— Мама, кто это был? — спросила она у матери чуть позже, когда работник конторы немного успокоились.
— Никто. — Отозвалась та твердо. Рассказывать дочери о бандитах ей совершенно не хотелось. — Оля, уезжай отсюда прямо сейчас. Прямо сейчас. Не дай Бог, этот урод вернется. И вообще, — сорвалась женщина на крик, — ты зачем пришла сюда? Что ты тут забыла?
— За ключами. Свои забыла. — Никак не могла поверить Оля, что только что видела Ника Кларского.
— А свои куда дела? Вот, возьми их. И уходи, хорошо? Ты же видела, что тут было… Николай, проводи мою дочь, будь добр. Посади на такси, — обратилась Князева к одному из коллег. Тот нехотя согласился и увел Ольгу.
Уже от него, стоя на улице в ожидании такси, она выяснила, что их офис навещал некий Андрей Март, тот, кто, как поговаривают, возглавляет группировку Пристанских. Не просто бандит, а еще и псих.
— А кто был слева от него, светло-русый высокий парень? — тихо спросила Оля у Николая.
— Брат его младший, — поморщился мужчина. — Видала, как они похожи? Что старший, что младший, зверь и звереныш. С ума сойти, этот чокнутый Март к нам явился! А ведь я говорил Тане, — назвал по имени мать Ольги он, — не надо связываться с Пристанскими, не надо! От них одни проблемы.
И Оля была согласна с этими словами. От Кларского были лишь неприятности. Крупные и мутные. Из- за того, что Никита вторгся в ее жизнь, у нее появились одни проблемы. Серьезные. Через знакомых парней, с которыми она иногда вместе зависала в клубе, девушка подробнее узнала о том, кто такие Пристанские и Март, а также его младший брат. Последнего — его, кстати, называли Никки — мало кто видел, но слухи о нем ходили самые разные, но мало кто его видел. А университетский Никита Кларский, внешне все тот же вежливый и благополучный мальчик, все продолжал оказывать ей знаки внимания и даже пригласил на свидание и в шутку намекнул, что не потерпит конкурентов. Он сказал это в шутку, а Ольга реально перепугалась. Поняла, что если он узнает о том, что она встречается тайно с его другом, он что-нибудь с Димой сделает. К тому же она считала, что Чащин ничего не знает о двойной жизни приятеля. Она просто решила защитить любимого и остаться с ним вместе. Поэтому и попросила Смерча об услуге. Поэтому и завертелась это веселая игра, в которую то и дело вмешивались совпадения и случайности.
— Чем больше я с тобой общалась и наблюдала, тем больше чувствовала свою вину перед тобой Маша. Ты реально хорошая девушка. — Произнесла Князева. Кажется, она что-то вспоминала.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя сволочью. — Отозвалась я, отвернувшись. — Оля, ты пришла рассказать мне о том, что ты ко мне чувствуешь что ли? Если так, я тебя прерву. И спрошу кое-что другое. Что за наезды были вчера по телефону? Что ты имела в виду?
— Я имела в виду Дениса.
— Что, хорошо потусили в своем Галазе? — зло спросила я, вновь начиная ревновать. — Развлеклись? Вот только я не могу понять, если ты любишь Димку, что тебе надо от Смерча? Что?
— Мне ничего не надо от него. Я же сказала, он мне, как брат.
— А-а-а, — протянула я задумчиво, — ну точно. По нему тащится твоя сестренка-близняшка.
— Ты права. Они любили друг друга.
Во мне что-то вспыхнуло, и оно же готово было взорваться фейерверком эмоций.
— Она находится в Галазе, да?
— Да.
Я стиснула зубы. А что, если Смерч вернулся вместе с этой загадочной Инной, поэтому и забыл про меня? Даже если он сначала и правда что-то чувствовал ко мне, то после того, как вновь встретил свою Лазурную Инну, с которой когда-то расстался, забыл меня. И теперь находится где-то там, с ней, обнимая и целуя, как прежде меня.
'
— Отлично. — Я медленно вздохнула и так же медленно выдохнула. — Денис сейчас с ней?
— К счастью, нет. — Ее ответ прозвучал загадочно.
— Почему же они не вместе, а? Они ведь так любили друг друга!
— Маша, они не могут быть вместе.
— И почему же?
— Инна умерла, — все тем же очень ровным голосом произнесла Оля. Я остолбенела. Кажется, даже дышать перестала на несколько секунд.
— Что?
— Маша. Я и Денис каждый год ездим в Галаз только по одной простой причине — там находится могила моей сестры. — Ее голос так и не дрогнул, словно Князева говорила о чем-то обыденном, но ее руки, лежащие на коленях, сжались в два кулака.
А вот мои руки покрылись холодными мурашками.
— Умерла? — спросила я почти что шепотом. Все другие звуки пропали — все, кроме подозрительно спокойного голоса Князевой. Я даже себя не слышала.
— Умерла. — Повторила девушка. И Дэн считает, что умерла она из-за него. — В голосе Ольги прозвенели печаль и горечь, которые вот-вот должны были разбиться о поверхность реальности. — Он винит в этом себя. За то, что она навсегда осталась в море.
Фейерверк все же взорвался, и меня накрыло черной стеклянной волной.
Этот день был таким же жарким и веселым, как и все остальные. Только ветер с моря дул особенный — вроде бы и ласковый, остужающий, но словно чужой, опасный, несущий в себе глубоко затаенную угрозу.
— По ощущениям этот ветер напоминает мне сирокко, — произнесла Ольга, стоя на балкончике и глядя на утреннее обманчиво спокойное море. Яркий дерзкий рассвет они с Дэном уже встретили пару часов назад. — Когда мы были на севере Сицилии — ну, тогда, в прошлом году, дул этот самый сирокко, и у меня появилось это же чувство.
— Какое? — приподнялся на локте чуть сонный и растрепанный Дэн.
Они с Инной не спали почти всю ночь. А о сирокко — сухом горячем итальянском ветре, он пока что знал только из книг и чужих рассказов. Сам молодой человек пока еще на острове Сицилия не был, хотя саму Италию несколько раз посещал. Эта страна вообще ему очень нравилась, как и его деду. А еще их обоих увлекала античность — и римская, и греческая. Поэтому и в Галазе, как в одной из старинных древнегреческих колоний на берегу Черного моря, Смерчу неимоверно нравилось бывать почти каждое лето. Это место притягивало его своей неуловимой атмосферой безмятежного отдыха и прикосновения к древностям, и не раз Дэну казалось, что когда-то он уже не раз здесь бывал. Когда-то очень давно, и, может быть, даже во сне.
— Ну же, какое чувство?
— Когда дул сирокко, мне становилось не по себе, — отозвалась Инна медленно. — И сейчас эти же ощущения… Из-за ветра в голове поселилось чувство обреченности. Или вины. Или безысходности. Не знаю даже. А еще почему-то ревности, Денис. Глупо так.
— Ты меня, наверное, ревнуешь? — подмигнул начавшей впадать в меланхолию девушке Дэн. Он встал с кровати, подошел к своей любимой и обнял ее за плечи. Несмотря на жару, ее кожа в тот день казалась неожиданно холодной, а в глазах плескалось обреченность. Как потом вспоминала Оля, у Инны даже ресницы стали в тот день другими — в какой-то момент, за завтраком, они напомнили ей закрывающиеся лепестки увядающего цветка.
— Тебя? Тебя всегда ревную, — призналась Инна, откинув голову ему на грудь, и в глазах у нее действительно мелькнул привычный страх потерять фактически идеального парня. — Нет, на самом деле. Очень сильно ревную. Ты у нас вон какой мальчик видный. Даже странно, что тебя другие девушки не интересуют, — в голосе светловолосой девушки послышался страх.
— Дело не в количестве, а в качестве, — отозвался игриво Смерчинский. — Ты — самая. Поняла?
Инна только вздохнула.
— Эй! — поймал ее настрой парень, — ты чего такая хмурая? Девочка моя, встряхнись! Встряхнись, я сказал! У нас еще почти целый месяц рая!
Откуда ему было знать, что впереди ад?
И Дэн, ничего не подозревая, предложил Инне развеяться на яхте, на которой должно было
