некоторое время разглядывал безразличное лицо больного. Дэрин умирал, на этот счет у него не было никаких сомнений. Когда-то давно он мог бы и пожалеть о случившемся, но не теперь. Сейчас же ему нужно решить, как лучше всего обойтись с мальчуганом, ожидающим за дверью. И маг встал, уперевшись руками в колени, и сбросил на пол измятый плащ.
Мальчик сидел на холодном полу, привалившись спиной к голой сырой стене. Когда дверь отворилась, он поднял голову и посмотрел на мага. Глаза его были сухи, а щеки испачканы размазанной грязью. Он владел невероятно могущественным Камнем, и все равно сейчас он был не больше чем обыкновенным, испуганным и заплаканным ребенком — очень похожим на Дэрина, когда тот только что пришел в Сьюардский замок. Малыш все еще сжимал Камень в ободранном кулачке, когда вскарабкался на ноги и пристально посмотрел в лицо мага.
— Я должен поговорить с Дэрином, — тихо сказал он.
— Он не услышит тебя, — ответил Сезран, едва заметно качнув головой.
— Ты не понимаешь, — мальчик заговорил громче, — я нарушил клятву.
— Как так?
— Я использовал Камень. Я поклялся не делать этого. Я поклялся ему!
— Дэрин простит тебя.
— Он сказал, что бросит меня, если я им воспользуюсь? — Гэйлон обшаривал взглядом бесстрастное лицо мага. — Мог бы? Камень?..
— Нет, — просто сказал Сезран. — Камень здесь бессилен.
Он помолчал и, заметив, как на лице мальчика появляется выражение страха, добавил:
— Ты любишь его?
— Да!
— Тогда одна-единственная сила, которая может помочь Дэрину, находится внутри тебя. Ступай к нему.
И Сезран пошел по коридору, не оглядываясь назад.
Гэйлон очень боялся того, что он может увидеть, и поэтому долгое время не решался пересечь порог спальни. Внутри было тепло, а в воздухе пахло удивительной смесью трав и медикаментов. Гэйлон миновал заставленные склянками столы, полки со старинными книгами, которые громоздились друг на друга до самого потолка. На одном из столов он разглядел массивную каменную ступку, затерявшуюся среди множества глиняных горшочков. Слабое чувство того, что все это он видел когда-то, шевельнулось в груди принца, но ощущение это сразу исчезло, когда он подбросил в очаг дров. Больше ему нечего было сделать, чтобы оттянуть неизбежное, и он понуро приблизился к кровати.
Лицо Дэрина казалось мертвенно-бледным по сравнению с его темными волосами. Черты лица показались Гэйлону странно расслабленными, и на мгновение мальчик испугался, что его друг мертв. Приложив ухо к груди Дэрина, он, однако, уловил слабые удары сердца. Раны герцога тоже казались на первый взгляд поверхностными, если не считать изуродованной левой руки, скрытой толстым слоем бинтов. Однако то, что всегда присутствовало в Дэрине Госни — в спящем или бодрствующем, его душа — исчезло.
— Дэрин? — прошептал мальчик, стараясь справиться с нарастающей паникой. Он чувствовал, что бессилен помочь другу.
Дэрин не пошевелился, и Гэйлон начал говорить, сначала робко, запинаясь, припоминая все события, которые им довелось пережить вместе, как будто память могла удержать Дэрина в этом мире. Мальчик пел песни, которым научил его Дэрин, жалея, что у него нет с собой лютни, на которой он мог бы сыграть. Довольно скоро он охрип, горло его распухло, и подступившие слезы то и дело заставляли мальчика замолчать, но он, справившись с душившими его спазмами, снова начинал все сначала. Время перестало существовать для него, и он даже не замечал Сезрана, который несколько раз появлялся в комнате, чтобы сменить повязку на раненой руке. Оставленные для него магом еда и питье стояли нетронутыми, а спал он урывками, однако Дэрин продолжал молчать, и сердце его билось все слабее.
Наконец настал тот момент, когда принц полностью выговорился. Слова потеряли смысл и вкус, прилипая к распухшему, медлительному языку словно шелуха. И Гэйлон не выдержал и разрыдался, уткнувшись лицом в грубое шерстяное одеяло, которым было укрыто неподвижное тело его друга.
И Дэрин услышал. Безнадежный, жалобный плач мальчика отыскал его в каком-то далеком краю, и сначала он не желал прислушиваться к нему. Когда Сезран поразил его. Колдовской Камень Дэрина взорвался, и эта последняя вспышка энергии помогла ему скрыться от полного уничтожения. Он случайно оказался в легком прозрачном мире, где чувства были равны звукам, и уже присоединился к беспечным танцорам, чтобы путешествовать вместе с ними по бескрайним желтым равнинам. Он уже наслаждался небывалой свободой, танцуя под черным звездным небом волшебной страны, и совсем не хотел возвращаться в тот мир, где ждали его только боль и отчаяние. И Дэрин танцевал, кружился в хороводе, наслаждаясь радостью и свободой, хотя понимал, что тонкая нить, которая еще привязывает его к жизни, скоро навсегда оборвется. И тогда он уйдет.
Но все равно он продолжал слышать мягкий, настойчивый голос, и чем больше он пытался не обращать на него внимания, тем настойчивей он становился и тем большие страдания причинял он ему. Затем откуда-то издалека донесся до него плач, жалобный и бесконечный плач ребенка, который причинил ему еще большую боль, затмив радость. Танец Дэрина сам собой замедлился, и герцог остановился. Неужели он что-то позабыл? Может быть, он еще должен сделать что-то важное? Нет, он сделал все, что мог, его работа была закончена.
— Нет! — беззвучно закричал он, и это слово громом прокатилось над равнодушной желтой равниной.
Танцоры, спасаясь от этого громыхающего слова, разбежались, оставив Дэрина одного. Музыка смолкла, и Дэрин слушал теперь только свое собственное имя, которое повторялось снова и снова.
— Дэрин, пожалуйста, не покидай меня! Не умирай, Дэрин! Прости меня, что я нарушил свою клятву, только не уходи? — Колдовской Камень в руках мальчика замерцал, и он посмотрел на него с отвращением. — Я никогда больше не буду пользоваться своим Камнем, никогда! Я выброшу его!
— Нет. — Несмотря на то что движение причинило ему острую, мучительную боль, Дэрин приподнял свою забинтованную руку и коснулся мальчика.
Гэйлон почувствовал прикосновение и расслышал голос, но сначала не понял, кто это сказал. Потом, совершенно изможденный и усталый, он склонил голову на грудь Дэрина и мгновенно заснул.
Сезран вошел в спальню через несколько минут. Мальчуган крепко спал, но его дыхание все еще оставалось неровным. Дэрин Госни невидящими глазами смотрел прямо в потолок, положив искалеченную руку на спину мальчика. Маг видел, как волны сокрушительной боли одна за другой окатывали неподвижное тело герцога, и тогда он отошел к очагу и налил в чашку лечебный отвар. Когда чашка оказалась у самых губ Дэрина, он отвернулся.
— Пей!
— Что? — Дэрин говорил с огромным трудом, губы не слушались, а слова не давались ему и звучали тихо и смазанно.
— Это болеутоляющее. Выпей, иначе боль убьет тебя. Не будь глупцом и не упивайся своим несчастьем.
Сезран влил снадобье в своего беспомощного пациента и выпрямился.
Дэрин следил за ним страдальческим взглядом.
— Моя рука? — пробормотал он едва слышно. — Нога? движется?
Сезран мрачно кивнул, заметив, как изогнулись почерневшие губы герцога.
За ними пошевелились скулы, дрогнуло веко.
— Я так и думал, — сказал маг, отворачиваясь. — Худо тебе, должно быть.
Я не надеялся, что ты выживешь, и ты сам можешь еще не раз об этом пожалеть. Тем не менее ты жив. Это само по себе не так уж мало, особенно для тебя?
Собрав несколько одеял, Сезран устроил из них настоящее гнездо в просторном кресле у очага. Поднимая спящего мальчика на руки и перенося его в кресло, он продолжил:
— Твоя левая рука сильно обгорела, однако она выздоровеет, вернее, не она, а то, что от нее осталось. Шрамы на ней сделают ее почти бесполезной. Однако самая страшная рана у тебя здесь? — Он осторожно
