каждый цент.
— Никогда после Праздника Урожая, — сказал он еще раз, слегка кивнув головой миссис Эллисон, прежде чем направиться к двум клиенткам в хлопчатобумажных платьях.
Проходя мимо них, миссис Эллисон услышала, как одна из женщин заявила визгливым голосом:
— Хотелось бы спросить, почему вот это платье стоит один доллар тридцать центов, а вон то девяносто восемь центов?
Миссис Эллисон объяснила мужу, дожидавшемуся ее возле двери магазина:
— Это удивительные люди! Благоразумные, почтенные, непоколебимые.
— Утешительно знать, что есть еще на свете такие города, — сказал мистер Эллисон.
— В Нью-Йорке я, наверное, заплатила бы за эти формочки на несколько центов меньше, но я не испытала бы такого, как здесь, ощущения человеческой близости.
Миссис Мартин, содержавшая газетный киоск, в котором торговала и сэндвичами, спросила:
— Вы останетесь на озере? Я слышала, что вы остались.
— Решили в этом году подольше попользоваться хорошей погодой.
Миссис Мартин считалась приезжей. Она прибыла с соседней фермы, чтобы выйти замуж за владельца газетного киоска, где также продавали сэндвичи, и после смерти мужа осталась в городке. Она продавала еще безалкогольные напитки и яйца с луком, которые жарила в комнатке за киоском, перед тем как положить на толстые ломти хлеба. Иногда из пристройки доносился вкусный запах рагу или свиных котлет, приготавливаемых ею себе на обед.
— Я до сих пор не думаю, чтобы какой-нибудь отдыхающий мог оставаться на озере так долго, во всяком случае, никогда после Праздника Урожая.
— Я думаю, что люди, как правило, уезжают в день Праздника Урожая, — сказал им немного позже мистер Холл, их ближайший сосед, когда они встретили его, садясь в машину возле магазина мистера Бэбкока. — Я удивлен, что вы остались.
— Было бы жалко уезжать так рано, — ответила миссис Эллисон.
Мистер Холл проживал в четырех километрах от дома Эллисонов. Он поставлял им масло и яйца, и с высоты своего холма они видели огни его дома перед тем, как лечь спать.
— Но отдыхающие каждый год отъезжают в день Праздника Урожая, — сказал мистер Холл.
Возвращение домой было долгим и тягостным. Уже начинало темнеть, и по пыльной дороге вдоль озера мистер Эллисон должен был вести машину очень осторожно. Миссис Эллисон, откинувшись на спинку сиденья, отдавалась чувству приятного расслабления после этого водоворота деятельности, сильно контрастирующего с тихим течением их повседневной жизни. Она думала о стеклянных формочках, корзине, наполненной красными яблоками, о цветной бумаге, которой оклеит шкафы на кухне.
— Хорошо возвращаться к себе, — пробормотала она, когда, вырисовываясь на фоне неба, показался их дом.
Утром следующего дня миссис Эллисон заботливо промыла стеклянные формочки, обнаружив, что Чарли Уолпол по своей простоте не заметил на одной из них щербинки. Она решила побезумствовать: изготовить сладкий пирог с очищенными яблоками. Когда пирог был в печи, а мистер Эллисон отправился к почтовому ящику, мисси Эллисон вышла на лужайку и опустилась в шезлонг полюбоваться облаками, отражавшимися в озере.
Мистер Эллисон вернулся в плохом настроении, как случалось каждый раз, когда он, пройдя полтора километра, разделявших дом и почтовый ящик, расположенный на большой дороге, возвращался с пустыми руками. Ему, впрочем, множество раз говорилось, что эта прогулка очень полезна для его здоровья. Сегодняшним утром не было ничего, кроме рекламного проспекта одного из универсальных магазинов Нью- Йорка и газеты, появление которой было делом совершенно фантастическим. Иногда приходило по три номера в день, но чаще Эллисоны не получали ни одного. Хотя миссис Эллисон и разделяла раздражение своего мужа, но, не показывая этого, оживленно накинулась на проспект. По возвращению в город она не преминет посетить этот магазин, объявивший распродажу одеял и покрывал. Нынче так трудно найти их хорошего качества и приятной расцветки. Должна ли она сохранить проспект? Но в таком случае придется вставать и идти в дом. Она уронила его в траву рядом со своим шезлонгом и, откинув голову на спинку, полузакрыла глаза.
— Похоже, будет дождь, — сказал мистер Эллисон, покосившись на небо.
— Это хорошо для урожая, — коротко ответила миссис Эллисон, и они оба засмеялись.
На следующее утро, когда мистер Эллисон отправился за почтой, прибыл служащий, доставляющий им керосин. Их запасы подходили к концу, и миссис Эллисон встретила его с пылкой радушностью. Кроме керосина он привозил лед, а также собирал в течение лета кухонные отбросы отдыхающих.
— Я рада вас видеть, — сказала миссис Эллисон, — керосину у нас осталось совсем немного.
Уже несколько лет доставщик, имя которого миссис Эллисон никогда не могла вспомнить, с помощью шланга наполнял бак на восемьдесят литров. Керосин служил Эллисонам в качестве горючего и топлива. Но сегодня, вместо того, чтобы выйти из машины и размотать шланг, он, не выключая мотора, сурово уставился на миссис Эллисон.
— Я полагал, вы уехали, — сказал он.
— Мы остаемся еще на месяц, — весело ответила миссис Эллисон. — Погода стоит замечательная, и кажется, что…
— Мне сказали это, — прервал ее человек. — Ну так вот, я не могу дать вам керосина.
— Что? — Миссис Эллисон высоко подняла брови. — Но нам необходимо…
— После Праздника Урожая керосину мне выделяют очень мало.
Как обычно, когда она бывала несогласна со своими соседями, миссис Эллисон подумала, что городской опыт общения не помогает в деревне. Не стоит надеяться убедить сельского работника теми же средствами, что и городского. Она подбадривающе улыбнулась ему:
— Но не могли бы вы получить его еще, по крайней мере, на то время, пока мы здесь?
— Понимаете, — сказал служащий, нервно постукивая пальцами по рулю, — понимаете… я уже отправил заказ на керосин в одно место за восемьдесят километров отсюда. Я отправляю заказ в июне, как раз на то количество, которое мне нужно на лето. Следующий заказ я делаю в ноябре… и сейчас я начинаю быть более или менее точным.
— Но послушайте, — настаивала миссис Эллисон, — вы ведь могли бы дать нам совсем немного. Разве нет какого-нибудь другого поставщика?
Человек прекратил постукивать по рулю и обхватил его ладонями, готовый отъехать.
— Я не вижу никого другого, кто мог бы вам сейчас поставить керосин. Я не могу.
Машина тронулась прежде, чем мисси Эллисон успела открыть рот. Затем остановилась, и служащий глянул на нее через заднее стекло.
— А лед? — крикнул он. — Если хотите, могу вам дать его.
Миссис Эллисон в гневе помотала головой. Лед ей был не нужен. Она побежала к машине.
— Не могли бы вы попробовать привезти нам керосину на будущей неделе?
— Думаю, что нет, — ответил человек. — После Праздника Урожая это трудно.
Машина уехала. Миссис Эллисон утешала себя тем, что может раздобыть керосину у мистера Бэбкока или на худой случай у Холлов.
«Следующим летом он может каждый день предлагать мне свой керосин», — злорадно представилось ей.
И на этот раз в корреспонденции не было ничего, кроме газеты, которая случайно пришла в установленный день. Мистер Эллисон вернулся сильно рассерженным, и история с керосином, рассказанная женой, похоже, не увеличила его раздражения. Он объяснил:
— Вероятно, он придерживает его, чтобы зимой продать подороже. Что происходит, на твой взгляд, с Анной и Джерри?
Анна и Джерри — это были их дети, жившие каждый со своей семьей, один в Чикаго, другая на Западе. Их еженедельные письма запаздывали. Так запаздывали, что раздражение мистера Эллисона было справедливым.
— Они же знают, с каким нетерпением мы ждем писем от них! Это эгоистичные, бесчувственные дети.
