— Что он здесь брешет? — спросил Птаха, расстегивая пояс с патронными подсумками.
— Он говорит, что ты за собственной тенью бегал, думая, что это легионер. Правда это? — хохотала Олеся.
На этот раз Птаха добродушно улыбнулся и безнадежно махнул рукой.
— Что ж, профессия у него такая — мельник…
— Что же нам теперь делать, Раймонд? — спросила Сарра.
— Я думаю, что вы с Олесей можете ложиться спать, а мы должны подежурить эту ночку. Посидим, поговорим кой о чем.
— Я не хочу спать, — отказалась Сарра.
— И я, — повторила за ней Олеся.
— Ну, тогда надо заняться чем-нибудь, а то скучно всю ночь так сидеть, и Андрий опять станет ко мне придираться, а у меня терпение кончится, и будет скандал, — начинал Леон свою игру в «кошки- мышки».
— Ты не очень-то на «петуха изображайся», — передразнил его Андрий.
— Что ж, я по-украински хоть плохо, но говорю, а ты по-чешски что понимаешь?
— Опять начали? Надоело! — рассердилась Олеся.
— Эх, мандолину б сюда! Я бы ушкварил полечку, а вы б сплясали. Все равно один конец. Завтра ведь у нас праздник. То-то рад, будет Григорий Михайлович, когда нас с тобой увидит, Олеся! — воскликнул он.
— Олесю, конечно, а ты-то какая ему радость? — спросил Леон.
Андрий несколько секунд смотрел на Леона молча, а затем сказал:
— А ведь у вас в самом деле неплохо дело пойдет!
— Ты о чем? — осторожно спросил Леон, чувствуя какой-то подвох.
— Я насчет мельника, Папашка-то ейный муку молоть будет, ты языком, а она, — и он сделал на слове «она» ударение, — пироги печь. Тут тебе целая фабрика.
— Зачем ты их свел, Раймонд? Пошли одного на караул, и будет тихо, — предложила Олеся.
— Нет, мы уж свое отдежурили, а ты можешь постоять с винтовкой, если охота, — запротестовал Леон.
Сарра сидела за столом, подперев голову рукой. Раймонд отдыхал в глубоком кресле у камина, не снимая сабли и маузера.
— Я видела в шкафу в третьей комнате гитары и мандолины, — сказала Сарра.
— Чего ж ты молчала? — радостно вскочил Птаха.
— Нам ведь было не до музыки, да и сейчас, пожалуй, еще рано веселиться, — ответила девушка.
Слушая ее певучий, мягкий говор, Раймонд представил себе выражение ее лица, черные, с холодком, огромные глаза и решительные, немного упрямые губы. Странно, но в то же время и понятно — ее одну Андрий слушается беспрекословно. Раймонд не помнил еще случая, чтобы этот беспокойный парень нагрубил ей.
— Ленька, бери лампу, пойдем струмент глядеть, — сказал Птаха.
Двери всех комнат выходили в общий коридор. Леон шел с лампой впереди.
Птаха следом за ним. Около чулана Андрий задержался, прислушиваясь.
«Старикашки спят». В комнате, где помещались Людвига, Стефания и Франциска, был слышен тихий разговор.
— А ключ здесь зря торчит, — сказал Андрий и положил его в карман.
— Все равно им через нас только уйти можно, да и куда побежать? — ответил Леон, но все же попробовал, заперта ли дверь.
Через минуту они вернулись, неся в руках три гитары и мандолину.
— Там на них лет двадцать не играл никто, со всех гитар на одну едва струн наберешь. Сейчас я смастерю, — сообщил Андрий и энергично принялся за работу.
— Сарра, мы не давали еще ужинать этим? — указал Раймонд рукой на дверь.
— Нет, эта полная отказалась принять обед, — ответила Олеся.
— Как же быть? — спросил Раймонд.
— Что ж, я упрашивать должна была ее? Она на меня так посмотрела, — сказала Олеся.
— Ничего, захочет кушать, сама попросит, — успокоил Андрий, ловко накручивая на колышки струны.
Раймонд подошел к столу, на котором стояла тарелка с ветчиной и хлебом, и вопросительно взглянул на Сарру. Та задумчиво глядела на огни камина, не обращая на него внимания.
— Все же нужно передать им это, — сказал он и взял тарелку.
Сарра взглянула на него с едва заметной иронией.
— Ты как думаешь, Раймонд, твоего отца тоже ветчиной кормят? И он тоже отказывается? — спросила она.
— Да, но он в руках у шляхты, какое же здесь сравнение с нами? Если опять откажутся, я оставлю им, и пусть как хотят, — он направился в соседнюю комнату.
Дверь открыла Франциска.
Людвига, полулежавшая на диване, поднялась и села. Стефания не шевельнулась.
— Я принес вам ужин. Почему вы отказываетесь кушать? — спросил он Людвигу, останавливаясь перед ней.
— Спасибо, но мы не голодны, — неуверенно ответила Людвига. Ей хотелось есть, но ее смущала Стефания, наотрез отказавшаяся принять что-либо от «хамов».
Раймонд поставил тарелку с ветчиной и хлебом на стол.
— Могу вам сообщить, что вы завтра будете обменены на наших захваченных жандармерией товарищей.
— Нас обменяют? Это вы правду сказали? — мгновенно «проснулась» притворившаяся спящей Стефания.
— Вы, наверно, редко встречаетесь с людьми, которым можно верить, — сухо ответил Раймонд.
Теперь, когда с его головы была снята заячья шапка, Стефания и Людвига узнали его.
— Скажите, этот Пшигодский еще здесь? Я что-то не слышу его голоса, — с тревогой спросила Стефания.
— Нет, ом уехал подготовить обмен.
— Слава богу! — облегченно вздохнула Стефания и сразу же преобразилась.
Она еще раз оглядела с головы до ног Раймонда и, стараясь быть как можно ласковей, спросила:
— Скажите, как вы попали в эту ужасную компанию?
Людвига, боясь, что Стефания скажет еще что-нибудь бестактное, поставила тарелку с ветчиной к себе на колени.
— Мы будем ужинать, — улыбнулась она. Раймонд шагнул к двери. Стефания удержала его.
— Скажите, чем вы подтвердите правдивость ваших слов?
Раймонд вынул из кармана письма Могельницкого.
— Я вам верю, — протестовала Людвига, когда он подал ей письма.
Но Стефания взяла и жадно прочла оба письма.
— Матка боска ченстоховска! Хоть бы эта ночь скорей прошла! — воскликнула она и передала письма Людвиге.
— Вы графу сразу поставили условие об обмене на ваших товарищей? спросила та.
— Да, я сам писал это письмо.
— А можно узнать, что вы ответили ему на первое его предложение?
— Почему же? Сказали, что на деньги не меняем, нам ведь нужно спасти товарищей… — Раймонд вышел, оставив дверь полуоткрытой.
— Есть! Настроил! — крикнул Птаха и взял первый аккорд.
Минуту спустя пальцы заметались по грифу, и мандолина запела в его руках.