— Я там понял в среднем одно стихотворение из трех. И то, надо полагать, просто льщу себе. Так он не сказал, чему мы обязаны такой честью?
— Нет, сэр. Впрочем, поскольку он остановился в Тойнтон-Грэйнж, возможно, интересуется делом Холройда.
— Ума не приложу, с чего бы это. Но ты все равно распорядись, чтобы сержант Верней был наготове.
— Я пригласил Вернея с нами на ленч. Решил, сойдет обычный паб.
— А почему бы и нет? Пусть столичная пташка посмотрит, как живут бедняки.
Таким образом, Дэлглиш после должных вежливых расшаркиваний был приглашен на ленч в «Герб герцога» — невзрачную забегаловку, расположенную в стороне от главных улиц, в полутемном переулке между лавкой торговца зерном и одним из тех характерных для провинции магазинчиков, где продаются всевозможный садовый инвентарь, жестяные ведра любого размера, поясные ванны, метлы, мотки бечевки и алюминиевые чайнички, с потолка свешиваются собачьи поводки и все пропитано запахом керосина и скипидара. Владелец паба, толстяк в рубашке с короткими рукавами, приветствовал инспектора Дэниела и сержанта Верней не то чтобы пылко, но с явной радостью. Судя по всему, хозяин забегаловки относился к числу местных деятелей того ранга, которые могут позволить себе принимать полицейских, не боясь, что бар из-за этого приобретет дурную репутацию. Внутри паба оказалось многолюдно, дымной шумно. Дэниел провел гостя по узкому коридору, где сильно пахло пивом и слабо — мочой. Неожиданно полицейские и их спутник оказались на залитом солнцем мощеном дворе. В середине двора росла обнесенная деревянной скамьей старая вишня, а вокруг стояло с полдюжины крепко сбитых столов и дощатых стульев. На дворе никого не было. Судя по всему, местные завсегдатаи и без того слишком много времени проводили на открытом воздухе, чтобы предпочесть эту заманчивую альтернативу дружеской атмосфере прокуренного бара, а туристы, которые оценили бы уют дворика, надо полагать, захаживали в «Герб герцога» нечасто.
Не дожидаясь заказа, хозяин принес две пинты пива, тарелку рогаликов с сыром, кувшин домашнего чатни и большую миску с помидорами. Дэлглиш сказал, что будет то же. Пиво оказалось превосходным, сыр — наилучшим английским чеддером, а хлеб явно был образцом местной выпечки, а не безвкусным продуктом массового производства. Масло подали несоленое, а в помидорах чувствовался привкус солнца. Все трое ели в дружеском молчании.
Инспектор Дэниел был крепким здоровяком шести футов роста, с ежиком густых непослушных седых волос и грубоватым загорелым лицом. Судя по его виду, он уже приближался к пенсионному возрасту. Черные глаза полисмена не знали покоя и постоянно перебегали с предмета на предмет с забавным самодовольным выражением, будто он считал себя лично ответственным за состояние мира и радовался, что в общем и целом справляется со своей работой недурно. Контраст между этими беспокойными сверкающими глазами, неторопливыми движениями и протяжным сельским говором казался разительным и каким-то неестественным.
Сержант Верней уступал своему начальнику пару дюймов роста. На круглом и безвольном мальчишеском лице не читалось еще никаких следов опыта. Он выглядел совсем зеленым юнцом — классическим прототипом симпатичного мальчишки, из-за которого люди постарше вечно жалуются, что полицейские, мол, год от году все моложе и моложе. С инспектором Верней держался почтительно и непринужденно, но без тени угодливости или подхалимажа. Дэлглиш подозревал, что причиной тому — непоколебимая самоуверенность, которую сержанту стоило больших трудов скрывать. И когда Верней рассказывал о следствии по делу Виктора Холройда, Адам понял, откуда взялась такая самоуверенность. Перед ним был умный и компетентный молодой полицейский, отлично знающий и свое дело, и свою цену.
Сам Дэлглиш старательно маскировал собственный интерес к событиям в Тойнтон-Грэйнж.
— Когда отец Бэддли написал мне, я болел. А к тому времени как я приехал сюда, он уже умер. Не думаю, что он хотел проконсультироваться со мной о чем-то действительно важном, и все же меня мучает совесть оттого, что я вот так с ним обошелся. Поэтому мне показалось, что стоило бы спросить у вас — не происходило ли в Тойнтон-Грэйнж чего-нибудь, что могло его взволновать. Честно говоря, лично мне это кажется весьма маловероятным. Я, конечно, слышал о смерти Виктора Холройда, но он умер на следующий день после того, как отец Бэддли мне написал. Хотя, может, Майкл расстроился из-за чего-то, что позже привело к смерти Холройда…
— Мы не нашли никаких доказательств, что смерть Холройда могла касаться кого-то, кроме него самого, — произнес сержант Верней. — Как вы, полагаю, знаете, в результате расследования был вынесен вердикт «несчастный случай». Доктор Маскелл присутствовал на суде и, если хотите знать мое мнение, очень обрадовался этому вердикту. Мистера Энсти в наших краях глубоко уважают, пусть даже обитатели Тойнтон-Грэйнж и предпочитают держаться особняком. Так что никто не хотел добавлять ему лишних неприятностей. На мой же взгляд, сэр, это самоубийство в чистом виде. Похоже, Холройд действовал импульсивно, по внезапному порыву. Ведь это был не тот день недели, когда он обычно ездил на обрыв, — похоже, эта мысль пришла к нему в голову неожиданно. По показаниям мисс Грейс Уиллисон и миссис Урсулы Холлис, которые сидели вместе с Холройдом во внутреннем дворике, он позвал Денниса Лернера и буквально вынудил отвезти его на утес. Лернер подтверждает, что всю дорогу Холройд был в скверном настроении, а когда они добрались до верха, стал настолько невыносим, что Лернер взял книгу и улегся на некотором расстоянии от кресла. Именно это и видел мистер Джулиус Корт, когда вышел на гребень холма. В тот момент как раз кресло покатилось вниз по склону и упало с обрыва. Когда на следующее утро я осматривал землю вокруг, то видел примятую траву и сломанные цветы на том месте, где лежал Деннис Лернер, а его книга «Геология Дорсетского побережья» еще валялась на траве, там, куда он ее уронил. Мне кажется, сэр, Холройд нарочно изводил санитара, чтобы тот отошел от него и дал привести план в исполнение.
— А Лернер объяснил суду, что именно Холройд наговорил ему?
— Ничего особенного, сэр. Он признался мне, что Холройд обвинял его в том, что он гомосексуалист, лоботряс, увиливает от работы, ищет легкой жизни, а как санитар совершенно неуклюж, груб и некомпетентен.
— Я бы не назвал это «ничего особенного». А есть ли в сказанном хоть какая-то доля правды?
— Трудно сказать, сэр. Может быть, все обвинения справедливы, включая и первое, но это не значит, что ему было приятно их выслушивать.
В разговор вмешался инспектор Дэниел:
— Во всяком случае, как санитар Лернер не груб и не неуклюж. Уж это точно. Моя сестра Элла работает в частном доме престарелых под Медоулендс. Старая миссис Лернер — ей за восемьдесят — живет там. Сын часто навещает ее и помогает персоналу, когда много работы. Странно, что он не захотел там трудиться, хотя, возможно, и правда стоит разделять личную и профессиональную жизнь. Или у них просто нет вакансии для санитара. Кроме того, он, без сомнения, весьма предан Уилфреду Энсти. Элла высокого мнения о Деннисе Лернере. Хороший сын, вот как она о нем говорит. И ведь, должно быть, большая часть зарплаты у него уходит на то, чтобы содержать мать в доме престарелых. Как все по- настоящему хорошие места, оно весьма недешево. А вот Холройд был действительно невыносимым типом. Без него в Грэйнж всем станет легче.
—Довольно-таки ненадежный способ покончить с собой, — заметил Дэлглиш. — Не понимаю, как он вообще умудрился сдвинуть кресло с места.
Сержант Верней основательно приложился к кружке с пивом.
— Меня это тоже удивило, сэр. Кресло так искорежило от падения, что я не смог провести эксперимент с ним. Впрочем, Холройд весил изрядно, наверное, на пол стоуна больше, чем я, а я поэкспериментировал с одним из старых кресел в Тойнтон-Грэйнж, самом близком к модели Холройда. Если почва достаточно тверда, а склон покат, я могу сдвинуть кресло с места резким рывком туловища. Джулиус Корт свидетельствует, что видел, как дернулось тело Холройда. Правда, на таком расстоянии он не понял зачем — то ли для того, чтобы сдвинуть кресло с места, то ли, наоборот, в виде непроизвольной реакции на то, что оно поехало. И надо помнить, сэр, что другими способами покончить с собой Холройд не располагал. Ведь он был практически беспомощен. Отравиться, конечно, проще, но лекарства держат под замком в кабинете на втором этаже — он не мог добыть ничего смертельного без посторонней помощи. Еще можно
