были унесены водой!
Всхлипывания господина губернатора, которым вторили подвывания его коллег, причитания и вопли пострадавших, создавали невообразимый шум.
— Мы клятвенно заверяем вас,— закончил свою речь господин губернатор,— что в течение месяца выстроим вам дома, гораздо лучше тех, которые были у вас раньше. Сегодня же на самолётах к нам прибудет помощь, и каждый пострадавший получит необходимые вещи и продукты.
Краткая, но весьма обнадёживающая речь господина губернатора была закончена, и мы, вознося за него молитву, стали расходиться, дрожа от холода. По пути мы с восторгом и благодарностью обсуждали удивительную речь губернатора. Озадачивали только ошеломляющие цифры погибших и оставшихся без крова людей. Ведь население нашего города никогда не достигало сорока тысяч. Так что вряд ли сорок тысяч человек осталось без крыши над головой… И никогда в нашем городе не было столько домов, чтобы считать разрушенными три-четыре тысячи…
Но цифры эти были произнесены самим господином губернатором, а он, как известно, цифры с потолка не берет.
Во второй половине того же дня самолёты, нагруженные сахаром, чаем, рисом, одеялами, мукой, пшеницей, палатками, подобно стаям аистов, начали приземляться в нашем городе. Склады при губернаторстве и муниципалитете были переполнены. А поскольку продукты и тёплые вещи нельзя оставлять на улице, одну половину присланного переправили в кладовые господина губернатора, а вторую — в кладовые председателя муниципалитета и его заместителей. Что ни говори, так было надёжнее и сохраннее.
На следующий день были получены центральные газеты и журналы. Первые полосы пестрели фотографиями и сообщениями о происшедшей в нашем городе трагедии. Оказывается, дело обстояло гораздо серьёзнее, чем мы предполагали, и наводнение было намного страшнее, чем нам казалось. (По данным газет, в нашем городе было разрушено уже шесть-семь тысяч домов и погибло семьсот — восемьсот человек!) А поскольку газеты никогда не врут, значит, действительно так и было!
Как только солнце зашло за горы, ударил мороз. Бездомные и голодные, мы пристроились на мокрых и скользких крышах бань и пекарен, тряслись, как собаки, и жались друг к другу, пытаясь хоть немного согреться. Будучи вежливыми и дисциплинированными людьми, мы понимали, что присланные из центра одеяла должны быть розданы торжественно, организованным порядком. Это же не шутка! И когда наиболее ретивые из нас решили пойти к губернатору и попросить одеял, остальные стали горячо отговаривать их, доказывая, что в любом деле требуется порядок и выдержка.
В ту же ночь иностранные радиостанции в своих передачах довели число разрушенных в нашем городе домов до десяти— двенадцати тысяч, число бездомных подскочило уже до ста двадцати — ста тридцати тысяч, а погибших — до трёх-четырёх тысяч человек!
Ну и ну!.. До наводнения мы и не предполагали, в каком огромном городе живём. Посудите сами: в городе, где разрушено двенадцать тысяч домов, где наводнение унесло три-четыре тысячи человек, по крайней мере должно было быть тридцать — сорок тысяч домов и четыреста — пятьсот тысяч душ населения! И хотя по прошлогодней переписи мы знали, что в нашем городе насчитывается всего около четырёх тысяч человек, нам ничего не оставалось как принять на веру все эти сообщения. Ведь эти данные передавало радио! А оно никогда не ошибается и никогда не врёт! Видимо, у радиокорреспондентов сведения намного точнее наших, и мы сами виноваты в том, что до сих пор не знали, в каком огромном городе обитаем.
Вслед за сообщениями иностранных агентств в наш городок потекла иностранная помощь. Красный Крест Венесуэлы пожертвовал пятьдесят тысяч тонн пшеницы и четыре тысячи одеял верблюжьей шерсти; Красный Крест Норвегии — сорок тысяч тонн сахарного песку, двенадцать тысяч одеял и пятнадцать тысяч банок сгущённого молока; Красный Крест Гватемалы — пятьсот тысяч туманов наличными деньгами, двенадцать тысяч тонн муки и пятьсот палаток; Общество английских нудистов — тысячу двести паласов, двести пятьдесят палаток, пятьсот мешков сахару; Международное общество покровительства животным — миллион долларов наличными, десять тысяч тонн муки высшего качества и восемь тысяч пледов, большое количество мужской и женской одежды, обуви, шляп и т. д. и т. п.
Но ведь в нашем городе было разрушено двенадцать тысяч домов, осталось без крова сто двадцать тысяч человек и три-четыре тысячи погибло! Шутка ли сказать? Разве эта помощь могла удовлетворить всех?
Склады и кладовые господина губернатора, председателя муниципалитета и его заместителей были уже переполнены. Где же ещё можно разместить продукты и вещи? Понятно, что самым надёжным хранилищем были амбары руководителей отделов финансов, народного образования, земледелия и юстиции.
Да благословит Аллах этих людей! Без них вся помощь пропала бы зря. Ведь нам, жертвам наводнения, негде было бы хранить все это добро!
Первая после наводнения ночь с горем пополам прошла. На следующий день рано утром дрожащий, как в лихорадке, народ опять собрался перед зданием губернаторства. Снова принесли стол и поставили его перед воротами. Но на этот раз обошлись без табурета. А поскольку господин губернатор заседал в комиссии по оказанию помощи жертвам наводнения, то поговорить с пострадавшими было поручено господину председателю муниципалитета.
Председатель муниципалитета взобрался на стол. Он был намного веселее, чем вчера. Да благословит его Аллах, какое самообладание! Ведь душа его обливалась кровью от жалости к нам, но, чтобы вселить в нас бодрость и уверенность в будущем, ему приходилось улыбаться! Ну и мы, естественно, приободрились.
Председатель муниципалитета извинился за то, что господин губернатор не смог выйти к нам лично. Дело в том, объяснил он, что господин губернатор всю ночь был занят подсчётом нанесённого нашему городу ущерба. Вопрос о раздаче одеял и продуктов жертвам наводнения вскоре будет решён. Надо только набраться терпения и, главное, сохранять спокойствие и порядок. На этом он и закончил свою короткую речь.
В эту ночь несколько человек погибло — закоченели от холода бедняги.
На следующий день, поскольку господин губернатор и председатель муниципалитета были заняты делами комиссии, перед собравшимися выступил начальник канцелярии муниципалитета— маленький щуплый мужчина. (Ни стола, ни табурета на этот раз не было и в помине.)
Начальник канцелярии тоже пообещал, что вскоре комиссия закончит свою работу, и тогда дорогим согражданам будет оказана необходимая помощь.
Народ опять разошёлся, а на следующий день снова собрался перед зданием губернаторства. На этот раз перед нашими взорами предстал главный дворник муниципалитета.
— Ваше присутствие здесь,— сказал он,— мешает нормальной работе господ членов комиссии; господин председатель муниципалитета приказали своему заместителю, который, в свою очередь, приказали начальнику отдела, а начальник отдела приказал мне сказать вам, что не следует проявлять такого нетерпения. Когда наступит время, соответствующая помощь будет вам оказана.
И мы снова ушли ни с чем. Жители нашего города очень доверчивы, простодушны и благонадёжны.
Прошло десять дней, и, кроме двухсот — трёхсот одеял, каждое из которых было выдано на десять — двенадцать человек, пострадавшие никакой помощи не получили.
Наконец в одно прекрасное утро наше терпение лопнуло, и мы вновь выстроились перед зданием губернаторства, требуя самого господина губернатора.
После долгих препирательств он показался наконец в сопровождении небольшой свиты. На этот раз на его рукаве никакой чёрной повязки не было, чему мы очень обрадовались,— значит, все в порядке и траур кончился.
Народ встретил губернатора аплодисментами и криками «ура!». Когда восторги приутихли, господин губернатор взошёл на ступеньки и, обратившись к толпе, спросил:
— Чего это вы здесь собрались?
— Вы знаете, господин губернатор,— начали наиболее смелые, стоявшие в первых рядах,— что наводнение оставило нас без крова. Мы пришли, чтобы получить обещанную нам помощь.
