Она выглянула в дверь, чтобы поприветствовать графа и попросить его подняться вверх, прежде чем отец спустится вниз.
Однако лучезарная улыбка, с которой она встретила Ричарда, потускнела, когда Элис увидела тревогу на его лице, а затем и совсем исчезла, как только он сказал, кто лежит в палатке Моджера.
– Мартин? – спросил Вильям. – Не верю. Что Моджер мог его пытать – согласен. Но чтобы Мартин мог вырвать нож и нанести ответный удар… никогда! Даже если бы Мартин был сильным, а он таким не был, он не мог этого сделать. Это не Мартин.
– Мартин ударил первым, Вильям, – мягко сказал Ричард. – Нож твой – у него ручка из оленьего рога в виде какой-то болотной птицы. Ты говоришь, Мартин не мог… ради себя не мог, согласен… но ради тебя и Элис?
– Убийство? Мартин? Нет! – упорствовал Вильям.
– Ты ведь не совершал убийств, когда сражался со своими людьми на стенах. И Мартин считал, что его участие в войне – единственное действие, на которое он способен.
– Не важно, о чем он думал, – сказала Элис. – Вы правы. Он сделал это ради нас. Папа говорил, что эти люди – наемники, не связанные долгом верности. Мартин понял: если он убьет Моджера, некому им будет платить и они уберутся отсюда.
– Да, – согласился Вильям. На мгновение он закрыл лицо ладонями. – Я буду скучать по нему. Он был моим вторым «я».
Он повернулся и проревел на весь зал плотникам, чтобы те сколотили лестницу. Вильям хотел было спуститься, но Ричард остановил его, сказав, что Раймонд задержался внизу.
– Но он ничем не может ему помочь, – сказала Элис, – и понадобится для других дел. Я не могу допустить, чтобы Мартин лежал в крови. Я пойду вниз. Нет, тебе не надо, папа. Не доставляй мне лишних тревог и хлопот Элизабет, причиняя вред и себе. Он не обидится, если ты не сойдешь к нему сейчас же. – На этих словах ее голос сорвался, и она, рыдая, прижалась к отцу. – Я не буду плакать, – сказала Элис спустя мгновение и отошла. – Он не выносил моего плача… как и ты, папа.
– Нет, – сказал Вильям. – Здесь не о чем плакать, Элис. Мартин всей душой хотел отплатить мне за спасение его жизни, и это было самым сокровенным его желанием. Вероятно, он умер очень счастливым, в любви и вере, что должен это сделать. Он сделал свой выбор. И мы обязаны согласиться с ним.
Элис позвала нескольких женщин. Одну из них она послала за Элизабет, чтобы та ухаживала за отцом, другим приказала приготовить все необходимое для омовения тела. Вильям стоял, глядя в окно на палатку Моджера, затем вытер глаза от навернувшихся слез. Ричард отошел к фамильному креслу у камина, чтобы дать Вильяму возможность прийти в себя. Там сидело и праздно смотрело на огонь, хотя кругом все снорали, занятые делами, самое прелестное существо, которое он когда-либо видел в своей жизни. Ничего удивительного, что Вильям так очарован, а Раймонд вздрагивает при упоминании ее имени.
– Мадам, – сказал Ричард, кланяясь, – у меня есть новости.
Он понимал, что неловко говорить о смерти мужа женщине, которая может счесть это наипрекраснейшим из известий. Тем не менее лучше, если скажет об этом он, а не Вильям.
– Сэр Моджер мертв, – сказал он.
– Что? Восхитительно! – пропела Эмма, подпрыгивая и хлопая в ладоши.
Ричард почувствовал тошноту. Большие голубые глаза теперь были прикованы к нему; даже радость не могла скрыть их пустоту. И это та, которую Вильям любил двадцать лет? Уже задав себе этот отвратительный вопрос, он понял, что этой девчонке вряд ли исполнилось и двадцать. В этот момент сзади подошел Вильям и прорычал:
– Какого черта ты здесь делаешь?!
Эмма вздрогнула, а затем как-то непристойно прижалась к нему.
– Моя комната полна раненых, истекающих кровью и стонущих, – сказала она с глупой ухмылкой. – Наверху нет ни одного свободного или спокойного уголка, и я сошла вниз, чтобы быть к вам поближе.
Вильям возмутился и набрал воздуха в легкие, чтобы дать ей взбучку, но вместо этого только легко оттолкнул ее. Ричард заморгал глазами, пребывая в полной растерянности.
– Эмма, дорогая моя, – сказал кто-то мягким голосом, – сделай реверанс. Это граф Корнуолльский, он, может быть, знает кого-нибудь очень богатого, кому понравится твое общество.
Эмма тут же присела в глубоком реверансе, сияя от радости, но Ричард смотрел поверх ее головы. Это сирена? Ее шаль лежала на плечах, открыв волосы, причудливо вьющиеся и обрамляющие лицо, придававшие ее облику нечто дикое; платье было плохо зашнуровано, причем один его край зацепился за подвязку, обнажив красивое бедро и прелестную лодыжку. Затем он увидел огромные блестящие глаза и приятную улыбку; ее рука описала грациозный жест, показавшийся Ричарду очаровательным. Выражение боли на лице Вильяма сменилось выражением глубокой внутренней радости. По сравнению с Эммой лицо Элизабет было смуглым и некрасивым, но Ричард уже почувствовал теплоту и облегчение от ее присутствия.
– Теперь, Эмма, тебе надо на время выйти, – спокойно продолжала Элизабет, – нам надо решить, что для тебя лучше.
Эмма посмотрела на Вильяма, однако все его внимание было приковано к Элизабет, и это было настолько очевидным, что даже Эмма поняла все.
– Я хочу уехать в Лондон, – напомнила она Элизабет. – Не желаю оставаться заточенной в крепости в этой глуши.
– Да-да, я помню, – поспешила заверить ее Элизабет, услышав, как заворчал Вильям, – но пойди наверх и помоги Мод нарезать тряпок для перевязок. Ты должна показать себя доброй и послушной.
Как только она вышла, Элизабет присела перед Ричардом в глубоком реверансе.
– Прошу извинить, милорд, за то, что ваше имя использовалось с такой целью, но…
– Не надо, Элизабет, – прервал ее Вильям. – Должен сказать тебе, что Мартин и Моджер каким-то образом убили друг друга.
Глаза Элизабет расширились, она дотронулась до руки Вильяма.
– Мартин?! Как?!
– Мы точно не знаем, – сказал Вильям, а затем Ричард рассказал ей, что они обнаружили.
– Не горюй по Мартину, любимый, – голос Элизабет дрогнул. – Такая душа минует чистилище. Он должен, наконец, стройным и красивым предстать пред Богом. – Потом помолчала. – Моджер… – вздрогнула она. – Надеюсь, Господь сможет простить… мне же его почти не жаль. Он умер с тяжкими грехами на душе.
У них было мало времени для беседы. Все были озабочены тем, как восстановить крепость Марлоу и придать ей, насколько это возможно, прежний вид. Длительные обсуждения не прояснили вопрос о странном поведении наемников. Даже д'Арси упорно, хотя и вежливо, настаивал на своем неведении. Поэтому обсуждение этого вопроса спустя некоторое время было прекращено: здесь какая-то тайна, которая, наверно, никогда не будет раскрыта. Мартина похоронили; тело Моджера отвезли в' Хьюэрли, чтобы поместить его там в рассол и при случае доставить в Илмер. Все были заняты настолько, что не смогли даже пообедать, а с наступлением темноты все свалились в кровати и заснули. Элизабет все-таки нашла время, чтобы приготовить комнаты для Ричарда и д'Арси и тюфяки в зале для их слуг.
На следующее утро д'Арси выехал пораньше, желая сообщить королю о выполнении приказа. Ричард предложил ничего не говорить о его присутствии здесь, и все охотно согласились с этим. После полудня порядок большей частью был восстановлен.
Вильям и Ричард пошли посидеть у огня и опять обнаружили там Эмму. На яростный рев Вильяма, когда девушка плюхнулась ему на колени, прибежала Элизабет. Она снова выпроводила Эмму.
– Я должна перед вами извиниться за Эмму, – вздохнула она в ответ на раздраженный вопрос Ричарда и объяснила обстоятельства, которые привели девушку в Марлоу. Затем она робко посмотрела на него.
– Я могу лишь надеяться, что вы знаете кого-нибудь, кто был бы рад ее пригласить. Она совсем не плохая… просто так глупа, что не может быть другой… но она никуда не годится, кроме как для постели. Может быть, вы знаете какого-нибудь богатого торговца или даже… какой-нибудь дом, где содержат таких… Это не будет жестокостью. Она уже была в таком месте, откуда Моджер забрал ее, и вспоминает о нем с тоской. А если она останется здесь, Вильям сойдет с ума.
– Вы хотите сказать, что это существо легкого поведения? – спросил Ричард, и его губы дрогнули. –
