– Это не сцена, – прошипела она. Он потерся носом о ее нос.
– Идеальное расстояние.
– Прекрати. – Она начала извиваться в его руках, стараясь высвободиться.
Шрив вздохнул.
– Я отпущу тебя, если ты пообещаешь не царапать мне лицо. Грим поверх царапин ложится очень плохо. И с ним столько хлопот.
Она надула губы.
Он крепче сжал ее руки, подняв голову так, чтобы его лицо оказалось выше.
– И не плюйся! У тебя это никогда не получалось. К тому же ты находишься так близко от меня, что попадешь и в себя тоже.
– Чтоб черти утащили тебя в ад!
Его красивые губы скривились в язвительной усмешке.
– Очень хорошо. Прекрасная интонация. Очаровательное крещендо. Начато достаточно низким тоном, чтобы не сорваться на крик в конце.
Миранда перестала вырываться и замерла.
Медленно, осторожно он отпустил ее руки.
Миранда неловко поднялась, зацепившись ногой за подол своей юбки, и с трудом выпрямилась. От гнева и унижения она была бледна как снег. Никогда еще в своей жизни она не испытывала к нему такой ненависти, как в этот момент. Почти четырнадцать лет он руководил ее жизнью. Он контролировал в ее жизни все: от сна до пробуждения, от появления на публике до самых интимных моментов.
Он научил ее дышать, двигаться. Он поработал над ее необразованной речью и произношением.
Он взял девочку Миранду и сделал ее своим творением, актрисой – «Таинственной и очаровательной Мирандой». Девочка, которая играла на холме с Братом Белого Волка, ушла в прошлое. Ни жеста, ни интонации, ни вздоха не осталось от той Миранды – только то, чему Шрив научил ее. Даже ради спасения своей души она не могла перестать играть. Все чувства, которые он разбудил в ее теле, существовали, чтобы доставлять ему удовольствие.
А теперь он смеялся ней как над последней дурочкой.
Внезапно она увидела себя такой, какой, должно быть, видел ее он. Она была его вещью, без собственных чувств, без собственной воли.
Его насмешка была для нее как удар ножом в живот. Он терзал и колол ее до тех пор, пока ей не стало казаться, что она умирает. Собрав всю силу воли, на какую она только была способна, Миранда придала лицу спокойное выражение.
– Мне надо пойти и приготовиться к вечернему спектаклю.
– Миранда, – услышала она его голос, когда уже взялась за ручку двери. – Не принимай все так близко к сердцу. Забудь об этом.
Не подав виду, что услышала его слова, она открыла дверь.
– Миранда! Больше не беспокой свою сестру и мать. Ты решила жить своей собственной жизнью. Не пытайся…
Дверь с грохотом захлопнулась за ней.
– Миссис Уилкокс, я передумала. Если еще не поздно, я хотела бы пойти сегодня в театр.
Директриса улыбнулась Рейчел. С большей фамильярностью, чем было в ее правилах, она положила руку на плечо девушки.
– Дорогая моя, я искренне верю, что ты сделала разумный выбор. Твой первоначальный отказ пойти в театр из-за того, что твой отец не одобряет этого, делает тебе честь. Честно сказать, я не знаю ни одной девушки, которая добровольно отказалась бы от такой возможности.
– Да, мэм.
– Но я считаю, что в этом вопросе ты можешь положиться на меня. Твой отец, как многие благонравные люди, понимает, что театр часто является средоточием низких нравов. Поэтому выбор пьесы должен быть очень тщательным. Многие считают, что развлечение и образование не стоят того времени, которое затрачивается на них. Я уверена, что твой отец именно так и думает. – Она с надеждой посмотрела в лицо Рейчел.
– Думаю, вы правы.
– Места еще свободны. А подруга твоей матери, Миранда, заботилась лишь о твоих интересах. Такая замечательная возможность для тебя посмотреть «Макбета»!
– Да.
– В любом случае, чтобы поступить абсолютно правильно и снять с тебя всякую вину, я написала письмо твоему отцу, объяснив ему, что именно я настояла на том, чтобы ты пошла на этот спектакль. Для повышения твоего культурного уровня.
Рейчел похолодела.
– Вы написали моему отцу? О, миссис Уилкокс, не думаю, что это была хорошая идея.
– Глупости, моя дорогая. Ты сможешь пойти в театр со спокойной совестью. Бессмертные строки Шекспира потекут к тебе…
