плантация Пелтье. Сейчас у входа на кладбище толпились полицейские машины, фургоны групп новостей и автомобили без номеров. На страже стоял полицейский в форме, пропуская других копов, но удерживая зевак и репортеров на расстоянии.
Рид проехал мимо оборудования тележурналистов и остановился у фургона экспертной группы. Выглянув из окна, Никки увидела Норма Мецгера, который приехал в своей «импале». К счастью, он даже не взглянул в ее сторону и влился в толпу у ворот. Внезапно это журналистское безумие покоробило Никки. Показалось отвратительным. Все эти люди с диктофонами и камерами — такие же, как она, ее коллеги, и они жаждут новостей, любых сенсаций, и неважно, какая трагедия скрывается за ними. Их не интересует, что Симона Эверли была живой, любящей, симпатичной личностью. Что она человек, а не персонаж статьи.
Ее затошнило, и она подумала, что, наверное, больна. Если бы у Симоны был какой-то шанс выжить… если бы Гробокопатель хоть раз проявил немного жалости… но она знала, что это не так. Кассета доказывала все.
Сквозь капли на лобовом стекле она видела, как Мецгер и остальные вытягивают шеи, чтобы лучше видеть, поднимают повыше ручные камеры, чтобы уловить следы трудов Гробокопателя. Над головой тарахтел вертолет — это тележурналисты поднялись в воздух, чтобы панорамно снять кладбище, с помощью мощного объектива увидеть, как полиция ищет улики, извлекает гроб, может, даже открывает его. Горе и чувство вины переполняли ее душу.
Желудок опять скрутило, она распахнула дверцу, и ее вырвало на поникшую траву. И неважно, что кто- то может ее увидеть. Даже не замечая, как слезы струятся по лицу, она кашляла и вытирала рот. Она была слишком поглощена тем, что ей надо сделать. Этот ублюдок у нее попляшет. Она не позволит ему снова и снова убивать людей и держать город в страхе. Проклятый Гробокопатель общался с ней. Использовал ее. Пора вернуть должок. Ей нужно найти этого сукина сына и прищемить ему хвост. Во что бы то ни стало.
Надо было подождать, пока вокруг могилы не соберут все следы, и только потом извлекать гроб. Отпечатки обуви уже измерили, сфотографировали и подсчитали, исследовали почву, всю землю вокруг прочесали в поисках того, что помогло бы установить личность Гробокопателя. Полиция Саванны работала бок о бок с ФБР. Вместе с агентом по фамилии Хаскинс, тощим, как скелет, человеком с веснушчатой лысиной и крючковатым носом, Морисетт руководила расследованием; Клифф Зиберт с мрачным и непроницаемым лицом держался рядом. При виде Рида он заметно напрягся.
Рид стоял неподалеку в наспех сооруженной палатке. Он твердо знал, кто сейчас лежит в могиле вместе с Тай-реллом Демонико Брауном, еще одним присяжным с суда над Шевалье.
Как уже сообщила Морисетт, Тайрелл Браун умер меньше месяца назад. Жертва дорожного происшествия на шоссе между штатами; никто больше не пострадал. Лопнувшая шина, высокий уровень алкоголя в крови и отсутствие ремня безопасности сообща отправили тридцатисемилетнего отца двоих детей в эту могилу.
— Надеюсь, вы снимаете на видеокамеру всех, кто тут крутится, — сказал он Морисетт.
Она бросила на него взгляд, который сказал ему, что сомневаться не следовало.
— Да. И мы сравним эту пленку с записями с других мест преступления и посмотрим, кто тут особенно частый гость.
— Хорошо. И вы проверили Шона Хока и Кори Селлвуда.
— Не до конца, но, в общем, да, мы ими занимаемся. — Она поджала губы и сказала: — Хотя знаем, что преступник — Шевалье.
— Да. — Рид не мог возразить. Именно на Шевалье держалось все это дело. И вполне логично, что Шевалье выходил с ним на связь потому, что Рид помог посадить его за решетку.
Старший детектив Клайв Бейтмен был уже мертв; алкоголизм преждевременно свел его в могилу в пятьдесят восемь лет.
Рид слишком хорошо помнил это дело и те обстоятельства, которые привели к кровавому убийству Кэрол. Сколько раз, еще до перевода в отдел убийств, Рида или другого детектива вызывали в дом Шевалье — маленькую ветхую хибару с заросшим двором и собакой, привязанной к дереву. Сколько раз он видел следы побоев на Кэрол или ее детях. Сколько раз она отказывалась возбуждать иск. Он отчетливо помнил, как однажды стоял на террасе того домика.
Над головой жужжали мухи и комары, лаяла собака, а рядом крутились трое детей Кэрол. Старший, Марлин, ремонтировал старый «додж», который ржавел на дорожке. Из-под челки, падающей на глаза, он с подозрением изучил Рида и вытер руки масляной тряпкой. Младший сын, Джоуи, стоял рядом и смотрел на двигатель, который, как предположил Рид, давным-давно не заводили. Мальчик тоже перевел глаза на Рида, который убеждал их мать, всю в синяках, подать в суд.
Дочь Кэрол, Бекки, в одиночестве курила на террасе и била мух.
— Она не сделает этого, — вмешалась в разговор Бекки, отбрасывая назад мелированные волосы.
— Молчи. Это не твое дело. — Один глаз Кэрол распух и почернел, белок был весь кроваво-красный. Тогда у нее не были сломаны ни нос, ни челюсть, но она все равно выглядела кошмарно.
— Не мое дело? — повторила Бекки, выпустив струю дыма из ноздрей. — Ну да, не мое дело, когда этот старый жирный говнюк…
— Хватит! — Кэрол обернулась к Риду. — Пожалуйста, уходите, детектив. Вы только травмируете мою семью.
— Это не я их травмирую. — У Рида все внутри переворачивалось. Он был уверен, что эта чертова семейка страдает от вспыльчивого нрава и тяжелых кулаков Шевалье.
— Убирайся. — На террасу зашел Марлин и встал между матерью и Ридом. — Ей не нужно помощи от полиции.
— Но он прав, — произнес Джоуи, тощий и неуклюжий, с круглыми тревожными глазами. Он забрался по ступенькам террасы вслед за братом. — Детектив прав.
— Мисс Лежиттель, ради детей и собственной безопасности, пожалуйста, не отзывайте заявление.
— Уходите, детектив. Это семейное дело.
— Отец не сделал бы этого с тобой! — упрямо говорил Джоуи. — Он не заставил бы нас…
— Почем тебе знать, что сделал бы твой отец? — вспылила Кэрол. — Он псих.
— Но он бы не…
— Заткнись, Джозеф! Ты не знаешь своего отца. Так, как его знаю я.
— Я уйду жить к нему.
— Да ну? Господи боже, ты с этим козлом не протянешь и десяти минут! Он же наркоман. Он нас бросил, забыл уже? Всех нас. Он не любит тебя, Джоуи. — Ее жесткое лицо смягчилось, она потянулась, чтобы погладить сына по голове. Мальчик отстранился. — Стивен Лежиттель не понимает, что такое любовь. Все, что он знает, — это ненависть.
— А что знает Лирой? — сказала Бекки. — Он же больной, мама. Чокнутый.
— Он заботится о нас.
Бекки фыркнула и расплющила сигарету в горшке, где доживали свой век петунии.
— Да уж. — Она перевела взгляд на Рида. — Больше не приходите. Это пустая трата времени. — Она указала подбородком на мать. — Она вас не послушает.
— Правильно, — согласился Марлин, хмуро глядя в пол. Грязные руки сжимались в кулаки. Рид подумал, что он чувствует себя виноватым — старший сын не способен уберечь мать от чудовища, с которым она связалась.
— Нет! Не уходите! — Джоуи поднял на Рида большие глаза. — Вы ведь можете выгнать его. Посадить его.
— Если ваша мать подаст иск.
Джоуи повернулся так резко, что чуть не оступился, и посмотрел на женщину, которая обрекла его на этот кошмар.
— Мама, сделай это. Пожалуйста.
— Джоуи, перестань.
— Он убьет нас, мама. Он убьет нас всех!
