Просыпаться она никак не хотела.
— Мужики! — воскликнул изумленно кто-то на другой стороне шоссе. — Сколько же народу мы положили!
— Президенты! — крикнул я громко и уверенно. — Принять командование!
Это чтобы они очнулись первыми.
Грохоту мы подняли будь здоров. Пока в Малиновке не догадались, что получилось не как всегда, — у нас было время. Но было его совсем немного.
С нашей стороны вышел один убитый и двое раненых. Со стороны противника убитых тоже было немного, но зато все остальные были ранены. Но — тяжело. Это — трое убитых и шестнадцать человек покалеченных.
Гера к несчастным так и не подошла. Попыталась, я видел сам, наклониться над одним, со своими длинными тряпочками, но у нее подкосились ноги, и она улеглась рядом с беднягой на землю, словно его сестра по несчастью. Раскинув руки, закрыв глаза и побледнев всем телом.
Вот они, парадоксы человеческой натуры.
Зато я стал почему-то зол, и орал на всех, чтобы они поторапливались.
На эту полусумасшедшую братию, которая никуда не хотела спешить.
А хотела как-нибудь отметить свою победу…
Чем веселей и самоуверенней становились кладоискатели, тем мрачнее делался я.
Наш убитый был тот парень, который сидел на дереве и высматривал движение неприятеля.
Про него все забыли, когда показались вражеские машины. Да и он сам не знал, что ему делать, — сидеть дальше или это уже не нужно.
Он стал слазить, и, где-то посередине дерева, в него угодила автоматная очередь. Мучения его были недолгими.
Было двое раненых. Одному пуля попала в голову, он был не жилец. Пожилой довольно-таки мужик, небритый, с заострившимся носом, — он хрипел дыханием и все порывался делать что-то рукой, наверное протереть глаза, на которые натекла и засохла кровь… Другому пуля попала в руку, — тот изо-всех сил храбрился, показывая, что ему нисколько не больно.
Один из стариков хозяйственного отделения, которое все-таки приступило к своим обязанностям во время боя, и не спеша выдвинулось помогать несчастным, с трудом, но вспомнил, что в молодости на самом деле был фельдшером. Даже закончил медицинское училище по этой части… Пока не просвистели пули, забыл напрочь, а как только началась стрельба, — как-то вспомнил. Даже начал командовать что-то там, среди своих дедов, — по медицинской части.
«Нужен фланцет», — сказал он мне. Но я не понял, может, ему нужен пинцет?.. Где я его здесь возьму.
У легкораненого рука уже была кое-как перебинтована, и от него попахивало гнусной самогонной сивухой, который бедняге, должно быть, выдали в качестве анестезии.
— Птица, — сказал я, — осмотри их машины. Можно ли что-то сделать… Скоро пора сматываться.
Тот бодро кивнул, и кинулся исполнять приказание.
Вообще, я заметил, — каждое мое слово, после нашего скоротечного боя, буквально ловили на лету, и кидались исполнять то, что я советовал, в то же мгновенье. Без всякого промедления. Не дав себе секунды на размышление.
Мне даже казалось, если скажу кому:
— Стреляй в него.
Он сначала выстрелит, а потом подумает, стоило ли это делать… Не первоапрельская ли это дядина шутка.
Потому что поверженных врагов было, на самом деле, много. Все они истекали кровью. Поскольку были нашпигованы, как утки, разнокалиберной самокатной деревенской дробью.
Их стаскивали на травку, в одно место. Где дед фельдшер авторитетно определял, покойник перед ним или еще живой человек.
— Этот живой, — говорил он, — этот тоже живой, и этот живой…
Убитых оказалось трое. Водитель грузовика, водитель газика и пехотинец. Водители, — оказалась работа Артема.
— Три патрона осталось, — сказал он мне, заметно гордясь своими словами. — Мало.
Но с патронами, как быстро выяснилось, проблем уже не было. Так же как и с легким вооружением.
Двенадцать автоматов Калашникова, шесть карабинов Симонова, пистолет, — и куча запасных боеприпасов ко всему этому. Да еще семь гранат.
Все это лежало на асфальте перед покореженным бычком Птицы… Хорошее получилось перевооружение. В пору бы радоваться, и млеть от счастья. Бросать в воздух чепчики.
Искатели приключений так и делали. Недавнее напряжение, и страхи, которых они натерпелись, — схлынули с них. Простецкие улыбки, суетливая возбужденная деловитость никак не хотела покинуть их, — с каждой минутой, они все больше напоминали стадо, которое нужно было пасти.
Я — вызвался в пастухи. Но мне это совсем не нужно. Но — вызвался. Взвалил ярмо на плечи… Может быть, из-за этого настроение мое становилось все хуже?
Подошел к газику, у которого возился Птица.
— Ну как? — спросил я его.
— Нормально, — бодро ответил он. — ЗиЛ вообще в порядке, даже резина цела. Бензина полный бак… И эта — в ажуре, переднее левое пробито, но есть запаска. Что значит, — дробь! Великое дело. Вся техника в неприкосновенности.
— Значит, повезло, — неизвестно о чем, сказал я. — Через пятнадцать минут сможем тронуться?
— Элементарно, Ватсон, — согласился он…
Раненых набралась целая обочина. Убитые же, небольшим островком, лежали в стороне.
Некоторые из противников были в сознании. Когда я неторопливо проходил мимо, — они смотрели на меня.
Ни в одном из этих взглядов не было вражды, или других агрессивных наклонностей. Просто смотрели на меня, невинно, — как кролики, без единой негативной мысли в голове.
Что-то изменилось в их сознании. Что-то там, от потери крови, переместило их в иное место, — так что они стали интересоваться совсем другим. А не тем, что запрятано у нас под соломой. Им по фигу даже стал результат сражения, и жажда справедливого реванша пока не посетила их воображение.
Ничего, скоро подъедут их односельчане, устроят им настоящий лазарет. Так что дня через два-три придет к ним и желание отомстить, и ярость униженного самолюбия. Чем лучше будут заживать болячки, тем кровожаднее они будут становиться.
Сейчас же, — небольшой отпуск. Групповая экскурсия по неизвестной дороге, как в зоопарк, — где неведомые звери, и неведомые желания. Ну и неведомые до этого им, законы, конечно.
Интересно, есть ли там у них какой-нибудь гид. Или каждый вынужден понимать экзотику по собственному разумению?..
У убитых я задержался чуть больше.
Их безнадежные лица не вызвали во мне никаких чувств. Они даже не походили на покинутые жизнью маски… Так, — поверженный враг, который не представлял больше опасности.
Даже потянуло на кощунство, — зевнуть, при виде результата своего военного творчества.
Но внимание привлекли их руки.
Может быть, показалось?.. Но — нет… Я пригляделся внимательней.
Так и есть.
Кисти безжизненных рук начинали покрываться чем-то коричневым, какой-то роговицей… Или, может быть, все-таки показалось?
Времени прошло-то всего ничего, даже запах пороха еще до конца не успел развеяться в лесу…
— Строиться! — закричал я. — Президенты!.. Всех выстроить на шоссе. С личными вещами.
Должно быть, я не шутил. Потому что, тут же началось общее движение.
