стране…
Народ с удовлетворением встретил бы известие о том, что карикатуры на нашу Королевскую семью, которые в Германии продаются на улицах, конфискованы полицией.
Одним словом, в последние годы политика Германии в отношении Англии представляла собой серию булавочных уколов, и, хотя булавка – не очень опасное оружие, повторные уколы могут привести к образованию раны, и поэтому я надеюсь и всем сердцем молюсь о том, чтобы никакого серьезного ущерба нанесено не было, и беру на себя смелость направить Вам это послание с надеждой на то, что Вы сможете четко объяснить графу фон Бюлову, насколько осложняется мое положение по отношению к Британскому правительству, поскольку в течение долгих лет я предпринимал все возможные усилия, но теперь я осознал, что Вы не в полной степени осознаёте все огромные преимущества полного взаимопонимания с Англией. Возможно, граф фон Бюлов не осведомлен о том, что многие германские послы в Англии встречались с наиболее влиятельными английскими политическими деятелями в моем доме, и еще совсем недавно ныне покойный граф Хатсфельд встречался в моем доме с господином Чемберленом, и они высказывали полностью идентичные точки зрения в отношении политики двух стран, в их общих интересах.
Описывая эти подробности совершенно приватным образом, я делаю это, мой дорогой Экардштейн, для того, чтобы продемонстрировать, что я говорю не sans connaissance de cause [7] и я буду чрезвычайно огорчен, если небольшое refroidissement[8], которое наблюдается в настоящее время и не имеет никаких raison d'etre[9] , сохранится и, возможно, усилится…
Может быть, Вам удастся убедить Его Превосходительство направить мне несколько строк в ответ на моинаблюдения; естественно, я покажу их только самым высокопоставленным официальным лицам и буду пользоваться ими с чрезвычайной осторожностью; я убежден, что дружеское eclaircissement[10] произведет наиболее благоприятное действие – и немедленно. При возможности, мой дорогой Экардштейн, передайте Императору уверения в моей полнейшей преданности; Вы знаете, как высоко я ценю Его Величество.
Искренне Ваш
Это осторожное, деликатное и дипломатичное вмешательство было усилено более жесткой позицией, которую занял брат Альфреда, лорд Натти. Из приведенного ниже письма канцлера фон Бюлова кайзеру видно, насколько для Вильгельмштрассе было важно мнение Ротшильдов и как близко они подошли – по крайней мере, во время одной из первых фаз кризиса – к решению проблемы, которое могло бы предотвратить катастрофу:
«Беру на себя смелость нижайше предложить Вашему Величеству выяснить у посла Вашего Величества в Лондоне, какие именно действия можно предпринять для того, чтобы рассеять плохое впечатление, сложившееся у Ротшильдов, а также для того, чтобы решить проблемы, изложенные в докладе Экардштейна».
И тем не менее все оказалось напрасным. И беседы на Симор-Плейс, и бархатное красноречие Альфреда, прекрасно владевшего всеми приемами французской дипломатии, и его умение смягчить остроту ситуации – даже его гениальный ход с заменой французской частицы «де» на немецкую «фон», который он сделал, подписывая письма Экардштейну, – все его усилия и достижения были мгновенно уничтожены выстрелом в Сараеве в июле 1914 года. Кайзер сменил яхту на военный корабль. Насколько было бы лучше и для самого кайзера, и для Ротшильдов, и для всего мира, если бы благородные усилия Альфреда завершились успехом.
Война
От австро-сербской границы пламя битвы распространилось по всему миру. Такой грандиозной и кровопролитной кампании не было со времен Наполеоновских войн. Но если в прошлый раз Ротшильды были победителями, то теперь они проигрывали. Линия фронта разделила Семейство – она отсекла австрийскую ветвь от английской и французской. Теоретически венские Ротшильды, встав под ружье, должны были стрелять в английских и французских Ротшильдов, также надевших военную форму.
Это было страшно, но маловероятно. Гораздо страшней было другое – столетие тому назад, когда Ротшильды сражались за свое величие, пятеро братьев были сплоченной группой бесстрашных бойцов – крепко сжатым кулаком, который направлял старик Майер. Такое Семейство могло выдержать любые удары. Но с тех пор прошло много времени – успех смягчил характеры и ослабил хватку. Вот уже много десятилетий ареной сражений новых поколений Ротшильдов были залы заседаний и комнаты переговоров – и тут им не было равных. Но пришло новое время, когда пулеметы в окопах диктовали исход переговоров. Пролистав несколько страниц назад – и оказавшись уже в другой эпохе, – мы опять встретим Альфреда Ротшильда, склонившегося над письмом к Экардштейну. Это была изысканная проза мирного времени. Сравнив его с письмом, написанным им же, но уже двумя годами позже, во время войны, можно представить, насколько Ротшильды были далеки от грубых реалий нового века.
Война вызвала острую нехватку строевой древесины. Узнав об этом, семидесятипятилетний Альфред, прикованный к своему креслу у камина на Симор-Плейс, тут же вспомнил о своих лесных угодьях и, немного смущаясь, вызвался помочь. Он подготовил письмо, которое, по сути, предназначалось ответственному за это дело чиновнику военного министерства, но у Альфреда не было никаких связей на этом уровне. Пришлось направить письмо непосредственно первому министру его величества.
«Я не специалист в том, что касается «рудничных стоек», – писал он Асквиту 28 февраля 1917 года, – я не знаю, какая древесина для них нужна, но я не могу не думать о том, что в моих лесах в Халтоне много прекрасных деревьев и хотя бы некоторые из них могут оказаться подходящими для этой цели. Не могли бы Вы прислать ко мне специалиста, который сможет объяснить мне суть дела, а я буду чрезвычайно горд, если мое предложение принесет практический результат».
В начале XIX века Семейство прорвалось сквозь Армагеддон с триумфом и достигло величия. Теперь Ротшильды были обременены не только богатством, но и ответственностью. Эта война потребовала от них служения и не принесла выгоды. Каждый из Ротшильдов отдал своему отечеству то, что отечество от него потребовало.
Альфред пожертвовал всеми своими лучшими деревьями, Натти – дорогими его сердцу убеждениями, предубеждениями и неприязнью. Когда разразилась война, канцлером казначейства (то есть министром финансов Англии) был давний политический противник Ротшильдов, Дэвид Ллойд Джордж. Одной из важнейших задач, которые ему предстояло решить в этой тяжелой для страны ситуации, было предотвращение финансовой паники в стране, и для ее решения канцлеру требовалась поддержка лорда Ротшильда. В связи с этим досточтимого лорда попросили прибыть в казначейство. Ллойд Джордж с тревогой ждал встречи. Однажды он публично причислил лорда Натти Ротшильда к «беспощадным врагам, не все из которых не обрезаны». Он говорил вещи и похуже, о чем впоследствии сожалел.
«Это не те выражения, которые можно использовать при упоминании великого Дома Ротшильдов», – писал Ллойд Джордж.
Так что лорд-еврей вряд ли мог стать приятным гостем.
Канцлер и банкир пожали друг другу руки.
– Лорд Ротшильд, – начал канцлер, – между нами были некоторые политические споры…
Банкир прервал его на полуслове:
– Для этого уже нет времени. Чем я могу помочь? – В этом был весь Натти с его знаменитой лаконичностью и грубостью.
«Я сказал ему, что требуется сделать, – вспоминал потом канцлер, – и он обещал сделать это немедленно. И это было сделано».
Натти сделал больше. Он отбросил многие свои стойкие предубеждения. В свои семьдесят с небольшим он был последовательным, грубым и яростным противником любой формы социального обеспечения, суфражизма и «всего этого прогрессистского вздора» и живым воплощением политической реакции. Но в сложившейся ситуации Натти подавил все свои политические антипатии. Ничто не должно было мешать победе Англии. Правительству его величества требуются средства?
– Обложите налогом богатых! – заявляет милорд. – И обложите как следует!
Самым щедрым, как всегда, оказался Лео. Он принес на алтарь отечества своего сына. 17 ноября 1917
