сказывался. Порох любил порассуждать за стаканом. Слушать его было тягостно, а заткнуть рот никто не решался — так и сидели, млея от его бессмысленных лекций.
— А что будет дальше? — продолжал он с нескрываемым удовольствием. — А дальше — только хуже, братцы. Удалось ли нам хоть одну тварь извести окончательно? Хрен-то там. Даже собаки, даже тушканы как были тут хозяевами, так и остались. Человек в Припяти — уже ничто, человек тут на положении того же зверя: кто успел, тот и съел. Я больше скажу: они-то здесь живут, а мы только выживаем, вот что! Затвор заклинило, и каюк тебе, родимый. Без ствола ты здесь добыча, чей-то обед.
Сталкеры потихоньку начинали разбредаться — кто-то пошёл курить на крыльцо, кто-то сделал вид, что вспомнил о неотложных делах, и, подхватив винтовку, скрылся под вновь зарядившим дождём. Шифт уснул на диване, накрыв лицо журналом. Слыша его кличку впервые, люди часто думали, что в прошлом этот сталкер имел отношение к компьютерам. На самом же деле Шифт был почти неграмотным увальнем, который писал огромными детскими буквами, за что и получил своё прозвище. Возможно, назвать его Капслоком было бы логичней, но уж больно неудобоваримо это звучало. Многие пытались объяснить Шифту, что означает его имя, но никому этого не удалось. Круг интересов Шифта был узок и своеобразен, обращение с клавиатурой не входило туда никаким боком.
Гарин очнулся: воспоминание о сталкере по кличке Шифт, которого он видел первый раз в жизни, пронеслось в памяти, как что-то само собой разумеющееся.
«Даже интересно, что придёт раньше — безумие или привычка», — подумал Олег словно не о себе, а о ком-то постороннем.
Из всех оставшихся за столом интерес к разговору с Порохом проявлял лишь один Михаил. За упокой души Доктора он выставил из неведомых запасов три бутылки водки, но сам выпил только пару рюмок, а дальше начал беззастенчиво пропускать.
— Ну а какие-нибудь образования «Долга» или «Свободы» в Припяти есть? — спросил он у старого сталкера.
— Паря, что им тут делать? Здесь давно всё перемешалось, и тот, кто рвал тельняшки за идею, теперь стал первым барыгой. Хоть с той стороны, хоть с этой. Да и нет уже никаких сторон, говорю. Есть территории и есть шкурные интересы. Не суйся на север и не будешь иметь проблем с «Монолитом». Не броди по городу один, и наёмники тебя не тронут. Они не полоумные, чтобы подставляться за пару твоих рожков и неизвестный хабар, которого у тебя, может, даже и нет.
— Тебя послушать — тут просто благодать, — хмыкнул Столяров. — Курортный город, да и только.
— Ну, не совсем. Во-первых, мутанты. Им любые диспозиции по барабану. Прут, куда хотят. Во- вторых, я ведь тебе идеальную картину описал, райскую. А рая на земле не бывает. Человеку всегда мало, всегда хочется большего. Вот и выходит: знаем, что можем друг другу не мешать, но всё равно лезем. То мы к ним, то они к нам. И такое, бывает, месиво на одном пятачке затеется, что просто ужасаешься. Спросишь себя: зачем? Что мы тут не поделили? И нет ответа…
Столяров проводил время с пользой: выуживал все доступные сведения о городе и о раскладе сил в нём. Гарину не казалось, что разглагольствования Пороха содержали какую-то полезную информацию, но Михаил упорно продолжал доить болтливого сталкера.
— Ладно. — Столяров хлопнул ладонями по столу, как будто поставил точку в разговоре. — Хорошо с тобой, Порох, но у меня и своих дел невпроворот. Олег, пойдём прогуляемся. Вон и дождь как раз кончился.
Михаил произнёс это достаточно настойчиво, чтобы Гарин понял: пока Коршун со своими друзьями куда-то отлучился, самое время выйти в город без назойливых компаньонов.
— Шариться вдвоём я бы вам не советовал, — заметил Порох.
— Благодарю за заботу. Тебе принёсти что-нибудь? — пошутил Столяров.
— Если только пивка холодненького, — ответно пошутил сталкер.
На улице и вправду распогодилось. Как всегда после дождя, небо торопливо очистилось от туч. Вода на асфальте быстро высыхала, не столько испаряясь, сколько уходя в большие и маленькие трещины, возникшие на дорожном полотне за годы без ремонта.
— Идём на север, — бросил Михаил Гарину, бодро спускаясь по расколотым ступеням.
— Если я не путаю, то как раз туда нам ходить и не советовали, — сказал Олег. — А я ни хрена не путаю, — добавил он, покачав головой.
— Речной порт нам не нужен. Дойдём до детского сада, и обратно.
— А смысл?
— Он есть. Доверься мне.
— Я уже пробовал это делать, — с сарказмом заявил Олег.
— И до сих пор жив, не так ли?
Гарин лишь кашлянул и в который раз зарёкся спорить с товарищем.
Они миновали могилу-песочницу, рядом с которой успел появиться свежий труп собаки, и прошли ещё метров триста. Вокруг было пусто и тихо, лишь ветер лениво шуршал сухими листьями. Спустя некоторое время в этом безмолвии Гарину стали чудиться какие-то неуловимые звуки: эхо детского хора, редкие удары колокола и голос диктора. Город словно воскрешал в памяти счастливые времена, когда он был полон жизни, но получались только серые призраки.
У гастронома спутники застали тошнотворную картину: стайка тушканов с хрустом и повизгиванием обгладывала чьё-то тело. Тушканов было так много, что труп двигался, словно его сносило течением. Гарин предложил обойти это место стороной, но Михаил велел ему встать за углом и кинул в тушканов гранату. Взрыв разметал по площадке и зверьков, и их трапезу, однако спустя несколько минут набежали другие, ещё больше, и пиршество продолжилось с новой силой. В этом мире была своя справедливость и своё равновесие. Бороться с ними было бессмысленно.
Наконец впереди показался детский сад. Возле корпуса стояла гипсовая скульптура — неопределённое, но, безусловно, доброе животное с отбитыми ушами. То ли белочка, то ли кошечка… Зона искорёжила зверушку, превратив её в одного из своих обитателей.
— Здесь внимательней! — предупредил Столяров и, пригнувшись, добежал до внешней лестницы. Там он присел спиной к стене, пристально огляделся и поманил Гарина.
Олег промчался через открытое пространство и плюхнулся рядом.
— Теперь слушаем, — сказал Михаил.
Пару минут они просидели на арматурных прутьях, оставшихся от разбитой нижней ступеньки. Ничего угрожающего слышно не было, лишь вдалеке повизгивали тушканы — может, у гастронома, а может, где-то в другом месте.
— Двинули, — неожиданно бросил Столяров и взбежал на площадку на уровне второго этажа. — Ну! Уснул там?
Гарин последовал за ним.
— Смотри в оба. Да не на меня, а на улицу! — Михаил поставил ногу на подоконник, уцепился руками за водосток, подтянулся и в мгновение ока перемахнул наверх. — Давай, — позвал он, протягивая руку.
Олег с помощью Столярова залез на крышу. Вид отсюда был совсем другим. Гарину показалось, что он охватывает взглядом сразу полгорода, хотя детский сад со всех сторон окружали жилые пятиэтажки, и он мог видеть только один двор. Кроме того, если раньше он думал, что здание имеет форму буквы «Ш», то теперь понял, что оно скорее напоминает «шашечки», как на такси.
— Не отсвечивай! — Столяров жестом велел ему опуститься. — Слушаем и смотрим. Ты туда, я сюда.
Гарин улёгся на окаменевший битум, лицом в противоположную сторону от спутника, и нацелился на проход между домами. Панорама открывалась настолько же унылая, насколько и безопасная: Олег видел покорёженный остов какой-то убогой легковушки, покосившийся забор с порванной металлической сеткой и сгнившее поваленное дерево на тротуаре. Больше ничего интересного не было. Дорогу неспешно перебегали тушканы, но попасть в них Гарин даже не надеялся. С другой стороны шла большая бурая собака, педантично обнюхивавшая всё, что попадалось ей на пути. Неожиданно на крыше соседнего дома возникло движение — кто-то махал им рукой.
