материнстве.
– Не может быть!
– Еще как может. Парню под пятьдесят, не забывай. Он спросил меня, люблю ли я детей!
– Ну, возможно, он собирается сделать ремейк «Багси Мэлоуна»[53] и хочет взять тебя в компаньоны, – сказала я.
– Хорошо бы. Это его чертовы биологические часы, – ответила она и добавила: – Он стал задумчив, – как будто сообщила о каком-то крайне неприятном недостатке в его стандартах личной гигиены.
– Возмутительно, – сказала я. И в самом деле. Я бы сказала, что маленькие дети так же употребительны в лексиконе современных отношений, как оральный секс в викторианском обществе. – И ты смылась.
– Нет, – сказала она. – Думаю, дело вовсе не в этом. Я удалилась в аэропорт – но все бы ничего, пока я не брякнула ему, что ни за что не соглашусь, чтобы мои соски стали размером с тарелку. И вот он уходит на работу, я стараюсь немного поспать, а он возвращается! Кладет на меня какое-то кольцо! Ты бы видела – размером с долбаный Тадж Махал.
– С бриллиантом? – спросила я, затаив дыхание.
– От Тиффани.
– Полный отпад, – сказала я. Я такая всезнайка, что не часто в жизни удивляюсь. Обожаю редкие ощущения. – И что?
– Ну, слово за слово, и на каком-то этапе я протягиваю руку, потому что, ты знаешь, мы с Маком очень совместимы на этом уровне, моя рука ударяется о кран, и я слышу этот леденящий треск…
– Притормози, – сказала я. – Отмотай назад. Кран?
– Мы делали это под душем, – объяснила Делла.
– Ты надела кольцо?
– Ну да, – призналась она с долей оправдания. – Просто для смеху.
– Понятно, – сказала я.
– В общем, Мак ничего не заметил. Но, когда я потом взглянула, оказалось, что камень раскололся точно пополам. Я думала, сломать алмаз нельзя, но, видимо, если нанести удар в определенную точку, то можно. – Она вздохнула. – Раскололся точно пополам. Думаю, это знак.
– А что сказал Мак? – выдохнула я.
– Он сказал, чтобы я не беспокоилась – алмаз стоил всего пятьсот тысяч долларов, – с сарказмом проговорила Делла.
– Ты не сказала ему.
Молчание.
Потом:
– Я списала страницу из твоей книги. Улетела ближайшим рейсом.
– А где кольцо? – спросила я.
– Здесь, со мной. Я должна его починить.
– Н-да, – сказала я. Больше я ничего не могла придумать. Вряд ли кольцо было ремонтопригодно.
– А что, по-твоему, я должна делать? – сказала Делла. Шесть слов, которые не часто выходили из ее уст.
– Не знаю, – ответила я. – Нас обеих, кажется, перенесло в какие-то параллельные миры, где мы не знаем обычаев, не знаем языка. Что делать?.. – Я замолчала.
– Что надеть… – скорбным эхом отозвалась Делла. – А как там Алекс?
– По-новому, – сказала я.
– По-новому?
– Я едва его узнаю.
– Дошел до орального секса?
– Ох, стоп, – сказала я.
– Очевидно, это первый вопрос, который парни задают друг другу: «Ртом работала?»
– Ты говоришь, как персонаж Второй мировой войны. Нынче все этим занимаются, – ответила я, удивляясь, как мы дошли до этого. Я часто удивляюсь этому, разговаривая с Дел.
– В штате Юта оральный секс запрещен законом.
Повесив трубку, я купила еще бутылку кока-колы и уселась, попивая ее и лениво гадая, означает ли это конец моей работы у Мака – как я и предсказывала. Потом вдруг до меня дошло, что для меня, вероятно, в этой работе все равно больше нет толку. Я представила вдруг, что живу в Лос- Анджелесе, выруливаю на большой американской машине от дома на широкую пустую улицу с пальмами по бокам. Я представила, что Мак говорит, что я могу работать на него и в Лос-Анджелесе. Потом я передумала и представила, что он предлагает мне фантастическую работу в кинобизнесе. А потом с замиранием сердца вспомнила, что там будет и Флора. На вершине всего прочего воссоединяется семья! Так было предопределено!
Я только добралась до места, где я рожаю нашего первого ребенка в американской больнице – красивый декор, эффективные обезболивающие, Джордж Клуни в зеленом халате[54]… И тут у меня закружилась голова. А потом вдруг – возвысившийся да упадет – эйфория обернулась своей противоположностью. На меня навалилась вся чудовищность моего поступка.
Такая угроза уже пару раз возникала раньше. Но это случалось ночью, а ночью в объятиях Алекса я могла вытеснить подобные чувства.
Эд! Мой Эд! Что с Эдом? И о чем я сейчас размышляла? Переехать в Лос-Анджелес? Уйти из жизни? По- настоящему?
Обожемой.
Я хочу сказать – а как же мои друзья в Лондоне? Я потеряю их? А как же Тереза и пони? А как же дождь, и Би-би-си, и очередь на почту, и черные лондонские такси, и универмаг «Хэрродс», и чашки надлежащим образом приготовленного чая, и безработные? В Лос-Анджелесе ничего этого не будет. А как же мои корни?
Я лишь разинула рот, когда к дому подъехал Алекс в кабриолете «Гольф» с опущенным верхом.
– Где ты его раздобыл?
– Украл. Не зря же я провел время в реабилитационном центре.
– Ты взял его напрокат.
– Садись, – сказал Алекс.
– Куда поедем?
– Сейчас увидишь, – ответил он. – Садись.
Я села. Взвизгнув покрышками, Алекс отъехал.
– Стой! – вдруг крикнула я.
Он в тревоге обернулся, по-прежнему набирая скорость; волосы хлестали его по глазам.
– Стой! – снова крикнула я. Он съехал на обочину.
– В чем дело?
– Я почувствовала.
– Почувствовала?
– Да, – сказала я. – Знаешь, у меня есть чувства.
Он обеспокоенно посмотрел на меня и проговорил:
– Угу. От этого есть средство?
– Алекс, – сказала я. – иногда… иногда мне нужно знать, куда мы едем. – Наверное, я вопила во всю глотку, потому что он быстро ответил:
– В «Ла-Посаду». Лучший отель в Мексике.
– Почему ты не сказал мне об этом?
– Я и говорю.
– Мне будет не хватать Хесуса, – сказала я.
– Он будет навещать нас, – улыбнулся Алекс.
– Дело в том… – сказала я и заколебалась. И в этот момент я потеряла его. Он отвернул от меня лучи своих лазерных глаз. Впереди во всей своей красе на дороге показалась куча разноцветных пластиковых
