людей и сделать вылазку, но это значило подвергнуть риску наиболее опытных защитников крепости. На остальных, полуобученных, едва державшихся в седле, надежды не было. Раймонд вынужден был, хотя и не хотел, разбудить Вильяма, в чьей власти было решать, им самим атаковать или переждать.
Вильям устал. Восемь дней кряду он прилагал усилия, чтобы пополнить запасы оружия и обучить людей, которых собрал Раймонд на фермах и в городе. Но силы в нем прибывали быстрее, нежели он ожидал. Рана в правом боку зажила хорошо и почти не мешала владеть мечом. Но рана в левом плече оставляла желать лучшего. Она болела, снова воспалилась и опухла по краям. Вильям понимал: он не сможет использовать свой щит как оружие, что делал всегда. Держать, однако, его он мог, и это было хорошо. Еще лучше, что уже не дрожали ноги даже после достаточно длительного хождения.
Тем не менее в конце дня Вильям был полуживым от усталости. Он буквально падал в кровать с намерением заснуть, едва голова коснется подушки. Однако, несмотря на страшную усталость, по всему его телу тут же пробегали горячие ручейки, сливаясь ниже поясницы в мощную реку. В первую ночь Вильям не менее Элизабет был удивлен горячностью своей страсти. Он никогда не считал себя излишне сладострастным человеком, который вожделеет только потому, что женщина доступна. Тем не менее он не мог отказать себе в удовольствии наблюдать, полузакрыв глаза, как она раздевается, наслаждаться ее удивлением, нерешительными протестами, словами, что ему следует отдыхать, и, наконец, ее радостью отдаваться после его настойчивых просьб. Вильяма еще больше удивляло то, что, просыпаясь перед рассветом, он испытывал столь же сильное желание. Элизабет опять уступала, но, когда через час он нехотя «вытаскивал» себя из постели, чтобы проверить своих людей, в ее глазах была тревога.
Во вторую ночь, как только Вильям лег Элизабет закрыла занавески кровати, чтобы он не видел ее раздевающейся. Она нарочно не спешила, чтобы лечь к нему, когда он крепко и глубоко заснет. Но напрасно. Вильям, не сознавая сам, бодрствует ли он, грезит ли, или видит сон, една стройное тело Элизабет оказывалась рядом, снова воспламенялся страстью.
– Любимый, – вздохнула она, как только все закончилось, – я думаю, мне следует перебраться в комнату на женской половине.
– Почему? – лукаво спросил Вильям. – Я не доставляю тебе удовольствие?
Они рассмеялись. Одной из причин его вечной усталости было то, что к оргазму он приходил очень медленно. Элизабет успевала дважды забиться в неописуемом восторге, прежде чем он достигал полного удовлетворения своей страсти.
– Потому что ты так погубишь себя. Вильям улыбнулся:
– Лучшей смерти и не придумаешь. – Он почувствовал ее движение и крепко прижал к себе. – Нет. Не думаю, что это может иметь какое-либо значение. И не потому, что ты касаешься меня в постели, а потому, что ты здесь, моя… моя, не ощущающая вины и стыда. Если ты решишь уйти, мне останется только последовать за тобой либо просто лежать здесь, слушая песню сирены… что я делал так много лет.
Его голос слабел, он засыпал, и Элизабет уже ничего не говорила больше. Но, когда он проснулся на рассвете и начал нежно будить Элизабет, лаская ее слух чудесными эпитетами, прогоняя ее сон и разжигая в ней страстное желание, а затем удовлетворил это желание, Элизабет подумала, что ее вечерние страхи не были преувеличенными. Продолжая в том же духе, Вильям просто убьет себя. Они обсуждали этот вопрос, пока она помогала ему одеться.
– Тебе нельзя так поступать! – уговаривала его Элизабет. – Ты слишком измучен!
– Если бы я был «слишком измучен», я не смог бы так поступать, – заметил, смеясь, Вильям. Затем более серьезно сказал: – Это правда. Позволь мне действовать, как я хочу, если, конечно, я не замучил тебя. Усталость проходит. Я становлюсь сильнее с каждым днем.
– С каждым днем ты все более загружаешь себя делами, – печально сказала Элизабет.
Вильям покачал головой.
– Не совсем так. Согласен, каждый день я нагружаю себя до предела, но с каждым днем я делаю все больше. Выходит, я становлюсь сильнее. Жизнь моя… а ты и есть моя жизнь… позволь мне решать самому. Если Ричард вернется раньше, чем Моджер получит подкрепление, чтобы атаковать нас, мы выйдем отсюда невредимыми. Если же нет…
Он не закончил свою мысль, да она и не нуждалась в этом. Если Моджер найдет кого-либо, кто даст ему людей для взятия Марлоу, и они не смогут отразить их атаку, она и Вильям умрут. Быть может, Вильям пытался наверстать двадцать лет неутоленного желания за это короткое время, подаренное им судьбой. Глупо, конечно, но Элизабет не откажет ему ни в чем, что подарит ему радость. Она не будет спорить, будет дарить ему каждую ночь жгучее наслаждение, порожденное столь долгим ожиданием. «Будем жить, пока живется!» – подумала Элизабет.
Неудивительно поэтому, что, когда Раймонд постучался в дверь, проснулась только Элизабет. Вильям продолжал спать после полного истощения сил накануне. Элизабет раздвинула занавески кровати с намерением сказать Раймонду, чтобы он шел по своим делам и выполнял все по своему усмотрению, пока Вильям не проснется. Но увидев, что в комнате еще темно, она изменила свое решение. Раймонд не стал бы звать Вильяма среди ночи без крайней необходимости. Она потрясла своего возлюбленного за плечо, когда Раймонд позвал его снова.
Все это не могло не нарушить глубокий сон Вильяма. Он встал с постели, ругая все на свете и кряхтя, грозя убить Раймонда, если только не обвалился небесный свод, мо сразу замолчал, как только понял смысл его слов. На просьбу Раймонда возглавить вылазку по срыву планов пришельцев он решительно покачал головой.
– Потерять одного или двух человек для нас хуже, чем для них пятьдесят. Если, конечно, это не кучка наемников, ищущих легкой наживы, какие бывали в мрачные времена; тех можно было прогнать, просто показав силу. Если же замок окружен, – это Моджер, и он пришел сюда за нами.
Вильям не стал одеваться, а просто крепко подпоясал свою ночную рубашку, надел башмаки и вышел на крепостную стену Он тоже совершил обход, всматриваясь и прислушиваясь ко всему, особенно со стороны города, с запада.
– Будить людей? – спросил Раймонд.
– Нет. Зачем лишать их сна без надобности? Нам всем его будет не хватать, прежде чем все закончится. Сегодня они не нападут. Если бы это предусматривалось, они были бы лучше сгруппированы и давно уже начали бы. Нет, я не думаю, что они выступят на рассвете или даже завтра.
Раймонд казался удивленным и впервые за время своей службы у Вильяма был готов вступить в спор.
– И я не выдаю желаемое за действительное, – сказал Вильям. – Если бы Моджер мог застать нас врасплох, он сделал бы это. Раз этого не случилось, у него нет под рукой, я уверен, всего необходимого для немедленного штурма. Ему потребуется время для подготовки приставных лестниц, для перегораживания и осушения рва…
– Он вполне мог распорядиться сделать их в Хьюэрли и потом переправить через реку на лодках или лошадях, – предположил Раймонд, всматриваясь во тьму, словно желая увидеть то, о чем говорил.
– Умно, очень умно, – с восхищением сказал Вильям после паузы. – До такого и я бы не додумался, и сомневаюсь, что додумался Моджер. Он был вне себя, отправляясь сюда, если верно то, о чем говорят Элис и Элизабет. Трудно поверить, что он основательно все продумал. Впрочем… удвой число стражников и вели им внимательно следить за рекой.
– Поднять тревогу? Даже если мы не пошлем всех на стены, не кажется ли вам…
– Нет, – твердо сказал Вильям, все еще вглядываясь в ночь. – Нельзя показывать, что мы боимся, Раймонд. Если мы лишим мужества эту неотесанную деревенщину, то пропадем. Помни, что это не закаленные в сражениях латники, привыкшие сами оценивать степень опасности, знающие, что для штурма крепости требуется четырех – или даже пятикратное преимущество в численности людей. Эти же будут оценивать свою удачу только по нашему поведению и по нашим приказам. Удвоение числа стражников – вполне разумная предосторожность, но поднять всех людей – значит, посеять в них чувство, что атака неизбежна, вселить страх и панику.
Это было вполне разумным. Раймонд прекрасно знал, насколько жалкими и недостаточными были их приготовления. Они трудились на пределе своих возможностей, но за такое короткое время не могли подготовить крепость к отражению атаки. Всем было ясно, что нужно еще не менее двух-трех недель для доставки людей из Бикса, зерна, овощей и скота с ферм. К тому же новых людей надо было обучить, как
