– Я знаю. Но ты актриса. Актеры и актрисы не живут как все прочие люди. Они живут в вымышленном мире, в мире героических поступков и счастливых финалов, радостных встреч и триумфальных побед. В мире длинных фраз и искусственных речей.
– В мире многочасовых репетиций и тяжелой работы, грубой публики и скверных театральных менеджеров, – сердито прервала она его.
– Это верно, но в конце концов все благополучно завершается. Пропавшие дети находятся и возвращаются к своим любящим родителям. Бывшие любовники встречаются через двадцать лет. В жизни все не так. Родители, дети, любовники продолжают жить каждый своей жизнью. Они становятся другими. Давай, расскажи мне. Чего ты ждала от своей сестры?
Миранда медлила. Она обиженно поджала губы, но сейчас они начали дрожать.
– Я предполагала, что она может не поверить мне. Я думала, что мне трудно будет убедить ее в том, кто я такая.
– Но это не вызвало никаких затруднений, верно?
– Да. Она узнала меня.
– Надо быть полоумной, чтобы не узнать тебя. Я уверен, что она видела твои портреты. Ты почти не изменилась. А твоя мать наверняка устроила дома алтарь в память о своей дорогой умершей дочери. И что она сделала после того, как узнала тебя?
Его слова болью отозвались в ее сердце, усилив ее отчаяние.
– Она повела себя так, будто она н-ненавидит меня. Ты бы видел ее. Она обвиняла меня в ужасных поступках. Говорила, что я покинула ее и маму.
– Разве нет? Разве твой побег не означал, что ты их покинула? Ты ни разу не поинтересовалась, что с ними стало. Твоя мать, вероятно, пережила страшные дни, не зная, жива ты или умерла. И всегда надеялась. Плакала в твой день рождения, плакала в канун Рождества. Плакала…
Миранда сжала кулаки.
– Перестань!
– А счастливый конец? – серьезно спросил Шрив. – Он все-таки был?
– Нет. Она сказала, что больше никогда не хочет меня видеть. Моя родная сестра. Когда она была малышкой, я так любила ее. Она обнимала и целовала меня. – Миранда боролась со слезами. – Я не буду плакать. Правда.
Шрив посмотрел на ее склоненную голову.
– Забудь об этом как можно скорее. Мы должны подумать, что нам теперь делать.
– Почему мы?
– Потому что у нас может возникнуть большая проблема. Как нам теперь спрятать этот котел с гнилой рыбой?
Миранда быстро справилась со слезами и сделала несколько глубоких вдохов – свое привычное упражнение, которому научил ее Шрив, чтобы избавиться от страха перед сценой. Она промакнула глаза влажным от слез платком.
– Я не хочу ничего прятать.
– Как же!
Она повернулась к нему, гордо вскинув голову. (Беатриче из «Много шума из ничего»).
– Я говорю серьезно.
Он посмотрел на нее, его презрение отразилось в усмешке, появившейся у него на губах.
– Миранда, ты же хочешь, чтобы она держала в секрете твой непрошенный визит к ней.
– Как ты можешь такое говорить? Я надеялась, что мы станем друзьями. – Она наклонилась вперед и протянула руки, как умоляющая Изабелла.
Он процитировал ей строки из Шекспира:
– «Но нет соблазна опаснее того, что нас ведет на путь греха, пленив нас чистотою…»[29]
Миранда спрятала руки за спину и бросила на него сердитый взгляд.
– Что ты хочешь этим сказать? Если бы ты видел все собственными глазами! Моя маленькая сестренка живет в этой ужасной школе, носит отвратительную форму и уродливые ботинки.
– Директриса бьет ее кнутом?
– Нет.
– Твоя сестра выглядит изможденной? У нее на лице синяки?
– Нет.
– Она умоляла забрать ее оттуда?
– Нет.
Он очень театрально пожал плечами.
– Твои собственные слова обвиняют тебя.
