, стараясь отнять у них данные им церкви.
Здесь же скажем еще об одной епархии, находившейся во власти униатов временно, именно о Смоленской и Черниговской. Известно, что по договору 1618 г., заключенному в деревне Деулине близ Троицко-Сергиевой лавры, русские принуждены были уступить Польше Смоленск, Дорогобуж, Рославль, Чернигов, Стародуб, Новгород Северский, Трубчевск и другие города с посадскими людьми и с уездными пашенными крестьянами, кроме гостей и торговых людей, которым отдавалось на волю, кто в которую сторону захочет, а духовенство, воевод, приказных и служилых людей Польша обязывалась выпустить из тех городов в Московское государство со всем их имением. Наместо православного духовенства, которое должно было удалиться, польское правительство прислало сюда духовенство униатское; православные монастыри отданы были настоятелям-униатам; в некоторых городах появились даже латинские монахи – доминикане и иезуиты. Около 1625 г. учреждена здесь униатская архиепископия под названием Смоленской и Черниговской и первым архиепископом в нее назначен архимандрит виленского Троицкого монастыря Лев Кревза, известный своею ученостию и ярою приверженностию к унии. При нем положение православных в епархии было невыносимое, потому что он не позволял им иметь нигде ни одной церкви. Для противодействия ему, разумеется тайного, и для подавания этим православным духовной помощи митрополит Иов Борецкий и переименовал, как мы видели, Перемышльского епископа Исаию Копинского в архиепископа Смоленского и Черниговского. И он, проживая обыкновенно в своих заднепровских монастырях, удобно мог ставить священников и совершать другие святительские действия для православных, живших от него неподалеку, в Северском и Смоленском крае. Вторым униатским архиепископом Смоленским и Черниговским был Андрей Квашнин-Золотой, заслуживший имя «гонителя» православных. До взятия Смоленска поляками в 1613 г. он сам был православным, считался учеником тамошнего православного святителя Сергия и пользовался его особенною любовию. Но когда Смоленск перешел под власть Польши и Сергия не стало, Квашнин-Золотой принял унию и в 1640 г., получая королевскую привилегию на архиепископию, «дал присягу, что ему учинить в Смоленску, и в Дорогобуже, и в Чернигове, и в Стародубе всех людей благочестивыя христианския веры в унии, а старую веру греческаго благочестия искоренить без остатку». Он, так же как и его предместник, не позволял православным иметь ни одной церкви, и, когда некоторые православные дворяне решились построить себе церковь на собственном грунте, архиепископ сжег ее, а самих строителей преследовал судебным порядком. И подобное продолжалось до тех пор, пока Смоленск и прочие города уже во 2-й половине XVII в. не присоединились снова к Московской державе.
Таким образом, униатское духовенство оставалось вполне верным той протестации, какую заявило на сейме 1635 г. Оно добровольно не уступало и не дозволяло православным ни одной церкви; оно силою отстаивало за собою те церкви, которые отдавали им королевские комиссары; оно не отнимало этих церквей назад только там, где не в силах было отнять. Частные жалобы на все такие нарушения сеймовой конституции, раздававшиеся повсюду, мало приносили пользы: местные суды большею частию поддерживали сторону униатов. Оставалось ходатайствовать на сеймах и пред королем: православные так и поступали. Волынское дворянство в каждой своей инструкции послам, отправлявшимся на сеймы (1638– 1646), повторяло наказ стараться прежде всего о том, чтобы сеймовая конституция 1635 г., утвердившая права православных, дарованная королем Владиславом при его избрании и коронации, была выполняема с точностию; чтобы протестация униатов, заявленная на том же сейме, была уничтожена; чтобы притеснения православным со стороны униатского духовенства, особенно в епархиях Владимирской, Перемышльской, Холмской, были прекращены и православным отданы были церкви в Люблине, Красноставе, Сокале, Бельске и других местах, назначенные комиссарами. С такими же ходатайствами ездило на сеймы и православное духовенство, начиная с самого митрополита. Чего стоили эти поездки и эти ходатайства, можно видеть из письма Могилы к членам Минского братства в 1640 г. Здесь он говорил, между прочим: «Ввиду новых гонений на православную Церковь я приготовился ехать на сейм и готов отдать последнее мое здоровье на услугу вам, если вы меня поддержите. Не безызвестно вам, сколько потрудился я на прежних сеймах для нужд Церкви и как издержался: все сокровища моих предков, господарей, на то пошли и у меня не осталось ничего из золота, и серебра, и драгоценностей отцовских, а монастырские имения все истощены и опустошены во время недавних войн и набегов татарских. Прошу вас сделать складчину и прислать мне помощь в Варшаву; без поддержки от вас я, показавшись в Варшаве, тотчас должен был бы воротиться назад, ничего не достигнув. Обещаю вам приложить всякое старание и докучать послам, чтобы они исходатайствовали всем нам успокоение». И если не теперь, то на сейме 1641 г. усилия православных действительно увенчались немаловажным успехом. Приняв во внимание, с одной стороны, что для не состоящих в унии свобода богослужения утверждена «Статьями», данными королем при его избрании, и теми же «Статьями» и королевскими комиссарами назначены и указаны как униатам, так и неунитам епископства, братства, церкви, а с другой стороны, что эта свобода богослужения нарушена отнятием церквей у православных униатами и спокойствие между ними вновь нарушено начавшимися тяжбами, сейм 1641 г. постановил: во-первых, все судные дела, вновь начавшиеся между униатами и неунитами, духовными и светскими, равно и состоявшиеся уже судебные определения по тем делам, штрафы и секвестры имеют быть рассмотрены на следующем сейме и по расследовании подвергнуться
