аккредитацию, а потом я договорился о встрече с моим адвокатом – его фирма специализируется на делах о врачебных ошибках. Мне нужно каким-то образом приостановить или отменить действие акта о твоем принудительном лечении. Как Алек?
– Сидит перед широкоэкранным цифровым телевизором, смотрит канал «Скай» и ест мороженое с карамелью, которое я нашла в морозильнике. В дождливое утро пятницы для маленького мальчика нет занятия лучше.
Оливер рассмеялся:
– А ты?
– Я… все время думаю, но все выглядит как-то запутанно и трудно.
– Я вернусь в середине дня, ближе к вечеру.
Мимо прогрохотал встречный поезд, и несколько секунд он не слышал, что говорит Вера. Когда ее голос стал отчетливым, его поезд как раз въехал в туннель, и связь прервалась. Когда они выехали из туннеля, он снова позвонил ей.
– Извини. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально… Вот только, кажется, переела на завтрак.
Оливер улыбнулся:
– Действие наркотика не возобновляется?
– Иногда странные вспышки – и как будто пол уходит из-под ног. Больше ничего.
Как приятно слушать ее голос – нормальные интонации, хотя она явно испугана. Ничего! Вера сильная, она справится.
– Что тебе привезти?
– Ничего, – ответила Вера. – Только себя. Я люблю тебя, Оливер.
– Я тоже тебя люблю.
– Я правда люблю тебя, – сказала она. – Очень сильно. – Трубка замолчала. Сначала Оливер решил, что снова прервалась связь, но потом понял, что Вера плачет.
– Вера, все будет хорошо. Обещаю.
В десять минут второго Оливер и Джулиан Блейк-Уитни сидели в тесной кабинке переполненного бара в окрестностях Ченсери-Лейн. Они давно не виделись – около двух лет; Оливер заметил, что адвокат изрядно поправился и облысел, а на лице выступили синие прожилки, он с трудом дышал. Джулиан был в тесном сером костюме в полоску, дорогой рубашке с Джермин-стрит со стоячим воротником и темном шелковом галстуке. Блейк-Уитни был похож на ученого; впечатление усиливали очки-половинки и уверенный, властный голос.
Оливеру, в простой рубашке поло, показалось, что он не одет.
– Прими мои соболезнования, – сказал Блейк-Уитни. – Я слышал о твоем брате.
– Да. Тяжелый удар. – Оливер сглотнул подступивший к горлу комок. Оказалось, что ему трудно отвечать на слова сочувствия по поводу гибели Харви.
– У полиции есть зацепки? Кто мог это сделать?
– Я каждый день разговариваю со следователем. Пока у них нет ни одной более-менее прочной версии.
– А тот, второй – они с твоим братом были как-то связаны?
– Второй убитый вращался совсем в других кругах общества. Так сказать, представитель дна. Вроде бы частный сыщик. Раньше служил вышибалой в ночном клубе, а чем он занимался в последнее время – неизвестно. Его вдова была не в курсе дел мужа.
– Возможно, наркотики. – Адвокат сочувственно нахмурился. – Как бы там ни было, Оливер, ты выглядишь неплохо – ничуть не переменился. – Он похлопал себя по животу. – А вот мне бы не мешало сбросить несколько килограммов. – Блейк-Уитни схватил меню, подозвал официантку и заказал обед: чесночный хлеб и лазанью для себя, салат «Ницца» для Оливера и бутылку кларета местного производства. Потом он посмотрел на часы. – Ровно в два мне нужно снова быть в суде, так что рассказывай, в чем дело.
Оливер поведал ему о том, что произошло в последние две недели, остановившись особенно подробно на событиях вчерашней ночи. Когда рассказ подходил к концу, им принесли еду.
– Ясно, – кивнул Блейк-Уитни. – Хорошо, что ты попросил медсестру подписать пробирку. Анализ крови уже готов?
Оливер покачал головой:
– Он будет готов не раньше вечера понедельника – и это еще в лучшем случае.
Адвокат отломил кусочек чесночного хлеба и предложил остальное Оливеру, который поднял руку, вежливо отказываясь от угощения.
Деловито работая челюстями, Блейк-Уитни сказал:
– Что ж, поскольку сейчас пятница, мы не будем давать делу хода до понедельника, самое раннее. Необходимо, чтобы миссис Рансом осмотрел хотя бы один независимый психиатр. Думаю, наиболее вероятный срок – вторник или даже среда; однако уйдет минимум неделя на то, чтобы получить согласие администрации больницы, и еще две недели на то, чтобы созвать комиссию по пересмотру Акта о принудительном лечении.
– А побыстрее никак нельзя?
– К сожалению, человека гораздо легче направить на принудлечение, чем пересмотреть дело. Акт о психическом состоянии защищает общество от психически больных.
– Общество нужно защитить от ее проклятого муженька, – сказал Оливер.
– Что ж, его ждут крупные неприятности, если в ее крови найдут то, что, по-твоему, там присутствует.
– Что нам делать до следующей недели?
– Как твой адвокат, я обязан посоветовать тебе вернуть миссис Рансом в лечебницу «Роща».
– Ни в коем случае, Джулиан. Я смогу вернуть ее в больницу, только если ты добьешься судебного запрета для ее мужа до начала слушаний приближаться к ней на расстояние меньше километра.
Бросив беспокойный взгляд на часы, юрист кивнул.
– Я дал тебе совет как твой адвокат, – сказал он.
– А теперь посоветуй что-нибудь как мой друг.
– Ты уверен, что никому не известно местонахождение дамы – кроме твоего приятеля, в чьем доме она сейчас живет?
– Разумеется.
– Тогда возвращайся в Глостершир и постарайся никому не попадаться на глаза. Дай мне номер твоего телефона. Мы поговорим в понедельник.
– Я готов тебя обнять.
– Лучше обними Веру. Терпеть не могу, когда мужчины обнимаются. Не забудь проинформировать меня о результатах анализа. Объятия меня смущают. – Адвокат допил вино и улыбнулся. – Не обижайся, ничего личного.
102
– Оливер, там была серая машина.
Веру трясло; даже по телефону Оливер чувствовал ее страх. Поскольку в купе с ним находились двое соседей, он вышел в коридор. Дождь лил как из ведра; вокруг расстилался типичный беркширский пейзаж.
– Через час буду в Суиндоне. К половине пятого вернусь домой.
– Она подъехала по дорожке.
– Что за машина?
– Седан… точно не знаю… может быть, «воксхолл».
