Элоиза Джеймс
Полночные наслаждения
Глава 1
Леди Софи Йорк, единственная дочь маркиза Бранденбурга, задумчиво рассматривала свое отражение в зеркале, мысленно подсчитывая, скольким претендентам на свою руку и сердце она уже отказала. Во- первых, барон, с которым она стояла тогда на балконе. А до этого были два достопочтенных[2] джентльмена, несколько баронетов и один виконт. Эти с соблюдением всех формальностей сделали предложение в кабинете ее отца. Она отказала маркизу и не имеющему никаких титулов мистеру Кисслеру. Светские девушки, которым везло гораздо меньше, логику Софи постигнуть не могли. За два сезона она отказала почти всем самым видным женихам из высшего общества. Но сегодняшний вечер поставит точку. Все — предложений больше не будет. Ни сделанных поспешно, ни после долгих раздумий — никаких. Сегодня все узнают, что леди Софи нашла своего суженого. В следующем сезоне она уже будет графиней.
Софи представила любопытные жадные глаза светских сплетниц сегодня на балу у Дьюлэндов и сделала страдальческую гримасу. Она ощущала какую-то неуверенность, даже смущение, что было ей совершенно не свойственно. Ну, прежде всего это платье, сшитое из легкого серебристого шелка. Пристойно ли в нем объявлять о помолвке? Цвет какой-то неподходящий. «Не буду ли я в окружении румяных представительниц женской половины лондонского бомонда выглядеть бледной и утомленной? Мне кажется, серебристый цвет отдает чем-то монашеским». Глаза Софи вспыхнули весельем. Любая монахиня, наверное, упала бы в обморок при одной только мысли о том, что ей предстоит надеть корсаж во французском стиле. Корсаж этот имел глубокий вырез и под грудью был весь переплетен серебристыми лентами. А юбка подчеркивала округлые формы Софи.
В этот момент в спальню бесшумно влетела Элоиза, маркиза Бранденбург.
— Софи, ты готова?
— Да, maman, — ответила Софи, отказываясь от мысли менять платье. Они уже и так опаздывали.
Сузив глаза, маркиза окинула взглядом наряд Софи. На самой Элоизе было атласное платье мышиного цвета. Разумеется, не простое, а расшитое цветами. Снизу шла отделка бахромой. Кринолин, конечно же, отсутствовал — его уже давно не носят, — но создавалось впечатление, как будто он есть. В общем, платье пошито по моде двадцатилетней давности, то есть начала ее замужества.
— Твое платье просто какой-то позор! — Голос у Элоизы был раздраженный.
— Да, maman. — Это был обычный ответ Софи на любое замечание матери относительно одежды.
Она взяла накидку, сумочку и повернулась к двери.
Элоиза не тронулась с места. Взгляд ее был несколько растерянный. Софи обернулась и удивленно посмотрела на мать. Странно видеть Элоизу в замешательстве. Она француженка и мнит себя генералом, возглавляющим армию на поле сражения, которым является сама жизнь.
— Сегодня вечером, — наконец произнесла Элоиза, — будет объявлено, что ты приняла предложение графа Слэслоу.
— Да, maman, — согласилась Софи.
Следующую фразу Элоиза произнесла после непродолжительной паузы:
— Но у него может возникнуть желание получить от тебя какой-нибудь знак… ну, скажем, расположения.
— Да, maman. — Софи потупила глаза, чтобы мать не могла увидеть в них озорные искорки.
Ах вот в чем проблема! Софи мысленно рассмеялась. Бедная мама. Ну конечно, она же воспитывалась во французском монастыре и к первой брачной ночи скорее всего была совершенно не подготовлена.
Замуж Элоиза вышла за английского маркиза, который был одержим Францией и всем французским до такой степени, что даже слово «маркиз» предпочитал произносить на французский лад, а не на английский. Так что его дочь выросла в окружении французов, главным образом политических эмигрантов. Няня Софи была француженкой, слуги — французы, повар, разумеется, тоже француз. Элоиза понятия не имела, какие разговоры вела с ними ее дочь задолго до выхода в свет. Поэтому последнее, в чем нуждалась Софи, так это в наставлении по поводу того, чего хочет мужчина от женщины.
— Ты можешь ему позволить один поцелуй, от силы два, — с трудом произнесла Элоиза. — Надеюсь, Софи, ты понимаешь важность этого ограничения. Я думаю о тебе. О твоей репутации…
Глаза Софи вспыхнули. Она посмотрела на мать, которая деловито разглядывала какое-то пятнышко у себя на левом плече.
— Твои платья — это же немногим более чем просто лоскуты материи. Для всех очевидно, что ты не носишь корсет, и я порой сомневаюсь, надеваешь ли ты под платье сорочку. А сколько раз ты смущала меня своим поведением, флиртом, если это можно так назвать. Теперь у тебя появился шанс прекрасно выйти замуж, и я требую, чтобы ты не испортила все, поощрив графа Слэслоу к вольностям.
Софи почувствовала где-то у самого горла отчаянное биение сердца.
— Вы намекаете, maman, что мое поведение небезупречно?
— Именно так, — отозвалась мать. — В твоем возрасте я и мечтать не смела об уединении с мужчиной. Это было бы равно сильно, наверное, путешествию в Америку. То есть совершенно невозможно. До твоего отца меня не целовал ни один мужчина. Я твердо знала, что для меня пристойно, а что нет. Ты же не обнаруживаешь никакого уважения к своему положению в свете и легкомысленным поведением постоянно смущаешь нас, твоих родителей.
Софи захлестнула обида.
— Я никогда не делала ничего предосудительного, maman. Такие платья носят все, и нравы сейчас свободнее, чем во времена вашей молодости.
— Я считаю себя частично ответственной за это, потому что позволяла тебе экстравагантные выходки и закрывала глаза на многие твои вольности. Но теперь ты станешь графиней, и юношеские забавы лучше оставить в детстве.
— Какие вольности, какие забавы, maman? Я никогда не позволяла мужчинам никаких вольностей.
— Я знаю, целомудрие сейчас не в моде, но это понятие вовсе не устарело, — резко бросила в ответ мать. — Своими постоянными шуточками и флиртом ты производишь впечатление более опытной, чем есть на самом деле. И действительно, Софи, манеры у тебя самой настоящей куртизанки!
Несколько секунд Софи пристально смотрела на мать, затем демонстративно сделала глубокий вдох и твердо повторила:
— Я никогда не делала ничего неприличного, maman.
— Как ты можешь так говорить, — взорвалась Элоиза, — когда совсем недавно леди Престлфилд застала тебя в объятиях Патрика Фоукса. Вы были одни в гостиной. Если хочешь знать, о тебе говорят больше, чем о ком-либо в Лондоне. Но это твой выбор. — Элоиза сделала паузу. — Одно дело, если бы ты была с Фоуксом помолвлена. Но когда тебя застают целующейся в укромном уголке! Ты меня чрезвычайно обеспокоила, Софи. Я еще раз повторяю: я запрещаю тебе позволять графу Слэслоу больше, чем символический знак расположения. Еще немного горячих объятий, и твоя репутация будет навеки погублена. Более того, заподозрив в тебе разгульную натуру, граф может расторгнуть помолвку. И будет прав.
— Maman!
— Да-да, у тебя разгульная натура, — с нажимом повторила Элоиза, — которую ты унаследовала от отца. Я знаю, что он тебя поощрял. Например, поддерживал твое стремление к изучению иностранных языков. Вот уж никчемное, я бы даже сказала, неприличное занятие для девушки из хорошей семьи. Ну зачем, спрашивается, воспитанной девушке латинский язык?
Софи пыталась что-то ответить, но Элоиза предупреждающе подняла руку:
— Как только ты станешь графиней, у тебя не будет времени предаваться таким бесполезным увлечениям. Нужно будет вести большое хозяйство.
Внезапно Элоиза вспомнила, что забыла сказать что-то важное.
— Не понимаю, почему ты отказала Фоуксу? Если бы ты вышла за него, то слухи в одночасье бы прекратились и репутация твоя не пострадала бы. Никто не верит, что он без твоего поощрения решился на
