На странных берегах

Шэнди засмеялся, распрощался со стариком и направился обратно. Сделав несколько шагов и оказавшись на вершине дюны, он остановился и обернулся. Корабль был развернут к нему, и потому Шэнди сумел разглядеть в темноте шканцы и полуют. Он попытался прикинуть, где был убит Чаворт, где стоял раненый Дэвис и где был он сам, Шэнди, с Бет Харвуд, когда они кормили чаек сухарями. Он обратил внимание, что часть лееров, через которые они оба перегибались, следя за птицей, теперь была вырезана, и на мгновение Шэнди вдруг обеспокоила мысль, что он даже не может вспомнить, не сам ли их снес.

Он попытался вообразить, какие же еще могут развернуться события на этой палубе, и поразился тому, что ясно представил себя их участником. «Ведь это совсем не так! — сказал он себе с нервной улыбкой. — При первой же возможности мы с Бет обязательно сбежим с корабля. И потом судно поплывет к далеким берегам уже без меня, несмотря на весь пот (и кровь — когда стамеска соскальзывала), впитавшийся в доски. Я должен заняться и дядюшкой, по которому плачет виселица».

Шэнди опять повернул к кострам и зашагал в их направлении, сообразив, что находится совсем недалеко от того места, где видел человека с оторванными карманами и перевязанной челюстью. И воспоминания об этом заставили его прибавить шагу, не потому, конечно, что тот человек выглядел угрожающе, а скорее из-за сказанного Дэвисом, когда Шэнди упомянул о встрече.

Дэвис сплюнул и с досадой потряс головой:

— Должно быть, Дюплесси с корабля Тэтча. Последнее время Тэтч стал пренебрегать мелочами. Дюплесси был бокором на его корабле и задолжал многим лоа, а такой долг не списывает даже смерть. Как я понимаю, Тэтч похоронил его без соответствующего ритуала.

— Похоронил? — вытаращил на него глаза Шэнди.

Дэвис ухмыльнулся и, презрительно передразнивая аристократический выговор, процитировал заключительную фразу известной шутки:

— Пришлось — он был мертв, знаете ли. — И уже нормальным тоном добавил: — По крайней мере хоть сапоги с него снять не забыл. Привидения подобного рода обожают отираться на кораблях. А если они еще и обуты, то всю ночь не заснуть от бесконечного топота.

Когда Шэнди вернулся к кострам, большинство уже разбрелось по хижинам, а оставшиеся явно всерьез намеревались коротать ночь за бутылкой. Шэнди решил, что выпил достаточно, чтобы уснуть, и направился к своей крохотной хижине, которую он выстроил из плавника и обрывков парусины под деревьями.

Он поднимался вверх по склону дюны, но замер на месте, когда из ночной тьмы донесся глубокий бас, тихо приказавший ему остановиться. Шэнди пригляделся к скользящим в лунном свете теням листьев пальм и в конце концов различил огромную черную фигуру, по-турецки восседавшую посередине начерченного на песке круга, тщательно очищенного от мусора.

— Не входи в круг, — предупредил человек, не оборачиваясь, и Шэнди с опозданием узнал бокора Дэвиса, Печального Толстяка. Считалось, что он глух, и потому Шэнди только кивнул, опять же с опозданием сообразив, что это еще более бессмысленно, чем говорить с бокором, раз тот сидит к нему спиной. Шэнди сделал шаг назад.

Печальный Толстяк не оборачивался. Он тыкал в воздух деревянным ножом, который всегда носил с собой; казалось, нож встречает сопротивление.

— Raasclaat, — выругался он тихо, а затем прогудел: — Не могу утихомирить этих толстых ублюдков. Спорю с ними с самого вечера.

— Э-э... — неуверенно протянул Шэнди, озираясь по сторонам и вспоминая, есть ли другой путь по склону к хижине, поскольку Печальный Толстяк перекрыл эту тропинку. — Почему бы мне...

Бокор резко выкинул руку с деревянным ножом вверх, устремив лезвие в небо.

Шэнди невольно поднял глаза и в темноте меж крон двух пальм вдруг увидел прочерк падающей звезды, как линию, проведенную светящимся мелом на грифельной доске. Несколькими секундами позже ветер на мгновение стих, а затем снова подул, но теперь уже явно сильнее.

Печальный Толстяк опустил руки и неожиданно легко для своей грузной фигуры поднялся на ноги. Он одарил Шэнди ободряющей улыбкой и посторонился.

— Иди, — пробасил он. — Теперь это только черта на песке.

— Спасибо. — Шэнди проскользнул мимо гиганта, пересек круг и пошел дальше. Он слышал, как Печальный Толстяк тяжелой поступью удаляется к морю, слышал, как, хмыкнув, тот пробурчал себе под нос: «C’etait impossible de savoir ci c’etait le froid ou la faim». Бокор снова хмыкнул, но Шэнди больше ничего не слышал.

Шэнди несколько минут смотрел ему вслед, словно колеблясь: не последовать ли за ним. Наконец, бросив опасливый взгляд на звезды, он направился к своей хижине, радуясь, что построил ее под чистым навесом ветвей.

6

Вполне возможно, что Дэвис так и не ложился спать в эту ночь. Еще только небо засветлело над сумеречным горизонтом за пальмами Свиного острова, а Дэвис уже бросил на белесые угли остывшего костра свой старый плащ, который тут же зачадил, задымился, а потом загорелся. Капитан принялся энергично будить матросов: руганью, пинками и тычками поднимая их с песка, ногами вышибая жерди из- под сооруженных наспех навесов. Кряхтя и зевая, пираты постепенно собирались вокруг костра, кидая в занявшийся огонь парусину и жерди от своих покидаемых палаток. Дэвис выждал ровно столько, сколько потребовалось для приготовления грога и для того, чтобы огненная влага несколько приободрила команду, и тут же погнал всех туда, где их ждал «Кармайкл».

Целый час они натягивали, отвязывали и заново натягивали различные канаты, проходящие через блоки, с остервенением ругались, валились в воду, лили пьяные слезы... но зато, когда взошло солнце, корабль был спущен на воду. Дэвис расхаживал взад и вперед по высокому юту, выкрикивая команды матросам на реях так же, как и матросам «Дженни», которая тащила «Кармайкл» на буксире. Весь последующий час «Кармайкл» медленно лавировал меж отмелей под полуспущенными парусами, частенько замирая на гладкой воде, пока Дэвис и Ходж, новый капитан «Дженни», перебранивались; рано поднявшиеся члены других экипажей, столпившись на берегу, выкрикивали грубые шутки. В конце концов корабль добрался до северного выхода из бухты, миновал горловину и вышел в пролив. Дэвис приказал поднять все паруса. Буксирный канат отцепили, и, сверкая парусами в лучах восходящего солнца, оба корабля стали набирать скорость, держа курс на северо-запад.

Дэвис утверждал, что основам мореходства проще научиться на шлюпе, чем на корабле, и потому Шэнди оказался в команде «Дженни». После «Кармайкла» «Дженни» с ее одной мачтой казалась ему не больше баркаса. Однако же она несла четырнадцать небольших пушек и двенадцать каронад. И когда они поставили все паруса, Шэнди на рее босыми ногами ощутил, что она гораздо более быстроходна, чем «Кармайкл».

Однако первым шел все-таки «Кармайкл». Шэнди, которому велели не путаться под ногами, пока шлюп не выйдет в открытое море, сидел на корточках на крошечном полуюте, наблюдая за тем, с каким поистине королевским величием «Кармайкл» скользит по волнам в двухстах ярдах впереди. Теперь, когда корабль переоборудовали, ему оставалось лишь гадать: где же там теперь находила себе местечко Бет?

— Эй, держи, Джек! — сказал Скэнк, сунул в руки Шэнди деревянную кружку с ромом и снова присоединился к матросам, натягивавшим канат. — Еще один глоток, и я свалюсь за борт! — крикнул он весело.

— Спасибо! — откликнулся Шэнди. Похоже, его новые товарищи привыкли быть постоянно навеселе. Он оглянулся. За кормой уходил вдаль зелено-лиловый остров: неровная полоска выделялась на синем фоне океана. Ему вдруг пришло в голову, что ему будет не хватать Нью-Провиденса.

Скэнк вернулся на ют, облокотился на каронаду.