сделает тебя совсем иной женщиной.
Анна сморщила нос над коричневым порошком и улыбнулась Джеку:
— А что не в порядке со старой, а? У меня нет боли, которую требовалось бы заглушить. А у тебя?
Но Джек отмахнулся от ее расспросов, набил трубку и прикурил ее, делая глубокие медленные затяжки из тонкого чубука. Глаза его прищурились от возбуждения, и он передал трубку Анне.
— Попробуй это, девочка. Это поможет тебе расслабиться.
Она слегка поморщилась, внимательно наблюдая за ним. Клубы сладковатого дыма от трубки вились по каюте.
— Я бы лучше выпила с тобой бутыль рому, Джек! — она вновь поморщилась. — Запах такой затхлый, как в углу прачечной.
Но его это не остановило, и он вложил трубку в ее руку.
— Ради меня, Анна. Если ты меня любишь, попробуй! А потом я покажу тебе кое-что такое, чего ты никогда не видела.
Анна недоверчиво поднесла трубку к губам Ее глаза щипал дым, а в ноздрях щекотал необычный за пах, но она сделала небольшую затяжку.
— Еще, — сказал он, опять поднося трубку к ее губам. Она сделала еще одну затяжку, наблюдая за ним сквозь дымку. В горле пекло от горячего дыма сильнее, чем от какого-либо другого табака, какой ей доводилось пробовать. Она коротко кашлянула чувствуя, что стоит ей начать кашлять, и она уже не остановится, пока не разорвутся легкие.
Джек смотрел на нее сияющим взглядом. Анна почувствовала, что ее воля слабеет по мере того, как рот опять наполнился дымом. Женщину переполняло желание откинуться на постель, и она удивилась своим чувствам.
На мгновение Анна осталась в каюте одна, ощущая только мягкую постель под собой, легкое покачивание комнаты и тепло от свечи. Голова ее была необычайно легка, а веки налились тяжестью. Она поднесла руку ко рту и почувствовала запах своего тела. Прикосновение пальцев к щекам показалось ей легким касанием мокрых мягких перышек. Женщина отвела руку в сторону и увидела, что ладони ее действительно стали влажными. На секунду она удивилась зачем кто-то стоит на вахте, если корабль в безопасности, а море спокойно. Но внимание ее тут же переключилось и сосредоточилось на золотом отражении света свечи в зеркале на стене.
Джек страстно потянулся к ней и повалил на одеяло. Сама собой одежда сползла с ее тела, и она почувствовала на себе тяжесть Джека. Его руки скользили по телу женщины, как патока. Анна вздрогнула от его прикосновения и страстно захотела почувствовать его внутри своего тела и выгнула спину ему навстречу. Но что-то было не так. Как она ни старалась, но не могла почувствовать его внутри себя. Джек оставался невозмутимым и скатился с нее, улыбаясь, погруженный в свои фантазии.
Анна откинулась назад, чувствуя необычайную усталость и печаль. Она слышала, ей казалось, что мозг лижет вода сотнями маленьких язычков, словно волны, ласкающие корабль. И мозг и тело были опустошены. Вдруг она подумала о своем умершем младенце, будто девочка лежала у ее груди. Анна задумалась над тем, умерла ли та, пытаясь вступить в жизнь, или была уже мертва внутри нее и вообще не увидела этот мир. Первый раз за последнее время она сознательно думала о своем ребенке. Анна плотно прикрыла глаза, стараясь отогнать видения, которые роились перед ней, как жалящие осы. Но она не заплакала. Женщина попыталась вырваться из прошлого, заставляла себя думать о чем-то другом. Но воля, казалось, покинула ее. Джек был где-то еще, возможно, с кем-то другим; она видела это по его отсутствующей улыбке.
Анна села на кровати. От резкого движения у нее закружилась голова, а при наклоне судна к горлу подступила тошнота, чего не было с детства. Она выскочила из каюты и подбежала к борту. Ее рвало. Анна поклялась, что никогда больше не прикоснется к этому порошку. Нет, никогда и ни для кого она не потеряет контроль над собой.
В следующем месяце Джек все чаще прикладывался к трубке. Когда Анна спускалась вниз, в каюту, ее взору открывалась одна и та же картина, как будто из ада: дым благовоний и сладковатый запах, который, казалось, прилипал ко всему. Однажды Джек еще раз попросил с присоединиться к нему, но получил такой резкий отказ что больше никогда не предлагал ей трубку.
— Это изысканное удовольствие, девочка. Этим увлекаются французы.
— Черт бы их побрал с их зельем. Не понимаю, какое удовольствие ты находишь в забвении, Джек? Это скверная привычка, которая засоряет мозги, а я не хочу ничего подобного, — она резко повернулась и вышла, оставив его в темной комнате, моргающего и тупо улыбающегося.
По утрам, после этих опиумных сеансов, он обхватывал голову руками, но едва к ней прикасался, как будто эти прикосновения причиняли ему страшную боль. Только грог или пара стаканчиков рома могли вернуть ему силы. Он все дольше и дольше спал по утрам, выдыхая пары опиума и рома, так что Анна могла запьянеть, только лишь ступив на порог каюты. Он начал сильно потеть, и его всегда чистые и аккуратные хлопчатобумажные брюки теперь все время были влажными, и от них дурно пахло. Тем не менее, команда молчала. Пока трюм был полон, а значит полны и их животы, они даже не пытались захватывать новые суда. Немногие знали, что их капитан балуется еще чем-то, кроме рома, а Анна чувствовала себя все более отдаленной от команды, понимая, что не может раскрыть секрет Джека каждому.
Чтобы убить время, женщина украшала корабль. Делала она это с большим вкусом, как будто наряжалась сама. В каюты она повесила богатые гобелены, задрапировала стены в шелка и сатин. Она жгла ладан, отчасти для развлечения, а отчасти для того, чтобы скрыть запахи, шедшие от каюты Джека. В угол комнаты она притащила огромный французский таз для купания, купила попугая и поместила его в проходе на нижнюю палубу. Яркая птичка быстро научилась говорить:
— Поймай меня, кто может!
А Анна за это угощала его бисквитом. В моменты затишья она проскальзывала на бак и там, сидя на жердочке, как в детстве, читала книги, украденные на других кораблях.
Внешне она казалась спокойной, но знала, что внутри нее зреет решение. Анна была в постоянном напряжении оттого, что вынуждена прятать капитана от команды. Люди все чаще бездельничали, слоняясь от берега к берегу, а для бдительного капитана это был тревожный сигнал.
Когда «Куин» атаковал испанское судно с драгоценностями из Антигуа, Джек не владел собой. Он, пошатываясь, прошел в самую гущу драки со своего обычного места у штурвала. Он был пьянее, чем обычно, и Анна заметила, что от грохота вокруг его состояние ухудшается. В тот момент, когда она подскочила к нему, чтобы увести, он в ужасе запрокинул голову. У его ног в предсмертных судорогах бился обезглавленный испанец. В таком состоянии Джеку показалось, что тот пытается схватить его за ноги. Он страшно закричал, выбросил свой пистолет и в истерике зигзагами устремился к борту. Анна успела схватить его, пока он не прыгнул за борт.
— Джек! — пронзительно крикнула она ему прямо в ухо и стала тянуть его за руку. — Возвращайся назад! — она посмотрела через плечо в поисках помощи, но пираты уже обошли снасти и добивали оставшихся испанцев. Анна разрывалась. Ей нужно было что-то придумать, чтобы вывести Джека из истерики. Никто из членов команды не должен был увидеть его в таком состоянии, иначе ему не быть больше капитаном. Внезапно она схватила свою саблю и плоской стороной лезвия со всей силы шлепнула Джека по спине:
— Дурак! Отправляйся на свой пост!
Джек нагнулся к ней, пытаясь вырвать саблю, и, ничего не соображая, заорал, выпучив сумасшедшие глаза:
— Ты, испанский пес! — он совершенно не узнавал ее.
Анна выхватила пистолет и приставила к его голове, дернула за воротник, приблизила его ухо к своим губам:
— Я всажу пулю в твои мозги! Пошел!
Глаза Джека тут же просветлели. Он узнал Анну. От его паники не осталось и следа, как только он почувствовал холодное дуло пистолета у своего виска.
Анна прорычала:
