На пляже были большие белые деревянные лежаки, один из которых я оттащила под деревья. Если я слегка опускала книгу, передо мной открывалась ошеломительная гладь моря. В полумиле от берега из воды торчала горбатая скала, которая напоминала гигантскую черепаху, готовую двинуться к берегу.
Я обнаружила, что совершенно не могу здесь читать – не въезжаю ни в одно долбаное слово. Начинала в книге одно предложение, а заканчивала его чем-нибудь своим. Помехи на линии. Я попыталась глубоко вздохнуть и позволить мыслям плыть как облака. Какая-то надежда. Мои мысли напоминали лондонские облака. Густые. Стена к стене. И совершенно непреклонные.
Я думала о том, как должна быть счастлива. О том, что должна быть счастлива. То есть я могла придумать хорошую причину для счастья, но почему-то действительные чувства словно ускользали от меня. Я чувствовала возбуждение и интерес, чувствовала себя женщиной, чувствовала себя сильной, чувствовала испуг, чувствовала, что живу, и многое другое – но по-настоящему счастливой я себя не чувствовала.
Алекса рядом со мной не было. Алекс нашел какую-то неисправность в машине. Неисправность не казалась мне такой уж ужасной – что-то с трансмиссией. С трансмиссией? Или еще с чем-то. По-моему, проще всего было позвонить в бюро проката, но Алекс считал, что это приведет к новым сложностям, и ему как будто нравилась мысль починить машину самостоятельно. Я уже несколько раз ходила смотреть, чем он там занимается, а он восхитительно что-то портачил, сладострастно вытирая пальцы о замасленную ветошь. Как мальчишка, собирающий «Лего». Я ощущала его удовлетворение. Было просто сексуально – наблюдать за ним, но большую часть времени он держал голову под капотом, так что вскоре я перестала к нему ходить.
Мы уже провели в «Ла-Посаде» несколько дней, и когда я по-настоящему задумалась об этом, то поняла, что по какой-то странной причине мы с Алексом виделись в эти дни совсем немного. Он не любил валяться на пляже, а всегда выискивал возможность совершить какую-нибудь экскурсию, или посетить школу подводного плавания, или устроить поездку на велосипедах, или еще что-нибудь.
Как раз когда я задумалась над этим, в поле моего зрения попались мужчина и женщина на ярко- оранжевом и желтом виндсерферах. Женщина была высокая, пугающе крепкая, и у нее был такой вид, словно она всю жизнь провела на этом берегу – прямо-таки Урсула Андрес в мокром купальнике в фильме про Джеймса Бонда. Я узнала в ней девушку, организующую пляжные развлечения, Мари Клэр, но она любила, чтобы ее для краткости называли инициалами МК.
Через несколько секунд в мужчине рядом с ней я узнала Алекса. МК учила его виндсерфингу, к которому у него явно была природная склонность. Еще бы.
Я с гордостью наблюдала за ним. Ну, старалась, хотя на самом деле задумалась, с какой бы стати ему быть со мной, если он может проводить время с ней.
Конечно, я понимала, что это не самые умные мысли. Возможно, как раз она ему не нравилась. Возможно, он ей не нравился. Возможно, его чувства ко мне были глубже всяких мысленных измерений длины ног. Однако наверняка я этого не знала. А в отсутствие знания существует миллион мучительных возможностей, чтобы часами их обдумывать.
После чего я задумалась над тем, сбежал ли бы Алекс с Мари Клэр, случись она в его брачную ночь на соседнем балконе. Не оказалась ли я с ним исключительно благодаря совпадению. Не то чтобы я жаловалась или что-то такое. Счастливое совпадение все-таки лучше, чем несчастливое.
Но я и не питала сколь-либо серьезных злокозненных мыслей о намерениях Алекса в отношении Мари Клэр. Наоборот – знала, что все это мои собственные измышления.
И тут же поймала себя на том, что никогда не забивала себе голову подобной ерундой касательно Эда.
Здесь я должна добавить, что горжусь полным отсутствием во мне ревности. Видите ли, какая-то часть во мне твердо верит, что я – единственная женщина на земле. И поскольку сама я не представляю себе других женщин, мне трудно вообразить, что мой парень представляет себе их. Как трудно, допустим, вообразить себя мужчиной. Но все то время, когда мне трудно вообразить, что мой парень представляет себе других женщин, я думаю, что все женщины в мире привлекательнее меня. И если в этом слышится противоречие, могу лишь сказать, что мой ум – очень изощренная штука. Он способен на великие выкрутасы – раскатывая на одном колесе по натянутому канату.
Например, один из его излюбленных трюков – прогуливаясь по улице, смотреть на проходящих по другой стороне делового вида блондинок и убеждать себя, что мой парень, кто бы он в данный момент ни был, предпочел бы встречаться не со мной, а с кем-нибудь из них.
И все же меня никогда не охватывала ревность к бывшим подругам моих приятелей. Деллины парни с бешенством воспринимают любое упоминание о своих предшественниках – ей приходится прятать старые фотографии. Я же всегда жалею прежних подруг моих парней – они напоминают мне сценарии с загнутыми страницами, что валяются на полках в офисе у Мака, – сценарии так и не снятых фильмов.
С Эдом, как я сказала, ревность почти не занимала места в повестке дня (стриптизерша по имени Черри – подтверждающее правило исключение). Эд тешил себя безумной мыслью, что ему со мной повезло, как будто бы он не мог найти ничего лучше. Очевидно, он все еще злится на меня, но в основе его чувств лежит… Ну… Я бы назвала это… благодарностью.
И потому я никогда не думала, что Эд заглядывается на кого-то другого. Я чувствовала полную безопасность.
О-хо-хо.
Тяжелый вздох.
Ничего удивительного, что это не помогло.
Вечером, расположившись за столиком под звездами, мы поели креветок на гриле и севиче.[55] В ресторане журчал маленький водопад, а в углу журчал небольшой оркестр. Гитары. Потом их сменяли маримбы. Когда мы сели, к нам подошел метрдотель и подарил мне прекрасный тропический цветок.
Алекс рассказывал про Лос-Анджелес, про свою жизнь там, про свои планы. Я поймала себя на том, что пытаюсь угадать, включена ли в эти планы я, и в конце концов, глубоко вдохнув, спросила:
– А что насчет нас?
– Ты, конечно, поедешь со мной, – ответил он. Я выдохнула.
– Правда? – Это должно было прозвучать с сарказмом: «Думаешь, я вот так возьму и угроблю всю свою жизнь ради тебя?» – но вышло довольно примирительно – вероятно, потому что я готова была угробить ради него всю свою жизнь.
– Конечно, – сказал он.
Я только глупо осклабилась. Не могла удержаться.
– Я не хочу больше здесь болтаться. Мне нужно назад, – сказал Алекс.
Я снова лишилась дыхания.
– Но ведь с Черил ты планировал двухнедельное свадебное путешествие? – спросила я, чувствуя, что тону.
Он наклонился через стол и, взяв меня за руку, проговорил:
– Мы будем вместе. А это главное.
Потом в постели я проделала в несметных подушках брешь для наших голов, обхватила ногами его стальные бедра и сказала:
– Нам надо поговорить об Эде и Черил.
– Ты так считаешь?
– Да, – сказала я. – Хочу прояснить обстановку.
– А нужно ли ее прояснять? – спросил он. Возможно, мне следовало сказать «взять быка за рога», или «посмотреть коню в зубы», или как там говорят.
– Что-то не так? – спросил Алекс. Я не ответила, и он добавил: – Не считая очевидного.
– А что очевидно? – спросила я.
– Ты вышла замуж не за меня. И я женился не на тебе. Это очевидно.
– Ничего страшного, – ответила я и попросила: – Расскажи мне про Черил.
– Что ты хочешь узнать?
– Почему ты влюбился в нее?
– Не знаю. – Он пожал плечами. – Спроси Черил.
