Эпоха Рамсесов. Быт, религия, культура

Мы переняли от греков обычай называть этих хему нечер «пророками», потому что им приходилось иногда истолковывать волю богов, но этим не ограничивались их обязанности, да и вообще мы не знаем, являлось ли прорицание их привилегией. Но как бы они ни назывались, жрецы со времен Нового царства явно старались выделиться из общей массы населения. Они презирали гофрированное платье с рукавами и ходили только в набедренных повязках с длинным передником. Они наголо брили голову, никогда не носили ни бороды, ни усов.

Точно так же как один храм принимал у себя многих богов, жрецы далеко не всегда служили всю жизнь одному и тому же богу. Сети, верховный жрец Сета, был в то же время распорядителем празднеств Банебдеда и держателем свитка на церемониях Уаджет, «владычицы Обеих Земель». Небунеф, которого Рамсес II назначил верховным жрецом Амона, никогда до этого не принадлежал к служителям этого бога. Он был великим жрецом Инхара в Тине и Хатхор в Дандаре. Второй пророк Амона, по имени Анен, не достиг у этого бога более высокой милости и утешился, когда его назначили великим провидцем и жрецом-сем в Оне Монту (Гермонтис), городе в Фиванском номе.

В храмовых обрядах участвовало много женщин. У каждого храма были свои певицы, которые пели во время церемоний, потрясая систрами и трещотками. Они жили в семье, их присутствие в храме требовалось только в определенные дни, да и то на несколько часов. И наоборот, те, кого называли хенерет, постоянно находились в храме: слово хенер означает одновременно тюрьму и самую закрытую часть храма и дворца. Их предводительница называлась «божественной женой» или «божественной рукой». Высказывалось предположение, что узницы этого божественного гарема были священными куртизанками, как в Библе. Однако у нас нет доказательств, что подобные священные блудницы существовали в Египте. Правда, некоторые певицы Амона отличались легкостью нрава и посещали порой злачные места, но судить обо всех служительницах бога по единственному примеру, приведенному в одном Туринском папирусе, было бы слишком строго. И это уж никак не доказывает, что храмовые певицы должны были, как женщины Библа в дни празднества Адониса, отдаваться чужеземцам и приносить в храм свои жалкие гроши, заработанные таким способом.

Точно так же как чиновниками обычно становились представители семей чиновников, жрецы почти всегда были сыновьями жрецов. Мы уже знаем, что Бакенхонсу, сын второго жреца Амона, был отдан в школу в возрасте пяти лет, чтобы затем вступить в жреческое сословие. Все сыновья и внуки верховного жреца Рама-Раи тоже стали жрецами. Его старший сын оставался рядом с ним в качестве второго верховного жреца. Младший сын был жрецом в храме к западу от Фив. Внук стал уже «божественным отцом». Но бывало и так, что намерения семьи расходились с желаниями детей или менялись под влиянием обстоятельств. Одно официальное письмо сообщает нам, что визирь представил трех юношей на должность жрецов при великой гробнице Меренптаха в храме Птаха. Однако какой-то дерзкий чиновник, наверное подобный тем, против кого ополчился Сети, пренебрег их саном, схватил трех юношей и отправил на север служить в войско. Это было явным превышением власти. Писец тотчас сообщил об этом факте и потребовал возвращения молодых людей.

Школьники, которые готовились посвятить свою жизнь служению богу, обучались грамматике и письму, как все дети, но сверх того им приходилось изучать множество других наук. Они должны были знать образы богов, их эпитеты, атрибуты и легенды, с ними связанные, не говоря уж о ритуалах. По окончании обучения они, по всей вероятности, сдавали своеобразный экзамен. Всякий, кого учителя признавали достойным вступить в жреческое сословие, снимал свои одежды, мылся, брился наголо и умащался благовониями. Затем он надевал жреческое одеяние и получал «доступ к небесному горизонту». Преисполненный благоговейного страха перед могуществом богов, он наконец мог приблизиться к богу в его святилище.

3. Культ

Ежедневные ритуалы, справлявшиеся в египетских храмах в честь царя и, что немаловажно, за счет царя, проходили во внутренних алтарях, в глубокой тайне от простых смертных. Жрец, назначенный специально для этой цели, сначала очищался в Доме утра, а затем зажигал курильницу и шел к святилищу, очищая дымом терпентинной смолы все промежуточные покои. Наос, или алтарь, в котором стояла позолоченная деревянная статуя бога или богини, обычно был заперт, и жрец должен был взломать глиняную печать, затем отодвинуть засов и распахнуть обе створки двери. Простершись ниц перед божественным образом, он обрызгивал статую благовониями, окуривал и пел прославляющие молитвы. До этого момента статуя считалась неодушевленной – жизнь входила в нее в тот миг, когда жрец начинал подносить ей дары: сперва искусственный глаз Хора, вырванный у него его врагом Сетом и возвращенный ему богами, а затем статуэтку Маат (Трут), дочери Ра. После этого жрец выдвигал статую из наоса и приступал к ее туалету, как если бы перед ним находился фараон. Он мыл статую, окуривал ее, облачал в торжественные одежды, натирал благовонными мазями и, наконец, снова ставил в наос и клал перед ней пищу, которую затем сжигали без остатка. Напоследок очистив статую солью с водой и терпентином, жрец снова закрывал наос, задвигал засов, запечатывал двери и пятясь удалялся, сметая свои следы специальной метелкой.

Верховный жрец, совершающий жертвоприношение Мневис (Эрман. Религия египтян)

За эти заботы бог даровал фараону жизнь, и не только телесную, но и жизнь в единении с богом с бесконечными празднествами в грядущей вечности. Народ никак не участвовал в этом ежедневном обряде, но ему достаточно было знать, что фараон удостоился благословения своих божественных отцов и теперь их милости распространятся на весь Египет. Простые люди брали свое в дни больших выходов бога к народу, но в ожидании этих великих празднеств каждый мог, должно быть за небольшое пожертвование, войти в дом бога, пересечь храмовый двор и священную рощу, приблизиться к парку, где разгуливал бык или баран, воплощавший бога, или к водоему, где плавал крокодил Себека. Ничто не мешало простому египтянину поставить, если он находился в Фивах, у подножия статуи Амона, а если дело происходило в Мемфисе – Птаха маленькую известняковую стелу, на которой рядом с изображением бога были высечены ухо и глаз, но чаще множество ушей и глаз – три, девять, сорок восемь и до трехсот семидесяти восьми! Это был хитроумный способ заставить бога услышать и увидеть дарителя: теперь он мог просить бога о самых разных благах и милостях, кроме избавления от смерти, ибо смерть не внемлет мольбам.

Во всех храмах мы находим такие «целительные» статуи и стелы. На одной стороне стелы обычно изображен голый младенец Хор, стоящий на крокодиле со змеями в руках, а над ним – гримасничающий Бэс. На другой стороне или на цоколе стелы начертан рассказ о том, как божественное дитя в отсутствие матери было ужалено змеей в болотах Ахбит. Царь богов, услышав стенания матери, повелел Тоту исцелить ребенка. Иногда надписи рассказывали, как Ра исцелил ужаленную скорпионом Бает, или о том, как Осирис, брошенный в Нил братом, чудом спасся от зубов крокодила. Статуи чаще всего изображали набожных людей, прославившихся при жизни как заклинатели змей. Статуя или стела обычно стояла на цоколе в центре маленького водоема, который сообщался с другим, расположенным ниже водоемом. Когда приходил человек, укушенный змеей, статую или стелу обрызгивали водой. Стекая в нижний водоем, она приобретала целительные свойства и силу всех заговоров и заклинаний. Ее зачерпывали внизу, давали пить пострадавшему и говорили: «Яд не проникнет в его сердце, он не сожжет его грудь, ибо Хор его имя, Осирис – имя его отца, Нейт-плакальщица – имя его матери». Исцеленному оставалось только отблагодарить «святого», спасшего ему жизнь горячей молитвой, что, впрочем, не избавляло его от необходимости оставить «чистому» или «божественному отцу», который зачерпывал целительную воду, небольшой подарок.

Тем не менее эти скромные просители со своими скромными дарами чувствовали себя неловко в роскошных домах богов Мемфиса, Фив и больших городов. Они предпочитали видеть своих великих богов не в официальных храмах, а в маленьких святилищах. Работники же некрополя избрали своей покровительницей богиню-змею Меретсегер («любящая молчание»). Она обитала на вершине горы над поселком, и, когда они говорили «вершина», трудно было понять, что они имеют в виду – богиню или ее жилище. Один служитель некрополя, по имени Нефе-рабу, призвал однажды в свидетели правдивости своих слов Птаха и Вершину. Но оказалось, что он солгал. Вскоре он ослеп. Он признался в своем преступлении перед Птахом, погрузившим его во тьму среди бела дня. Он молил о милости этого бога, не оставляющего никаких проступков без справедливого суда. Однако это ему не помогло. Тогда Неферабу обратился с мольбой к Вершине Запада, великой и всемогущей. Эта богиня явилась к нему с прохладным ветерком. Она исцелила его от слепоты. «Ибо Вершина Запада милосердна к тем, кто обращает к ней