был на удивление терпелив — лишь позже она поняла, что ему просто польстила ревность Федры, — но и сама она, по собственным соображениям, поощряла и поддерживала сестру.
Вскоре Ариадна поняла, что Тезей горько сожалеет о своем увлечении ею, как и о том, что поначалу решил заполучить обеих сестер — одну как жену, другую как жрицу, которой должно оставаться безбрачной. К полудню он дал ясно понять, что не потерпит присутствия рядом с собой женщины, способной заморозить его одним движением пальца, тем более что он собирается жениться на Федре. Ариадна должна уйти. Он знает, что она и сама всем сердцем желает этого, — но на Крит он ее не вернет.
В этом Тезей был неколебим. Большее, на что он соглашался, — это уклониться немного к востоку и высадить ее на острове Наксос. Там, сказал он ей, есть храм Диониса, где она сможет получить приют. Еще он пообещал, что непременно отыщет корабль какого-нибудь купца, торгующего с Критом, и известит через него царя Миноса, где ее искать. Он откровенно давал понять, что считает Диониса просто порождением ее фантазий.
Восходя по склону холма к храму на его вершине, Ариадна почти хотела, чтобы все было именно так. Дионис придет в ярость. Они расстались, злясь друг на друга, и он решит, что она по доброй воле уплыла с Тезеем. А если она Позовет его — не решит ли он также, что ее бросили, отдав предпочтение Федре, и она Позвала лишь потому, что была отвергнута? Но если она вообще не Позовет, он может решить, что не нужен ей. Впрочем, возможно, ему все равно. Возможно, он даже обрадуется.
Главная жрица храма была ахейкой — высокая, светловолосая, полногрудая и крутобедрая. Она отнеслась к Ариадне подозрительно, не слишком поверив рассказу, что самозванка была Устами Диониса в Кноссе, откуда ее увезли по ошибке. Все же критянку в Ариадне она рассмотрела и гнать ее прочь поостереглась. Разорение Миносом Афин было еще у всех в памяти; даже жрице стоило подумать, прежде чем наносить оскорбление критянке. Кроме того, это колебание сказало Ариадне, что критские суда — частые гости в здешнем порту.
Жрица поинтересовалась, что может она сделать для Ариадны, и недовольно оттопырила губу, услышав, что Ариадна просит приюта, но не знает точно — надолго ли. Теперь она уже жалела, что оказала ей прием, хотя бы и такой холодный. «Интересно, — думала Ариадна, — откуда мне знать, сколько времени я проведу здесь? Что, если Дионис не придет за мной? Что, если царь Минос винит меня в смерти Минотавра и бегстве афинских заложников и вообще не примет обратно?»
Ариадну накормили жидким супом и черствым хлебом и показали крохотный чулан с грубым одеялом, брошенным прямо на пол. Надо бы проверить, как принимают гостей в ее собственном храме, подумала она мельком — самой же ей было все равно. Она съела, что дали, полежала без сна на грубой подстилке и послушно поднялась, когда в ее дверь поскребся ученик и позвал на вечернее жертвоприношение.
В Кноссе не было такой службы, но Ариадна без возражений направилась вслед за учеником во внутреннее святилище, укрытое от дождя и ветра под крышей. Жрецы и жрицы расположились перед алтарем, а за ними стояла небольшая толпа с приношениями. Ариадна безразлично смотрела на все. Ощущая на себе ревнивый взгляд главной жрицы, она заняла унизительное место между ревнителями и простолюдинами.
Не зная, куда смотреть, чтобы избежать подозрений, Ариадна обратила взгляд вперед — и увидела, что в этом храме вместо фрески стояла статуя. Образ был поразительно похож на Диониса. Ариадна чуть не позеленела от зависти, переводя глаза с образа на пышнотелую жрицу. Наверняка ведь он являлся сюда, к этой тяжелозадой корове, сам, собственной персоной — иначе где бы скульптор мог видеть его?
Прекрасный мрамор статуи был очень белым, как кожа Диониса, а лицо его тщательно раскрасили, чтобы переделать синеву огромных глаз бога, подчеркнуть улыбку розоватых губ, золото волос... Слезы наполнили глаза Ариадны. Волосы не были аккуратно зачесаны назад, а завитками разлетелись по лбу, как бывало, когда они с Дионисом взапуски носились по виноградникам. Ариадне захотелось отбросить их назад... Помимо ее воли лепестки цветка распахнулись.
Воздух в святилище внезапно сгустился и пошел рябью, как бывает, когда камень упадет в лужу. На алтаре, откуда расходились круги, возник второй образ.
— Зачем ты здесь? — проревел бог, спрыгивая с алтаря и сбивая с ног стоящих впереди всех жреца и жрицу. Ему было не до них: он рвался к Ариадне, находящейся позади всех. — Откуда ты взялась? Зачем ты здесь?.. — И еще громче, едва не оглушив ее, рявкнул: — Как у тебя получилось прятаться от меня целых три дня?
Он схватил ее за плечи и так тряхнул, что едва не сломал ей шею. Чтобы не упасть, Ариадна была вынуждена ухватить его за руки.
— Эти люди скрывали тебя! — Глаза Диониса налились гневом, и Ариадна почувствовала вспышку его ярости, ощутила, как зашевелились стоящие рядом, услышала низкий звериный рык.
— Не смей! — вскрикнула она и наотмашь ударила его по щеке. — Не смей наказывать этих людей за то, что они приютили и накормили меня. У тебя меньше разума, чем у Минотавра. Он по крайней мере убивал, когда хотел есть. Если ты зол на меня — так и накажи только меня!
— Наказать тебя? — Его руки соскользнули с плеч Ариадны. — Я никогда не смогу наказать тебя — что бы ты ни натворила. Ты средоточие моей жизни. Мои Уста. Опора моей вселенной. Пока ты со мной — я не безумен.
След от ее удара пламенел на его щеке. Вокруг раздавались плач, стоны, поскуливания и шорох на каменном полу: те, кто был в храме, старались удрать хотя бы и ползком. Ариадна нежно приложила ладонь к губам Диониса.
— Мы ведь не хотим, чтобы весь Наксос знал, какие у нас отношения? — проговорила она. — Пойдем туда, где можно остаться наедине.
Он заключил ее в объятия, и — через краткий миг знакомых уже головокружения и холода — Ариадна открыла глаза в собственных покоях. Дионис по-прежнему крепко обнимал ее.
— Ты спряталась от меня, чтобы я понял, что не могу жить без тебя? Такая жестокость была ни к чему. Я давно уже знаю это. Чего ты от меня хочешь?
Судя по совершенно беззащитному тону, он готов был отдать ей все, чего она ни попросит. Чего она хочет? Ариадна вспомнила пышнотелую ахейскую жрицу, и сердце ее снова зашлось от ревности.
Вдобавок ко всему теперь, когда страх ее исчез, Дионис пришел к ней и буря миновала, тело Ариадны начало отзываться на его близость, их соприкосновение и, как подозревала Ариадна, то чувство, которое доносили до нее лепестки ее цветка. Соски ее отвердели; лоно набухло и увлажнилось. Вопрос Диониса перерубил нить Дамоклова меча. Пора было решаться.
— Чего я хочу? — эхом откликнулась она. — Я хочу, чтобы ты сделал меня своей жрицей целиком и полностью, чего ты не делал никогда. Разве могу я подвести тебя, Дионис? Почему ты отвергаешь меня?
— Отвергаю тебя? Ты моя Избранница, моя любимая, ты мои Уста, моя тихая пристань в непонятном тревожном мире...
— Дионис! — Ариадна отстранилась, вцепилась ему в плечи и слегка встряхнула. — Я предлагала себя тебе не помню уж сколько раз, а ты отталкивал меня. Всякий раз, стоит мне приласкать тебя, — ты бежишь от меня, словно я чумная. Чаще всего ты вообще не касаешься меня. Порой мне кажется, я чем-то вызываю у тебя омерзение, но мой цветок не лжет. Я знаю, ты желаешь меня. Но почему-то готов возлечь с любой жрицей от запада до востока, только не со мной.
Он скрестил руки на груди.
— Возлечь с тобой? Но ты же ведь совсем ребенок, дитя! Я могу быть убийцей, но никогда не трону ребенка.
— Дитя? Ты свихнулся?.. Только потому, что я не похожа на ту тяжкозадую корову из Наксоса? Мое двадцать первое лето давно миновало. Взгляни на меня! Дионис, взгляни на меня!
Ариадна быстро шагнула назад, расстегнула пояс и сорвала с себя замаранное в путешествии платье. Она стояла перед ним почти нагая, не прикрытая ничем, кроме узкой набедренной повязки.
— Взгляни на меня, — настойчиво повторила она. — Да, я мала ростом. Все критяне — коротышки в сравнении с олимпийцами, да даже и с ахейцами. Но эти груди — не груди ребенка, и эти бедра — не бедра девочки. Я женщина, и в полном расцвете сил. Неужто все те девять лет, что я служу тебе, ты не смотрел на меня?
По правде говоря, Дионис делал все возможное, чтобы не смотреть на нее. Он боялся, что если
