— Но почему бы королю не отпустить Фиц-Ричарда? Пусть он отправляется домой и наводит там порядок, — в голосе Леа сквозило искреннее непонимание.
— Я уже говорил, — тяжело вздохнул Кейн, — что люблю Честера. Однако полностью доверять ему, увы, нельзя. — Волна горечи, волна боли несла Кейна, он понимал, что нельзя говорить такие вещи этой девочке, но сдержаться не мог. — Король оставил Фиц-Ричарда при себе, потому что, отпусти он его — и Честера уже не удержать. Стефан надеется, что Честер будет молчать, опасаясь за жизнь племянника. О Боже, мне следовало остановить все значительно раньше, но война совсем измучила меня. Все мы ошибаемся. Если бы мир не был заключен, Уэльс мог восстать. Чтобы утихомирить их, мы все согласились с тем, что Фиц-Ричарда нужно отдать. А теперь они угрожают мятежом из-за того, что ими некому править, и нам нужно освободить Фиц-Ричарда, чтобы он навел порядок на своих землях. Как я устал от всего этого!
— Но Уэльс большой, здесь живет много людей… Если вам не удастся вернуть Фиц-Ричарда, а валлийцы снова поднимут мятеж, как вы удержите их?
«Ну и глупец же я, — подумал Кейн, — взял и напугал бедное дитя». Улыбнувшись, он погладил ее по голове.
Кейн сделал это непроизвольно, ему просто хотелось как-то утешить не на шутку разволновавшееся дитя. А девушку вдруг захватило неведомое доселе чувство. Рука Кейна была сухой и горячей, и это неожиданное прикосновение захлестнуло Леа волной чувств, где странно сочетались и стремление подчиниться этой руке, и нежная благодарность за защиту, которую эта рука давала ей, и странное желание задержать эту руку, чтобы еще миг испытывать ее тепло на своих волосах. Леа так захватили эти новые чувства, что она упустила нить разговора. А Кейн, кажется, ничего не заметил.
—…Кое-кто из валлийцев вполне доволен жизнью… Мы собираем с них налоги, но мы и охраняем их. Они могут спать спокойно — никто не причинит им вреда. Однако надо помнить: народ в Уэльсе разный. Когда возникает серьезная опасность, эти люди легко объединяются. Мужчины сразу забывают распри и встают плечом к плечу. Но, видимо, они не очень-то доверяют друг другу. Во всяком случае, это бравые воины, а то, что они пока не могут договориться между собой, просто отлично. Я бы не хотел встретиться с валлийцами на поле брани.
— Милорд, а вы много воевали? — Взгляд Леа скользнул по шрамам на лице Реднора.
— О, да. — Он машинально коснулся шрамов и мрачновато улыбнулся. — Неужто ты думаешь, что я порезался, когда брился?
— Сражение, должно быть, — с горящими глазами проговорила Леа, — такое волнующее зрелище! Я читала… — Она поняла, что проболталась, замолчала и зажмурилась от страха. Отец Леа придерживался мнения, что чтение для женщины — большой грех. Мать тайком все-таки научила дочь читать, но Леа должна была держать это в страшном секрете. — Я хотела сказать, мне довелось слышать об этом столько интересных историй! — выкрутилась она.
Рассмеявшись, Кейн откинул голову, обнажив мощную жилистую шею.
— Зрелище замечательное при одном условии: если ты — победитель. — Вся его фигура сейчас служила неоспоримым доказательством, что в иной роли он не привык выступать. — Но не слишком ли ты кровожадна? — ехидно добавил он.
Леа не заметила его поддразнивания. Ее приучили понимать все замечания буквально.
— Не думаю. Я не люблю смотреть, как вешают или пытают провинившихся крестьян. Но увидеть, как сражаются храбрые воины, я бы хотела. Крестьяне, которых наказывают, обычно кричат и жалуются, и я с трудом выношу это.
Кейн перестал смеяться.
— Не все так смелы в бою, как рассказывают. Умирать иногда очень тяжело. — Он резко качнул головой, словно пытался отстраниться от чего-то, стоявшего перед глазами. И вновь лицо его осветила улыбка. — Боже мой! Да что это за тема для молоденькой девушки! Вскоре ты увлечешься чем-нибудь более подходящим для тебя. Этим летом мне придется поехать ко двору. Недавно Стефан опять созвал всех баронов. Отец мой предусмотрительно отказался, чтобы на всякий случай один из нас был свободен… Не хочешь ли поехать со мной?
— Я ведь обязана ехать? — послушно спросила Леа.
— Как захочешь.
Такой ответ поразил ее до глубины души: подобные вольности были совершенно не в духе традиций Пемброков.
— Вы не шутите? Я действительно могу сама решить, ехать или нет?
— Вместо поездки со мной в Лондон ты предпочитаешь остаться дома? Я тебя правильно понял? — после некоторого молчания сухо спросил Реднор.
— Нет, нет! — торопливо воскликнула Леа. — Но так приятно думать, что можно выбирать… Никто мне раньше такого не предлагал. — В ее словах прозвучало столько детской наивности, что Кейн снова улыбнулся, любуясь девушкой.
В гостиную стремительно вошла Эдвина и направилась к Пемброку и графу Гонту. Проходя мимо Леа и Реднора, она бросила строгий взгляд на дочь. Девушка начала лихорадочно вспоминать, что она сделала не так, и с тревогой посмотрела на Кейна.
— Ой, простите меня. Вы ведь с дороги и устали. Путь был нелегкий, вы весь в грязи, а я своей болтовней задерживаю вас… Пойдемте в восточную башню: я приму ваше оружие и приготовлю вам ванну.
— Спасибо, это очень кстати: мы ехали с Запада три дня, и тело просто воет от кольчуги, — благодарно ответил Кейн. В самом деле, как хорошо было бы сбросить тяжелые доспехи и принять теплую ванну!
Леа шла впереди по лестнице, показывая дорогу, и прислушивалась к шагам Реднора. Заметив, что Кейн ступает медленно и неуверенно, она предложила ему руку.
— Милорд, да вы ранены! Вам пришлось сражаться? — Она спустилась на несколько ступенек обратно.
— Да, нам пришлось вступить в схватку, но я не ранен, — в голосе Реднора вновь послышалась горечь.
Кейн остановился и придержал за рукав Леа. Она вопросительно посмотрела ему в глаза, и ей стало не по себе. В книгах она читала о муках души, но до этого момента она не представляла, что они могут быть страшнее телесных. И ей вдруг так захотелось утешить и приласкать этого человека! Не думая о том, что делает, она нащупала его руку своей детской ладошкой и крепко сжала ее.
— Я калека.
Это было сказано так резко, что Леа невольно отпрянула от него.
— Простите…
— Ты услышишь обо мне много всякой всячины. — Кейн тяжело вздохнул: его жене так или иначе придется узнать правду. — У меня искалечена нога.
Леа прикрыла глаза. Ей хотелось хоть немного смягчить разговор и утешить этого сильного, глубоко страдающего человека. От волнения она даже начала немного заикаться.
— Н-нет, нет! — Импульсивно она сжала руку Кейна. — Мне нет никакого дела до того, что будут о вас говорить. Простите меня. Но… у вас было такое выражение лица… — Она неожиданно замолчала: описать, что она увидела на его лице, оказалось ей не по силам. — Ну, пойдемте же, прошу вас! Если хотите, мы поговорим позже, ладно? Вы ведь говорите, что очень устали, а я вас держу на лестнице…
Лорд Реднор промолчал. Да и что он мог сказать этому милому ребенку, который так простодушно и трогательно пожалел его? Ничего! Но ведь этой девочке предстоит через две недели стать его женой, и что тогда? Сумеет ли она противостоять всей той злобной лжи, которую недоброжелатели Кейна не преминут ей выложить? Однако сейчас ему почему-то вовсе не хотелось нагружать это милое создание своими проблемами. Чего доброго, она испугается и с криком убежит куда глаза глядят. Но как ему защитить ее от всей грязи, с которой ей придется столкнуться, когда она станет его женой?
Кейн покорно позволил проводить себя в одну из башен замка. В комнате, куда они вошли, отсутствовало какое бы то ни было оружие, она явно предназначалась только для жилья. Свет проникал в нее через узенькие полоски бойниц. Сумеречное округлое помещение пахло травами, пол устилали простенькие камышовые циновки. От яркого огня камина на деревянных стенах плясали причудливые
