царское обещание к преподобному чудотворцу Макарию и воздать ему такую же честь, как и прочим преподобным отцам. Судя по приведенным словам патриарха, причтение преподобного Макария Унженского к лику святых совершилось тогда Собором, а с тем вместе, конечно, установлен в честь его и праздник 25 июля. Спустя год послана была такая же комиссия в Чухломской Городецкий монастырь (ныне Костромской епархии) для расследования чудес, совершавшихся при гробе основателя того монастыря, преподобного Авраамия Галицкого (†1375). Членами комиссии были архимандрит Корнилий из Крестовоздвиженского монастыря да игумен костромского Богоявленского монастыря Макарий с товарищами. Они производили расследование по росписи, поданной им настоятелем и братнею обители, лично расспрашивали получивших исцеления и свидетелей, при том бывших, и других людей и письменный акт своего свидетельствования и обыска за подписом и судейских людей отправили в Разрядную канцелярию к царю и патриарху. На основании этого акта, засвидетельствовавшего достоверность чудесных исцелений у гроба преподобного Авраамия Чухломского и Галицкого, он (в 1621 г.) причтен, без сомнения, Собором к лику святых, и ему положено праздновать в день его кончины, 20 июля, и совершать службу по церковному чиноположению.
В 1625 г., 25 февраля прибыл в Москву, а 11 марта представлялся царю Михаилу Феодоровичу и отцу его патриарху Филарету посол от персидского шаха Аббаса грузинец Урусамбек и правил им обоим от шаха поклон. А после поклона поднес патриарху золотой ковчег, украшенный драгоценными камнями, и сказал: «Государь мой Аббас шах прислал к тебе, великому государю, золотой ковчег, а в нем великого и славного Христа срачица». О намерении шаха прислать этот подарок известно было в Москве еще прежде от русских послов, находившихся в Персии, Коробьина и Кувшинова, которым тогда же поручено было собрать о ризе Господней подробные сведения, но послы при всех стараниях могли узнать только, что шах достал ее из Грузии, что в Грузии ее чествовали и от нее совершалось много чудес, а подлинно ли она риза Господня и какова она, об этом никто ничего не мог сказать. Патриарх принял от шахова посла золотой ковчег и в тот же день осматривал его на своем святительском дворе с Киприаном, митрополитом Сарским и Подонским, с Нектарием, архиепископом Вологодским, греком, проживавшим в Москве, с архимандритами, игуменами и протопопами. И при осмотре оказалась в ковчеге «часть некая полотняная, кабы красновата, походила на мели или будет от давних лет лице изменила, а ткана во льну». При этом патриарха смутило то, что в ковчеге «под ризою писаны были Страсти Спасовы латинским письмом, а латиняне – еретики». Через неделю (18 марта) патриарх сказал царю: «Святыня, что называют Христовою срачицею, прислана от иноверного царя, истинного свидетельства о ней нет, а неверных слово без испытания во свидетельство не приемлется. Надобно петь молебны, носить святыню ту к болящим, возлагать на них и молить Бога, чтобы Он Сам открыл о ней истину». Положено было во всей Москве поститься целую неделю, во всех церквах и монастырях совершать молебствия, носить ризу Господню к больным и возлагать на них. И не прошло еще недели, как от этой святыни начали совершаться многие чудесные исцеления. Царь и патриарх поручили Киприану, митрополиту Крутицкому, с двумя архимандритами и двумя игуменами произвесть надлежащее расследование и, получив удостоверение, что чудеса действительно совершились, приговорили быть в царских палатах Собору 26 марта. На Соборе торжественно объявлено было царскому синклиту и всему народу о чудесах от ризы Господней и определено было поставить ковчег с нею в Успенском соборе и учредить в честь ее празднование 27 марта, а составление службы на этот праздник поручить митрополиту Сарскому Киприану. Когда служба была составлена и напечатана, царь и патриарх разослали (в генваре 1626 г.) свои грамоты по всему государству с подробною росписью чудес, совершившихся от ризы Господней, и с службою ей и приказывали прочитать те грамоты по всем церквам всенародно и затем петь благодарственные молебны со звоном, а впредь ежегодно совершать празднование ризе Господней 27 марта по новосоставленной в честь ее службе. Отпуская персидских послов – а они выехали из Москвы 26 мая 1625 г., – патриарх отправил с ними к шаху Аббасу послание, в котором благодарил его за присланную в дар святыню – ризу Господню, убеждал шаха принять правую христианскую веру и предостерегал его от латинского ксендза, которого, как слышно было в Москве, шах пригласил в свою страну.
Установляя новые праздники для всей Русской Церкви, издавая для нее богослужебные книги, и в том числе церковный Устав, определявший чин и порядок церковных служб на все праздники, где бы они ни совершались, патриарх Филарет в третье лето своего святительства (1622) приказал составить, в частности, «Сказание действенных чинов св. соборныя церкви Успения Пресв. Богородицы, матере церквам царствующаго града Москвы и всея Великия Русии». Это особенный Устав собственно для Москвы на те церковные праздники и торжества, которые совершались в ней большею частию при участии самого патриарха и царя. К числу таких праздников кроме некоторых важнейших общехристианских относились храмовые праздники главных московских церквей и монастырей, праздники в честь Московских святителей и других угодников, московские крестные ходы и подобное. Всех этого рода праздников показано Уставом: в сентябре восемь, в октябре пять, в ноябре семь, в декабре пять, в генваре только один, в феврале, марте и мае по пяти, в июне четыре, в июле семь и в августе девять, только в апреле не показано ни одного. Замечания Устава о каждом из праздников неодинаковы: иногда он кратко говорит, в какой церкви бывали патриарх и царь в день праздника на вечерне, утрени и литургии, совершал ли богослужение сам патриарх или только присутствовал на нем, или также кратко упоминает, откуда и куда совершался крестный ход, но иногда довольно подробно определяет, как происходило патриаршее священнослужение, как происходили крестные ходы, как встречал патриарх царя, что говорил ему и пр. Нельзя сомневаться, что Филарет Никитич не сам установил все те чины и порядки, какие описаны в настоящем Уставе, что они существовали или постепенно вводились еще при прежних патриархах, как видно и из самого Устава. Но патриарх Филарет приказал изложить эти чины в письмени, пересмотрел их, отчасти изменил и положил в Успенском соборе для постоянного руководства.
Значение Московского патриарха в лице Филарета Никитича достигло такой степени, какой оно не достигало никогда, ни прежде, ни после. Он был не только патриархом, но и «великим государем» не по одному имени, а в действительности. Он соцарствовал своему сыну и вместе с ним правил Московским государством. Подданные писали и подавали свои челобитные не одному царю, но вместе и великому государю святейшему патриарху, бояре делали свои доклады о государственных делах пред царем и патриархом, многие указы издавал царь, многие грамоты жаловал не от своего только имени, но и от имени своего отца, великого государя и патриарха. Иностранные послы представлялись царю и патриарху вместе в царских палатах, а если патриарх почему-либо там не присутствовал, то представлялись ему особо в патриарших палатах с теми же самыми церемониями, как прежде представлялись царю. Из переписки, какую вели царь и патриарх, когда один из них отлучался из Москвы на богомолье, видно, что они извещали тогда друг друга о текущих государственных делах и спрашивали друг у друга совета, что царь охотно принимал советы своего отца и иногда отдавал на его волю поступить, как признает нужным, и патриарх действительно распоряжался иногда по своему личному усмотрению без указаний от царя.
Простирая свою власть на все Московское государство как соправитель царя и великий государь, Филарет Никитич имел еще у себя особую, весьма обширную область в том же государстве, которою и ведал почти без всяких ограничений как патриарх или, точнее, как главный епархиальный архиерей. Мы уже знаем, что патриаршею епархиею сделалась та самая, какою прежде правили Московские митрополиты, и что еще при митрополитах она была очень велика и очень разбросана. Но доселе мы не в состоянии были точно обозначить все места, которые она обнимала, и составить хотя приблизительно понятие о ее размерах. Теперь мы имеем к тому возможность. В 1625 г., мая 20-го царь Михаил Федорович по совету и по прошению своего отца пожаловал ему свою грамоту на его патриаршую область, и в грамоте прежде всего перечислил самые места, входившие в состав этой области. Во дни патриарха Филарета она заключала в себе более сорока городов с их пригородами и уездами и несколько еще особых десятин, а города те находились в шестнадцати нынешних губерниях, или епархиях, и именно: в Московской – Москва, Дмитров, Звенигород, Серпухов, Можайск, Руза, Волоколамск; Владимирской – Владимир, Переславль Залесский, Юрьев Польский, Гороховец; Костромской – Кострома, Плес, Юрьевец Повольский, Кинешма, Лух, Галич; Нижегородской – Нижний Новгород, Балахна, Арзамас; Калужской – Боровск, Мосальск; Орловской – Брянск, Севск, Карачев; Курской – Курск, Белгород, Рыльск, Путивль, Оскол; Воронежской – Валуйки; Тамбовской – Темников; Симбирской – Алатырь, Курмыш; Тверской – Ржев; Псковской – Торопец; Новгородской – Белозерск; Казанской – Ядрин; Вятской – Вятка; Архангельской – Пинега, Кевроль, Мезень и пр. Во всей этой обширной церковной области патриарху Филарету по означенной грамоте его сына были подчинены не только все монастыри и церкви, соборные, ружные и приходские, все монашествующие в монастырях,
