лет она успела забыть, что Нейвом Смитом можно любоваться бесконечно, словно творением художника, – в каждом движении, в каждой позе он гибок, естествен и неотразимо сексуален.
– Это везде так.
– Да, наверное.
Сдвинув темные очки на нос, он беззастенчиво ее разглядывал. Да и сама Шелби не могла оторвать от него глаз. Все тот же упрямый подбородок, затененный трехдневной щетиной, все те же мускулистые руки, покрытые бронзовым загаром, озорная усмешка в углах рта. Смоляные волосы – наследство матери- индианки – в беспорядке падают на лоб.
Что привело тебя в наши Палестины?
Признаться? Промолчать? Солгать? Но кому же и знать правду, как не Нейву? Где-то на белом свете живет его дочь – девятилетняя девочка, о существовании которой он не подозревает, которую не может ни принять, ни отвергнуть.
С годами Шелби убедила себя, что ее дочь – дитя Нейва. Если же нет... Внутри у нее все сжалось, и Шелби поспешила отогнать мысль об этой ужасной возможности.
Мимо протарахтел универсал с настежь распахнутыми окнами. В салоне машины мамаша орала на своих отпрысков, и крикам ее вторило карканье одинокой вороны в дальнем конце улицы.
Нейв молча смотрел на Шелби. Ждал. Она откашлялась.
– Я приехала... м-м... по нескольким причинам… Что ж, теперь или никогда!
– ...и одна из них прямо касается тебя. Нам надо поговорить. У тебя найдется минутка?
– Минутка? И только?
Как ей хотелось сорвать с него эти чертовы темные очки!
– Десять минут, самое большее – двадцать.
– Почему бы не сейчас?
Долгими бессонными ночами Шелби спрашивала себя, найдет ли она в себе силы встретиться с Нейвом лицом к лицу. Открыть тайну, надежно похороненную в груди. Спрашивала – и так и не находила ответа. Но вот настал момент истины. Что ж, она не привыкла останавливаться на полпути.
– Ты прав. Почему бы и не сейчас?
– Пойдем, я угощаю. Теперь-то тебе уже можно пить, верно?
– Конечно, можно, – растянув непослушные губы в улыбке, откликнулась она.
Он кивнул в сторону салуна «Белая лошадь», и Шелби, призвав на помощь все свое мужество, двинулась за ним.
Нейв вошел первым и придержал дверь, мучительно заскрипевшую на несмазанных петлях. Вслед за ним Шелби вошла в полутемный зал, чем-то напоминающий гробницу, с черными от копоти потолочными балками. Ветхий кондиционер надсадно пыхтел и повизгивал, ведя проигрышную битву с жарой. Несколько вентиляторов над головой лениво разгоняли застоявшийся теплый воздух. Стук бильярдных шаров из дальнего угла перекрывал жестяное звяканье музыкального автомата. Звенели кубики льда в стаканах, и воздух наполнял ядреный дух табачного дыма и крепкой выпивки.
Шелби подошла к стойке, кожей ощущая любопытные взгляды посетителей.
Тебе пива? – спросил Нейв.
Угу.
«Как будто важно, что они будут пить», – подумала она, убирая в карман сумки солнечные очки.
Нейв подошел к стойке и щелкнул пальцами. Из ниоткуда вынырнула барменша – сухопарая женщина с вытравленными перекисью волосами, неряшливо наложенной помадой и острым любопытным взглядом.
– Два пива, Люси.
– Сейчас! – пропела она.
Нейв сел на табурет напротив Шелби и положил на стол темные очки. Она заметила, что у него разные зрачки, один больше другого – и вспомнила, что Нейв повредил глаз в давней схватке с Россом Маккаллумом.
– Сейчас принесут, – сказал он. – Так в чем же дело, Шелби? Что тебе понадобилось в наших краях?
Шелби тревожно оглянулась через плечо. Больше тянуть нельзя. Надо собраться с духом – и покончить с обманом десятилетней давности.
– Десять лет назад я кое-что от тебя скрыла, – заговорила она – и осеклась, заметив, как мгновенно вздулись жилы у него на шее при напоминании о прошлом. – Кое-что... очень важное.
– И что же?
Подошла Люси, положила на стол пару бумажных салфеток с картой Техаса, поставила две длинногорлые бутылки и пару стаканов, затем, словно вспомнив в последний момент, вернулась с полдороги и бросила на исцарапанную стойку закуску – пакетик арахиса в скорлупе.
– Еще что-нибудь? – поинтересовалась она.
– Да нет, вряд ли, – ответил Нейв.
– Если что, вы только скажите!
