— Прислать Тило, чтобы он помог тебе? Я думаю, он сумеет подыскать порошки для желудка.
— Нет, благодарю. Немного свежего воздуха — это все, в чем я нуждаюсь.
— Тогда ступай и отдохни как следует. Скоро и мы отправимся спать, — король потрепал сына по руке. — Завтра снова придется вставать рано.
Дэрин поднялся, и ему даже удалось изобразить вежливый поклон, прежде чем он покинул обеденную залу.
— Спокойной ночи, — запоздало крикнул ему вслед Гэйлон.
Снаружи стемнело, и легкий морозец сковал землю. Небо прояснилось, и сверкающие звезды протянулись через небосвод широкою полосой. Но Дэрин не замечал всей этой красоты. Он дважды споткнулся и чуть не упал, прежде чем отыскал во дворе помойную яму и шест, схватившись за который, он согнулся пополам, и его вырвало. Никогда еще его желудок не протестовал столь бурно. Его скручивало с такой невероятной силой, что Дэрин даже испугался.
Наконец все кончилось. Некоторое время он стоял неподвижно, ожидая пока слабость вернется к нему, но она не возвращалась, хотя, несмотря на холод, лоб его покрылся обильной испариной. Во рту герцог ощущал кислый привкус вина.
Вскоре ему показалось, что тошнота прошла, сменившись необычайной ясностью мысли и ощущением полного выздоровления. Выпрямившись, герцог некоторое время любовался, как клубится в морозном воздухе его дыхание, пока ночная прохлада остужала его пылающие щеки. Возвращаясь в домик, он чувствовал запах пихтовых шишек и слушал, как хрустит под башмаками замерзшая трава.
Оказавшись в темном коридоре, он сразу увидел дверь своей комнаты, которая стояла открытой. Устало привалившись к косяку, Дэрин вздохнул. В очаге весело пылали дрова, и Дэрин попытался усесться перед ним в кресло, однако ему показалось, что он пока не способен на это героическое усилие. Оттолкнувшись от косяка, он попытался сделать несколько шагов, лишь слегка удивившись тому, что ноги его сгибаются сразу в нескольких местах, словно они вдруг обрели добавочные суставы. Толстые доски пола — казалось ему — прогибались под его шагами, плавно раскачиваясь, и герцог снова чуть не упал, в последний момент нашарив рукой спинку кресла. Слабость вновь накатила на него, и герцог отстранение подумал о том, что сейчас его, наверное, снова стошнит. На сей раз ему нечего было терять, однако мощные сокращения пустого желудка и пищевода заставили его согнуться чуть не пополам, а спазмы сотрясали его тело с такой силой, что мышцы живота заболели от напряжения. Ему потребовалось довольно много времени — он не знал сколько, — чтобы собраться с силами и все-таки сесть в кресло. Очень хотелось закрыть глаза и уснуть, однако пламя пылающих в очаге дров загипнотизировало его, и герцог продолжал неотрывно глядеть на пляшущие, оранжевые языки.
В комнату ворвался холодный ветер с улицы, пламя свечей заколебалось, а огонь в очаге ярко вспыхнул, с ревом устремляясь в дымоход. Дэрин мимолетно задумался о том, кто мог оставить окно незапертым, и довольно самонадеянно подумал о том, что, может быть, ему удастся встать, закрыть окно и добраться до постели.
Перед очагом возникла какая-то расплывающаяся темная тень, и Дэрин оставил эту глупую идею. Бестелесный, демонический лик дрожал в воздухе прямо перед его лицом в обрамлении языков пламени, свет которых запутался в светлых волосах призрака. Канделябр на столе помог Дэрину рассмотреть и опознать тонкие черты лица позднего гостя, обнажившего в злобной гримасе мелкие, ровные зубы. Тонкие губы шевельнулись и стали произносить слова, и Дэрин напрягся, стараясь уловить смысл этих слов.
— Дэрин, — искаженный звук собственного имени эхом отдался в пустом мозгу, — постарайся понять то, что я скажу тебе, Дэрин?
Люсьен пристально посмотрел в светлые глаза герцога, в его расширенные зрачки. В глазах этих промелькнула тень сосредоточенности, а губы Дэрина беззвучно зашевелились. Наконец ему удалось произнести одно слово, прозвучавшее странно и глухо, однако в нем были и понимание происходящего, и обвинение:
— Ты?
— Не трать сил понапрасну, Госни!
Люсьен взял в свои руки безвольно повисшее запястье герцога, положил его ему на колени, а сам присел на подлокотник кресла.
— Ты был отравлен. — Он немного помолчал, выжидая, пока смысл этой фразы достигнет затуманенного сознания Дэрина. — В твоем кэрри сегодня была одна приправа, которую обычно не употребляют в пищу. Ты не умрешь от нее, нет, во всяком случае, погибнешь ты не от отравления. Тебе, наверное, интересно узнать, для чего я решил отравить тебя?
Люсьен облизнул языком губы, наслаждаясь ощущением своей власти и бессилием противника.
— У меня никогда больше не будет такого меча как тот, что ты погубил. Я называл его Галимар. Клинок, который так подходит к твоей руке, который становится твоим продолжением, встречается в жизни человека только один раз. Знакомо ли тебе это слово? Оно значит «собственное сердце». Ах да, — спохватился он, — я и забыл, что ты неплохо владеешь наречием Ксенары, не правда ли?
Молодой лорд слез с кресла и исчез из поля зрения Дэрина.
— Тем не менее, — продолжал доноситься его голос откуда-то из угла комнаты, — на свете существует немало вещей, которые не имеют цены. Ты тоже неравнодушен к изящным предметам?
Он вернулся, держа в руках Кэндилэсс — лютню Дэрина. Ласково погладив полированную деку из золотистого дерева, Люсьен аккуратно поместил инструмент в пламя очага.
Лак мгновенно почернел и загорелся. Струны, сделанные из бычьих сухожилий, натянулись, и лютня печально застонала, словно умирающий человек. Люсьен снова уселся на поручень кресла.
— Как ни нравится мне наша с тобой оживленная и мудрая беседа, Госни, я вынужден покинуть тебя. Луна скоро взойдет, а меня еще ожидает долгое и тяжелое путешествие. — Он принялся застегивать плащ, по-прежнему обращаясь к неподвижному Дэрину:
— Мне просто хотелось бы, чтобы ты знал, кто все это устроил. Тебе не придется беспокоиться, я все организовал. Король и принц скоро будут мертвы, а эта избушка загорится?
Люсьен слегка пошевелил пальцами, словно уже поджигал охотничий домик. При этом на него вдруг напало ощущение непонятной сонливости, сладкой лени, в которой пряталось лишь слабое предчувствие опасности.
— Тебя обвинят в убийстве и поджоге. Это я тоже предусмотрел. Умно придумано, не? правда? ли?..
Он почувствовал вдруг, как язык его, словно распухнув, с трудом ворочается во рту, и слова у него выходили тихо и непонятно. Все члены вдруг налились страшной тяжестью. Слишком поздно Люсьен заметил, как засветился на пальце герцога Колдовской Камень. Он с трудом поднял руку, словно ему приходилось преодолевать стремительное течение, и наотмашь ударил герцога по лицу, стараясь вывести его из состояния сосредоточенности, необходимой для того, чтобы управлять энергией Камня. Голова Дэрина качнулась на плечах, и ощущение тяжести в конечностях пропало.
— Как не стыдно! — воскликнул Люсьен и оскорбительно расхохотался. — Чуть было не было!
На скуле герцога расползалось ярко-красное пятно.
— Мне никогда не приходилось видеть, как умело ты пользуешься своей волшебной силой. Я потрясен! — продолжил он все тем же развязным тоном.
Завернувшись в плащ, он снова исчез из поля зрения Дэрина, а тот все еще не мог ни повернуть голову, ни пошевелиться.
— Помни обо мне! — донесся голос Люсьена откуда-то от окна, и в комнату снова ворвался поток холодного воздуха. — Помни обо мне, когда пламя будет подбираться к твоим ногам!
Лютня превратилась в горсть серого пепла. Дэрин закрыл глаза, и голова его упала на грудь. Из-под черных ресниц выкатилась на щеку соленая слеза.
Кинжал был невелик. Его прямое лезвие оканчивалось слегка загнутым острием, а рукоять удобно подогнана к руке. Изящная гарда была украшена россыпью мелких бриллиантов. Когда-то он принадлежал старому герцогу, а теперь перешел к Дэрину. Сейчас ему полагалось бы храниться в покоях герцога в Каслкипе, но он оказался вдруг в спальне принца, и рукоять его сжимал грубой рукой нанятый Люсьеном убийца. И без того острое лезвие было отточено еще сильнее и могло рассекать человеческую плоть, словно тающее масло, быстро и легко.
