единственной целью: доставить удовольствие своему владельцу и помочь ему справиться с монотонной чередой похожих один на другой дней и ночей его одинокого изгнания. Со скрупулезностью, утомившей бы любого другого, Сезран один за другим выкладывал друг на друга точно подогнанные камни, возводя свой замок, а затем поставил на страже неприступных стен страшную Тень.
Ни одно живое существо, забредавшее в Тени замка, не возвращалось оттуда живым, кроме… кроме Гэйлона Рейссона. Даже теперь, по прошествии стольких лет, ненавистное имя заставило ярко вспыхнуть Колдовской Камень, который свисал на грудь волшебника на золотой цепи. Сезран ненавидел могущественного короля-мага. Дэрин Госни, который некогда был учеником Сезрана, погиб из-за него, из-за потомка Рыжих Королей, и это только усиливало ненависть старого волшебника. Он вовсе не думал о том, что он сам дважды пытался убить Дэрина, что он сам сделал его калекой и отнял у него волшебную силу.
Гэйлон осмеливался владеть Кингслэйером, мечом, который Сезран считал по праву своим. Могуществом своим король Виннамира превосходил самого Сезрана, и это было намного хуже, чем все остальное. Это было унизительно и непереносимо. Колдовской Камень разгорался все ярче, и его яркое голубое свечение на несколько мгновений даже вытеснило из комнаты живую ночь, которая свернулась и отступила в самые дальние уголки зала. Внезапный выброс энергии, однако, успокоил Сезрана, и мягкая тьма снова сомкнулась вокруг его жесткого кресла с прямой и высокой спинкой.
— Сезран!
Этот громкий крик раздался словно из ниоткуда, затем в центре комнаты появилось слабое голубое сияние. Молодой колдун Гэйлон Рейссон не признавал изящества, его магия была мощной, но грубой. Вот и он сам возник в центре зала. При виде его Сезран выпрямился в кресле и попытался унять внезапно зачастивший пульс.
Гэйлон, который не мог видеть в темноте без дополнительных источников света, вытянул вперед руку и заставил светиться свой Камень, который Сезран когда-то собственноручно вставил для него в массивный золотой перстень.
— А-а-а, вот ты где, — почти миролюбиво произнес король.
— Что на этот раз тебе от меня нужно? — спросил Сезран, и голос его, подобно грому, раскатился под высокими каменными сводами.
Гэйлон дождался, пока затихнет эхо его голоса, и сказал:
— Я снова пришел к тебе как покорный ученик, Сезран.
Ни в его голосе, ни в его позе, ни в выражении надменного бледного лица не было, однако, и намека на покорность.
— Ты пришел, чтобы мучить меня.
— Прошу тебя. Мне никто, кроме тебя, не может помочь.
Волшебник усмехнулся:
— Тогда я могу только пожалеть тебя, Гэйлон Рейссон.
— Выслушай меня, Сезран. Я вызвал духа Камня. С его помощью я оживил погибшего друга… — Гэйлон стиснул кулаки. — Я знаю, какова цена, и пришел просить тебя, чтобы ты помог мне избежать расплаты.
— С чего бы я стал помогать тебе?
Маг ждал ответа короля в абсолютной тишине.
Гэйлон отвел взгляд:
— Потому что за это я отдам тебе Кингслэйер.
В груди Сезрана вспыхнула радость, но ее робкий огонек тотчас же погас.
— Лжец. Ты думаешь, что я глуп? Ты предлагаешь мне то, что и так принадлежит мне, за ответ, которого не существует. Ступай обратно, мальчишка. Когда придет время, ты сделаешь то, что должен.
— Нет! Днями и ночами я изучал «Книгу Камней», пока мои глаза не потеряли способность видеть. Какой-то выход должен существовать.
— Единственный выход — смерть! Так было всегда. Без смерти не бывает жизни, как без зимы не бывает новой весны. Вот почему некромантия стоит так дорого. Наверное, тебе было бы лучше всего вернуть все на круги своя и исправить то, что ты наделал.
— Я не могу. Арлин и так слишком много страдал.
— В таком случае ничего сделать нельзя. Все потеряно! — Волшебник так и подался вперед. На губах его застыла холодная улыбка: — Я удовлетворен. Даже если бы я мог тебе помочь, я не стал бы этого делать. Желаю тебе одних лишь несчастий и бесконечного сожаления, Гэйлон. Может быть, хоть теперь ты поймешь, что существуют вещи неподвластные твоим чарам!
Король на мгновение застыл неподвижно, а его Камень вспыхнул ярче.
— Не следует ли мне в этом случае поделиться своими несчастьями?
Хочешь, я сравняю твой замок с землей, старик?
— Если после этого ты почувствуешь себя чуть сильнее, тогда сделай это.
Камни — это всего лишь камни, независимо от того, сложены они в стены или лежат россыпью, — несмотря на опасность, Сезран прислонился к спинке своего кресла и засмеялся.
Ярость Гэйлона заставила замок содрогнуться до самого основания. Из его перстня брызнули в разные стороны голубые молнии, а затем Гэйлон исчез. Холодный сквозняк потащил к выходу небольшое облачко пыли, но Сьюардский замок стоял крепко, и маг захохотал еще громче.
Арлин не ждал, что юный герцог Госнийский вернется. Арлин вообще мало чего ожидал теперь, однако и особых поводов для разочарования у него не было. Огромная свеча-хронометр с нанесенными на нее черными кольцами, обозначавшими наступление полуночи и полудня, свидетельствовала, что время все еще идет. Свечу время от времени заменял Гиркан, который оставался добродушным, но отстраненным. Он просто приносил лекарства и еду, но когда Арлин спрашивал его о том, что происходит в замке, ответы лекаря были отрывочными, почти уклончивыми.
Дэви оказался прав. Для того чтобы воссоединиться со всем остальным миром, Арлину нужно было встать с постели и выйти из своих комнат. Кончики пальцев его рук и ног все еще ничего не чувствовали, однако, в достаточной степени сосредоточившись, он мог заставить свои конечности повиноваться. Он сделал свои первые шаги в одиночестве, опираясь на кровать, чтобы не потерять равновесие и не упасть. Мысль о том, что это неловкое, спотыкающееся тело когда-то неплохо ему служило, помогала ему и внушала надежду, что со временем былая ловкость вернется.
Прошло долгих шесть дней, прежде чем он сумел самостоятельно одеться и некоторое время ходить по комнате без поддержки. Усталость, которую он испытывал после своих кратких экскурсий, была такой сильной, что он впадал в глубокое забытье и подолгу лежал без движения. Только некоторое время спустя он сообразил, что его усталость была в значительной степени следствием снадобий, которыми пичкал его Гиркан. Молодой аристократ тотчас же отказался от приема этих лекарств, против чего Гиркан, к его большому удивлению, почти не возражал. Толстый врач даже не обратил внимания на то, что огонь в очаге перестал то и дело гаснуть и что его пациент больше не нуждается в посторонней помощи, чтобы поесть.
Однако последний барьер оказался самым трудным. После стольких трудов, после тщательной подготовки Арлин обнаружил, что он не в состоянии отворить незапертую дверь и сделать шаг за порог своей комнаты. За порогом начиналось что-то неизвестное и оттого — пугающее. Ему потребовалось целых четыре дня для того, чтобы справиться с этим своим страхом. Наконец он собрал все свое мужество, выкупался, оделся и предпринял еще одну попытку.
Дверь поддалась с уже знакомым ему скрипом. Коридор снаружи был холодным и плохо освещенным, но Арлин помнил его. Он взял в руку подставку со свечой и отправился в далекое путешествие к главному залу. Первый же встретившийся ему слуга в ужасе бежал. Служанка, повстречавшаяся ему второй, вскрикнула от ужаса и тоже бросилась прочь.
— Пожалуй, для полноты картины мне нужно волочить за собой ржавые цепи и громко стонать, — пробормотал себе под нос Арлин, останавливаясь передохнуть.
В конце коридора показался третий человек, который быстро шел по коридору, держа в руке масляную лампу.
— Добрый день, — вежливо поздоровался человек как ни в чем не бывало, проходя мимо.
