«Но ведь сам дом я помню! – возразила она себе. – Так что не о чем беспокоиться».
– Хочешь подняться наверх и прилечь? – поинтересовался Алекс.
Марла покачала головой.
– Сейчас я хочу одного – увидеть сына.
Алекс двинулся к лифту. За ним струился сигаретный дымок.
– Джеймс, наверно, сейчас спит.
– Я просто посмотрю на него. Мне это нужно. – Она подняла глаза на мужа. – Ты понимаешь меня, правда?
– Конечно. Но, мне казалось, ты захочешь сначала освоиться в доме, вспомнить, где у нас что и...
Двери лифта растворились. Алекс швырнул недокуренную сигарету в мусорный бак, вошел и нажал кнопку третьего этажа.
– Что «и»?
– Ничего. – Он плотно сжал губы, словно разозлившись на себя.
– Нет, ты хотел что-то еще сказать! – настаивала Марла, чувствуя, как нарастает тупая боль в висках.
– Видишь ли, – заговорил он медленно и очень отчетливо, словно обращался к ребенку, – если ты его не узнаешь, или он испугается тебя – для тебя это будет очень тяжело. Я думаю только о твоем самочувствии.
– С моим самочувствием все в порядке, – отрезала Марла, раздраженная тем, что все обращаются с ней, словно с нежным тепличным цветком.
Впрочем, здоровой и сильной ее сейчас никак не назовешь. Марла не так уж много знала о себе, но в одном уверена: она никогда не была рохлей и плаксой!
– Пойдем взглянем на нашего сына.
– Хорошо, если ты уверена, что сможешь выдержать…
– Алекс, – раздраженно прервала она, – заткнись и покажи мне дорогу!
Он промолчал. Старинный лифт плавно полз вверх. Прислонившись к стене, Марла мысленно выругала себя за то, что нагрубила мужу. В конце концов, он о ней же заботится. И он не виноват, что память ее разлетелась на тысячи осколков.
На третьем этаже Марла увидела просторный холл, а посредине – центральную лестницу. Алекс подвел жену к двойным дверям.
– Вот тут мы и живем, – объявил он, вводя Марлу в уютную гостиную – камин, пара диванов, кресла, столик для чтения. – Моя спальня вон там, – он указал на закрытую дверь, – а твоя здесь.
Открыв дверь, он пропустил Марлу в просторную светлую комнату, выдержанную в синих, бежевых и персиковых тонах. Первым делом в глаза ей бросилась кровать – огромная, резная, розового дерева, застланная кружевным покрывалом. Оглядевшись, Марла обнаружила книжный шкаф, полный внушительных томов в кожаных переплетах, свежесрезанные цветы в вазах на столиках, картины на стенах. Все вместе напоминало музейную залу – не хватало только экскурсантов.
– Разве мы с тобой не спим вместе?
– Обычно нет. – Алекс ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Иногда бывает, конечно, но обычно каждый спит у себя.
– Довольно странно, тебе не кажется? – заметила она, чувствуя, как просыпается в основании черепа ноющая боль.
Он покачал головой.
– Да нет. Мы ведь много лет женаты. Даже самая пылкая страсть со временем затухает. – Алекс пожал плечами. – У каждого из нас – своя жизнь, и я ничего плохого в этом не вижу.
– Но ведь мы как-то ухитрились зачать ребенка! – удивилась Марла.
– Точно. – Алекс ухмыльнулся. – Хорошо сказано – ухитрились! Ладно, пошли знакомиться с маленьким разбойником.
Пройдя в дальний конец спальни, он отворил стеклянную дверь, завешенную шторкой, и ввел Марлу в детскую – комнатку в нежно-голубых тонах, с веселыми зверушками на обоях. Из углов смотрели на Марлу набивные игрушки, над детской кроваткой мягко светился ночник в виде Ноева ковчега. Детская совсем не походила на спальню: здесь было тепло и уютно, чувствовалось, что здесь живут.
Из кроватки доносилось еле слышное посапывание. Марла склонилась над кроваткой – и сердце замерло у нее в груди. «Маленький разбойник» спал на боку, подогнув ножки и сжав крохотные ручонки в кулачки. Сквозь редкие рыжеватые волосики просвечивала нежная кожа. Во сне Джеймс причмокивал губами, словно ему снилась мамина грудь.
Сердце Марлы сжалось, но не от материнской любви, а от отчаяния. Как мог этот чудесный малыш не врезаться золотыми буквами ей в сердце? Почему она совсем его не помнит? Сморгнув слезы, она потянулась к ребенку и осторожно взяла его на руки вместе с одеяльцем.
«Это мой сын! Мой!» Эта мысль согревала, но и пугала. Что она знает о маленьких детях? Правда, она уже вырастила одного ребенка; но навыки материнства покинули ее вместе с памятью.
Джеймс заворочался и пискнул во сне, когда она прижала его к плечу. Какое это счастье – держать его на руках, у сердца; но все же какое-то смутное чувство неправильности происходящего назойливо вертелось у нее в мозгу, дразнило и ускользало.
Малыш открыл глаза и застыл, уставившись на нее изумленными круглыми глазенками.
– Здравствуй, Джеймс! – прошептала Марла. Сердце ее полнилось гордостью и нежностью.
Малыш заморгал, словно от испуга, открыл ротик и завопил что есть мочи. Личико его мгновенно сморщилось и покраснело от плача.
– Тише, маленький, тише! – заговорила Марла, положив ладонь на его крошечную головку. – Ты у меня такой хороший!
Но Джеймса, как видно, нелегко было пронять комплиментами. Выгнувшись и запрокинув головку, он орал во всю мочь своих двухмесячных легких.
– Вот этого я и боялся! – сокрушенно сказал Алекс. Впервые на памяти Марлы лицо его исказилось растерянностью. – Позову няню.
– Не надо.
Марла старалась взять себя в руки. Она ничего дурного не сделала. Это ее сын. Она вправе зайти к нему, разбудить его, попробовать наладить с ним отношения.
– Тише, солнышко мое, тише, – шептала она. – Все хорошо. Мама здесь, она о тебе позаботится. Теперь все будет хорошо.
Ах, если бы себя обмануть было так же просто, как двухмесячного младенца!
Где-то в другой части дома заливисто залаяла собака.
– Этого еще не хватало! – пробормотал Алекс. – Говорил же я, не стоило его будить!
Не обращая внимания на мужа, Марла качала плачущего сына и шептала ему что-то ласковое. Может быть, он голоден, думала она, или недоволен, что его разбудили. Или, быть может, ему надо сменить подгузник. В голове пульсировала тяжелая боль, но сейчас Марла не собиралась ей поддаваться.
– Я о тебе позабочусь, – пообещала она малышу.
Она поднесла Джеймса к столику для пеленания, уложила на матрасик и принялась расстегивать на малыше пижамку. К этому времени он вопил так, что мог и мертвого поднять из могилы.
– Иду-иду, мой зайчик! – послышался вдруг от двери незнакомый женский голос с сильным английским акцентом.
Дверь распахнулась, и в детскую влетело прелюбопытное существо: тощая фигура, завернутая в какой-то невообразимый балахон, лохматая копна рыжих волос, бледная веснушчатая физиономия, очки с толстыми стеклами и торчащие вперед, словно у крольчихи, передние зубы. Няня (как догадалась Марла, это была именно она), не обратив на хозяйку дома никакого внимания, даже не поздоровавшись, попросту оттолкнула ее с дороги и бросилась к младенцу.
– Сейчас я все сделаю! – объявила она с уверенным видом человека, знающего свои обязанности.
– А вы, простите?..
