Мэри закрепила корсетный крючок на крае корсажа Анны. Фалли просияла от удовольствия, что ее подопечная так преобразилась в этом наряде. На крючок, который был достаточно большим, чтобы поймать на него карпа, мать повесила маленькую коробочку, небольшой несессер, корзину для рукоделия и несессер побольше. Она положила в коробочку бутылочку душистых солей, зубочистки и шелковый носовой платок. В корзинку для рукоделия — пару маленьких ножниц, наперсток и набор игл.
— И все это я должна тащить, да еще чтобы они болтались на моей груди, как якори?
— Каждая воспитанная леди должна, девочка моя.
— Тогда я не понимаю, как они вообще могут ровно стоять. Карманы гораздо удобнее. Фалли закатила глаза.
— Возможно, — невозмутимо ответила Мэри, — но мы говорим не об удобстве, а о моде. А теперь — предметы туалета.
На столе стояли заморские ароматизированные воды, пудра, румяна, губная помада, живая вода и средство для чистки зубов, вода от загара, миндальный крем для лица и лаванда для устранения запаха пота, который Анна начала чувствовать после бега. Девочка гадала: то ли продолжительная болезнь, то ли потеря ребенка заставили ее мать так ненавидеть свое тело, лишили ее осанки. Какая еще может существовать причина, чтобы женщина была так скована?
— Я оставлю тебя Анна, чтобы ты могла сама все здесь осмотреть. Если возникнут вопросы, Фулборн поможет тебе.
— Хорошо, мама. — Анна наблюдала, как она плавной походкой покидает комнату, шелестя юбками.
Девочка упала на мягкую кровать, корсет врезался ей в живот.
— Фалли, сними с меня эти оковы. Я не могу вздохнуть и уже промокла до костей в этом проклятом панцире.
— К этому придется привыкать, девочка. У тебя скоро начнутся месячные. Твоя талия уже слишком велика для этого корсета.
— Или мой корсет слишком мал для моей талии. Фалли, как дамы гуляют, бегают, даже просто разговаривают при такой пытке?
— В основном, они предпочитают делать это медленно или не делать совсем. Дыши грудью, а не животом, как старуха в жаркий день. Ты привыкнешь!
— А если нет? Если я при каждом шаге буду опрокидываться килем вверх?
— Нет. Ты должна будешь использовать ароматические соли, чтобы благоухать. Помни, однажды ты понравишься какому-нибудь мужчине, выйдешь замуж и тогда можешь делать все, что тебе будет угодно.
Анну мало успокоили слова Фулборн, потому что, как она понимала, ни одна женщина не делает того, что ей угодно, несмотря на ее красоту, ум и состояние.
Дебют Анны в качестве леди был непродолжительным, и она постепенно возвратилась к своим старым привычкам. Просто теперь она тщательнее скрывала это от родителей. В Белфилде были важные гости, и Кормак думал, как приумножить свое состояние.
В Чарльзтауне, как и в других портах колонии пиратов принимали в лучших домах. Их называли каперами, чтобы не смущать их клиентов. Как деловые партнеры купцов, они наполняли сундуки города испанскими золотыми монетами, серебром, долларами и кронами, а также привозили со всего света свою добычу. Они атаковывали испанские корабли, которые конкурировали с флотом колоний и продавали награбленное дешевле, чем такие же товары из Англии. Более шестидесяти кораблей ежегодно приходило с родины, и еще восемьдесят судов курсировали между Карибским морем и северными колониями. Только одному Чарльзтауну требовалось более тысячи рабов ежегодно, а товарооборот с Англией составлял более ста шестидесяти фунтов стерлингов в год. Пираты были необходимы для экономики колонии.
Англия душила колонии налогом, таким же образом, как она сдерживала торговлю Ирландии. По новым законам, все товары, предназначенные для колоний, вначале отправляли в метрополию, облагали налогом, а затем перевозили на кораблях в Новый Свет.
Купцы, плантаторы и аристократы верные короне ворчали тайно по поводу цены их преданности.
Анна слушала тираду отца о «родном правительстве» и «ненасытных вигах» и осматривала комнату, подсчитывая, что было куплено у «братьев». Ром на столе, бархат, из которого было сшито платье матери, кружевной воротничок, замечательное охотничье оружие, вино в погребе, свечи и канделябры, драгоценности, специи, даже сам стол — все было куплено у пиратов по цене, которую те сами устанавливали.
В 1713 году самым знаменитым в Чарльзтауне капитаном был Поль Рейнор. Он часто ужинал в Белфилде со своим компаньоном, Коном Кэсби. Глядя на Кэсби, Анна думала, что именно так и должен выглядеть настоящий пират. Рейнор был высоким, привлекательным, смуглым, учтивым, в прекрасном камзоле с кружевным жабо и манжетами из голландского полотна, а Кэсби напоминал отвратительную корабельную крысу в человечьем обличий — одноглазый, с красным лицом — результат усиленного употребления рома и крепких вин, в красных бриджах и золотым кольцом в одном ухе. Рейнор имел большой и мощный флот, полностью укомплектованный. Он вернулся из Вест-Индии с грузом мелассы и табака, что увеличило и его состояние, и состояние Кормака. Сегодня капитан был в добром расположении духа. Больше всего ему нравилось рассказывать морские истории и наблюдать, как сияют глаза дам.
— Расскажите нам о своих недавних сражениях, Рейнор! — подзадоривал Кормак гостя, и капитан, развалившись на стуле с высокой спинкой, закурил кубинскую трубку. Он щурил глаза от дыма, а свечи мерцали, как будто от дуновения морского ветерка. Рейнор обращался к Кормаку, но его диковатый, неукротимый взгляд скользил от Анны к ее матери.
— Скорость и внезапность — вот наше оружие. Наше основное преимущество — страх. Я видел людей, которые пронзали себе грудь шестидюймовыми кинжалами, когда из пушек по ним палили всего лишь дубовыми щепками и желудями. А корабельный хирург ничего не мог сделать и только ждал, кто перенесет агонию и выживет. Гангрена в тропиках — не очень приятное зрелище, мэм, — он, улыбаясь, слегка склонил голову перед Мэри. — Но в прошлом плавании у нас было серьезное сражение. Мы отошли от Ямайки и находились в открытом море. Наблюдатель заметил корабль примерно в двенадцати милях и крикнул: «Прямо по курсу — судно! «Это была испанская бригантина, судя по флагу и, похоже, возвращалась в Испанию с Золотого Берега. Она погрузилась глубоко в воду, значит, трюмы были полны. Мы проголосовали и решили ее взять. Полдня мы сидели у нее на хвосте, пытаясь рассмотреть, настоящие ли пушки у нее на борту или камуфляж. Знаете, эти испанские шавки изображают пушки на борту даже самых маленьких судов, но нас не проведешь!»
— Вы ее взорвали? — торопил события Уильям. Анна сидела тихо, чтобы ее не «попросили» из-за стола в самой середине рассказа.
— Нет, мы редко стреляем более одного раза. Нам нужно захватить судно, а не потопить его. Мы ударили по ту сторону носа и подняли свой черный флаг, а они без боя спустили свой. Конечно, такой бой нам нравится.
Кормак был явно раздражен:
— Значит, вы никогда не видели настоящего сражения?
Рейнор усмехнулся:
— Видел и сам участвовал, и видел кровь. Значит, вы хотите услышать об этом? Я был на корабле Тью, вы, наверное, слышали о таком, в 1692 году. «Дружба» с Бермудских островов. Это был хороший капитан с командой из шестидесяти человек. У него было даже разрешение губернатора Бермудов, Исаака Ричера, на захват французского транспорта из Африки. Таким образом, у нас был оправдательный документ, на тот случай, если нас поймают. Мы просто могли сказать, что сражались с врагами короля и стали бы героями.
Он поднял бокал с красным вином. Его голос приобретал все более загадочную окраску.
— Вооруженные такой лицензией на грабеж, мы пресекли Атлантику в спокойных водах. Вдруг корабль Тью буквально взорвался. Хотим ли мы попробовать свои силы? Захватить состояние, будь на то разрешение губернатора или нет? Один рывок, — и мы будем обеспечены на всю жизнь. Мы все согласились идти за ним. «Или пан, или пропал», — сказали мы и взяли курс на Кейп, войдя в Красное море.
Рейнор глубоко затянулся и посмотрел в окно, как бы что-то припоминая.