продолжаться и дальше, то кому-то одному надо уезжать. Если уедет Петров, то такого же опытного работника из марийцев найти будет сложно, поэтому лучше уехать ему, и тогда разногласия, возможно, изживутся.
Расчет оказался правильным — обеспокоенный такой перспективой пленум принял довольно жесткую резолюцию, в которой, в частности, говорилось: «Констатируя определенные разногласия, существующие в бюро обкома и в значительной степени мешающие работе, пленум настаивает на изжитии этих разногласий самым решительным образом, принимая репрессивные меры, вплоть до исключения из партии, к уклоняющимся от общей принципиальной линии партстроительства членам обкома»{49}.
Через несколько дней после окончания пленума Ежов уехал на XII Всероссийскую конференцию РКП (б). Находясь в Москве, он побывал в Организационно-инструкторском отделе ЦК, где рассказал о положении дел в марийской парторганизации. В своей докладной записке информатор Оргинструкторского отдела Г. А. Губанская, упоминая о состоявшемся разговоре, в частности, писала:
«Тов. Ежов физически измучен… Создалась такая обстановка, что двоим, Ежову и Петрову, работать в одном обкоме невозможно. Отозвать же Ежова невозможно уже по одному тому, что за него крепко держится здоровая часть организации. Как видно из письма товарища к Ежову, несколько партийных работников самым решительным образом собираются бросить Маробласть в случае ухода тов. Ежова. Но оставаться дальше без сильной поддержки тов. Ежову больше не под силу. Необходимо во что бы то ни стало дать Маробкому трех крепких работников, засидевшегося тов. Петрова — отозвать.
Новых товарищей необходимо поставить: предисполкома, вместо Петрова, во главе облпродкома и земотдела. Присылку туда работников необходимо приурочить к созываемой 23 августа областной партконференции, которую необходимо использовать в целях изжития ненормальных явлений и оздоровления организации. Тов. Ежов убежден, что при помощи трех новых выдержанных работников, поставленных во главе облисполкома и главных хозяйственных органов, удастся довести до конца и закрепить уже наполовину проделанную работу по оздоровлению организации и налаживанию партийно- советской работы»{50}.
И помощь людьми была оказана. Правда, Петрова отзывать не стали, но прислали человека на должность его заместителя, еще одного — для занятия должности областного продкомиссара, и, самое главное, для работы в обкоме прибыл старый знакомый Ежова Б. С. Лурье.
Они познакомились еще в Витебске в 1917 г. — солдат Ежов и молодой рабочий-кожевенник Лурье. Вместе вступали в витебскую парторганизацию, вместе участвовали в ее деятельности. Затем их пути разошлись. Лурье после Октябрьской революции почти сразу стал партийным работником и к моменту перевода в Марийскую область занимал должность заведующего агитпропотделом Астраханского губкома.
Вряд ли перевод Лурье в МАО был случайностью, наверное, Ежов просил об этом, и теперь его позиции значительно усиливались, тем более что Лурье приехал не один, а с женой, тоже партийным работником, которая, как и он, была прислана для укрепления аппарата обкома.
4-я областная партконференция, о которой упоминала в своей докладной записке Г. А. Губанская, открылась 26 августа 1922 г. В качестве наблюдателя от Москвы на ней присутствовал ответственный инструктор ЦК РКП (б) А. Д. Авдеев, в своем отчете о пребывании в МАО так охарактеризовавший сложившуюся там обстановку:
«Атмосфера, в которой велась подготовка к конференции, была сложная, доходившая до личных счетов включительно. Центром разногласий явились две фигуры: предоблисполкома Петров, мариец, и вокруг него небольшая группа исключительно марийцев, и с другой — секретарь обкома Ежов, вокруг которого — подавляющее большинство организаций и часть мари-коммунистов, исключительно молодняка. Для того, чтобы разрядить атмосферу на конференции, перед открытием мною было созвано заседание пленума обкома с двумя представителями от каждой делегации, где и дали всем высказаться по душам. Абсолютное большинство требовало отвода Петрова не только из кандидатов в президиум конференции, куда я выдвинул его, не видя серьезных обвинений, но и немедленного снятия его с должности предисполкома. Причины тому — мелкобуржуазный национализм, но тут же все соглашаются, что с деловой стороны Петров незаменим и в беспартийных крестьянских массах пользуется авторитетом. После двухчасового обсуждения кандидатуры Петрова в президиум [конференции] голоса раскололись пополам, и вопрос остался открытым. После заседания открылась снова дискуссия, и противная сторона согласилась, что Петрова надо попробовать ввести в обком, если он даст слово, что бросит перегибать палку в сторону «национализма».
И на конференции, — писал далее Авдеев, — кандидатура Петрова прошла единогласно, это положило начало к единству на конференции, правда, по докладу обкома пытались заварить дебош, но твердое руководство не давало возможности разгораться страстям…
При [обсуждении вопроса о] составе будущего обкома также возникли бурные прения, но не на конференции, а на совещаниях по делегациям, где мной было предложено, чтобы они назвали кандидата на пост предисполкома и в конкретной форме дали мне те обвинения, которые предъявляются Петрову. Ни того ни другого сделано не было, и после ряда совещаний Петров единогласно введен в состав бюро обкома. Надо отметить, что недостатки за Петровым были и прочистить его было дело нелишнее, но со стороны тов. Ежова палка перегнута в другую сторону, он чересчур восстановил организацию против не только как личности Петрова, но и как марийца, и на конференции ему же, Ежову, стоило больших усилий сдерживать своих сторонников, настроенных великодержавно.
Остальные вопросы прошли без особых трений и единодушно, а Петров и Ежов оба вместе дали слово, что в будущем такой недоговоренности у них не будет, и они всю организацию в этом направлении будут призывать…
Тов. Ежов среди большинства организации пользуется авторитетом, есть наклонности к единоличному ведению работы, но как секретарь в Маробкоме вполне пригоден…
Петров, оттого что не обком им руководил, а он — обкомом, нормальные условия работы принимает за «великорусский шовинизм», упуская из виду, что беспартийные дельцы часто берут его в сети, в чем он сам сознался и после острастки, которую получил на конференции, обещал исправиться, а потому был с этим условием взят в обком нового состава»{51}.
Среди одиннадцати человек, вошедших в состав обкома, большинство было за сторонниками Ежова. На руководящие посты в аппарате обкома также были расставлены свои люди: Б. С. Лурье был назначен заведующим орготделом (и, кроме того, введен в бюро обкома), его жена, М. Б. Смоленская, стала заведующей общим отделом, жена Ежова, А. А. Титова, возглавила агитпропотдел.
Результатами конференции Ежов мог быть доволен. В записке, направленной в начале сентября 1922 г. А. Д. Авдееву, он писал: «Работаю вовсю. Нужно сказать, что работа нового бюро идет дружно и, само собой разумеется, продуктивно. То, что сделал в эту неделю, не сделал бы раньше и за месяц»{52}.
Теперь, когда работа наконец наладилась, можно было подумать и о здоровье. 13 октября Ежов обратился в бюро обкома с просьбой о предоставлении отпуска и денежного пособия для лечения. «С Февральской революции не пользовался отпуском, — писал он, запамятовав, видимо, что уже отдыхал осенью прошлого года. — В феврале месяце с.г. прямо из больницы направлен в Маробласть. Измотан вконец. В настоящее время болею чуть ли не 7 видами болезней»{53} .
Рассмотрев заявление Ежова, бюро обкома постановило предоставить ему месячный отпуск, выдать денежное пособие и просить ЦК РКП(б) обеспечить возможность лечения на одном из курортов республики.
Перед тем, как отправиться в Москву, Ежов решил заглянуть в соседнюю Татарию, навестить старых друзей, с. которыми не виделся уже целый год. Встреча была очень теплой. Ежова даже хотели тут же ввести в состав бюро Татарского обкома, благо как раз в эти дни проходила областная партконференция, и
