Влюбленные, пустите.[34]
– Конечно, я люблю тебя. Как ты можешь в этом сомневаться? Разве за все эти годы я сделала хоть что-то кроме того, что ты велел мне делать?
Шрив опустил голову.
– Я думал, ты просто хочешь быть актрисой.
– О, ради Бога! Ты же все прекрасно знаешь. Я всеми силами противилась этому, пока не поняла, что единственный способ остаться с тобой – делать то, что ты от меня требуешь. И я никогда не играла слишком хорошо, – скромно добавила Миранда.
Он взял ее за подбородок и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Потом легкими поцелуями он коснулся уголка ее рта, ее щеки, бровей, кончика ее носа. Она поежилась.
– Я никогда не придавал большого значения любви, – прошептал он. – Я считал, что ее придумали великие драматурги, вроде Шекспира, чтобы романтизировать свои пьесы. Я никогда не думал, что кто- нибудь может быть таким глу… э-э… неразум…
Она усмехнулась.
– Ну продолжай. «Глупым». «Неразумным».
– Нет. Я не то хотел сказать. То, что ты сделала, было безумием. Ты подвергла опасности свою жизнь, а больше всего на свете я не хотел бы, чтобы твоя жизнь подвергалась опасности. Поэтому твой поступок показался мне безумием. Я сам поступил бы также, если бы ты оказалась в опасности, но я просто не предполагал, что кто-то может совершить такое ради меня. – Он жадно всматривался в ее лицо. Она была очень красива, а ее взгляд, обращенный на него, говорил так много. Неужели она действительно любит его?
– Почему ты считал, что ты способен на благородный поступок, а я – нет?
– Потому что я не способен на это. На самом деле – нет.
– Но зато способен с риском для жизни бросаться в огонь, чтобы опустить огнеупорный занавес или спасти горсть монет?
– Долларов, дорогая моя. Пятьсот долларов. Они дают нам независимость. Я ведь человек практичный, не забывай!
– То, что ты совершаешь благородные поступки с оглядкой на собственную выгоду и одновременно спасая других людей, не делает их менее благородными. Это делает их более честными. Ада говорит, что я всегда могу рассчитывать на твой эгоизм. Она права. И в этом моя безопасность. – Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Это был очень нежный поцелуй, доставивший удовольствие обоим, и глаза Шрива подозрительно увлажнились.
Миранда взяла его за руку и подвела к тахте.
– А теперь я хочу кое-что обсудить с тобой.
Он сделал над собой усилие, чтобы вернуться к обыденным делам.
– Я выяснила, что мой отчим, скорее всего, пытался убить меня.
Шрив сразу же встрепенулся.
– Кто тебе сказал?
– Детектив.
– Черт! Когда он приходил сюда? Он допрашивал тебя?
– Нет. Он просто подготовил отчет.
– Ему не следовало беспокоить тебя. Ты ведь ничего не знаешь об этом Арчи Доуте?
– О ком?
Он бросил на нее растерянный взгляд и сразу же замолчал.
– О ком? – настойчиво переспросила Миранда. – Кто такой Арчи Доут?
Шрив попытался высвободиться из ее объятий и встать.
– Ты все равно его не знаешь. Я напрасно упомянул его имя.
Она крепче сжала его плечи.
– Хорошо, но расскажи мне о нем.
– Он просто бродяга.
– И…
– Вчера вечером он поджег театр. Тишина в комнате была жуткой. Наконец Миранда произнесла упавшим голосом:
– Его послал мой отчим?
– Мы этого не знаем.
– Тебе это известно. – Она покачала головой. – Ты об этом знал и подумал, что я тоже знаю, поэтому у тебя и сорвалось с языка его имя. Иначе ты ничего не сказал бы мне. – Вдруг она зажала рот рукой. Ее глаза расширились от ужаса. – Боже мой! Он заплатил, чтобы поджечь театр, полный людей, для того, чтобы убить меня?
– Миранда, этот самый Доут сказал, что все было задумано как шутка.
