людей свободного поведения. Но в этих делах я был человеком консервативным и отсталым.
— Ты как будто оправдываешься.
— Может быть и так. Но я не это имею в виду. Пожалуй, это все-таки ненормально в моем возрасте совсем не иметь сексуального опыта. Во всех других отношениях я всегда опережал людей своего поколения.
— Это самоуничижение, — сказала Хлоя. — Подумай, не Бог ли предохранял тебя уже тогда, когда ты о Нем еще и не думал?
— Мне это никогда не приходило в голову, но может быть и так. Мне не нужно было опасаться ни болезней, ни эмоциональных стрессов, связанных с интимными отношениями.
Бак смущенно потер лоб.
— Ты стесняешься этого? — спросила Хлоя.
— Да, немного.
— Мне кажется, ты не захочешь, чтобы я рассказала тебе о своем сексуальном опыте или его отсутствии? Бак поморщился.
— Да, если ты не против. Мне всего лишь тридцать, но я чувствую себя совершенно старомодным чудаком, даже когда ты произносишь слово… «секс». Так что, пожалуй, избавь меня от этого.
— Но, Бак, если наши отношения будут развиваться дальше? Разве ты не задашься этим вопросом?
— Наверное, тогда я и спрошу.
— А что будет, если к этому времени ты безумно влюбишься в меня, и тут узнаешь что-то такое, с чем ты не сможешь примириться?
Баком овладело чувство стыда за самого себя. Одно дело, если ты признаешься женщине, что ты девственник и, следовательно, принадлежишь к самому немногочисленному меньшинству во всем мире. И совсем другое, когда она оказывается такой откровенной и прямолинейной. Он не хотел ни говорить на эту тему, ни слушать про это, ни тем более знать, что она является более опытной, чем он. Тем не менее, она затронула существенный вопрос. По-видимому, она была способна более уверенно говорить об их будущем, чем он, хотя именно он начал ее добиваться. Не ответив, он просто пожал плечами.
— Я не стану оставлять тебя в недоумении, — сказала Хлоя. — В отношениях с моим школьным приятелем и с моим другом в Стенфорде я не была, как говорила моя мама, образцом приличных манер. Но я рада сказать, что при этом дело никогда не доходило до секса. Наверное, по этой причине наша дружба не продолжалась долго.
— Хлоя, это приятное сообщение, но не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?
— Значит, ты старый чудак, так что ли?
— Мне кажется, — покраснел Бак, — я могу не смущаясь брать интервью у глав государств, но такого рода откровенность мне в новинку.
— Бак, но ты ведь слышишь подобное и намного худшее в ток-шоу.
— Но я не отношу тебя к категории участников ток-шоу.
— Я слишком тупая для этого?
— Я не привык к ним и не люблю их. Хлоя рассмеялась.
— Как ты думаешь, сколько шансов за то, что двое неженатых людей гуляют в полночь в Америке, и при этом оба они — девственники?
— Особенно после того, как все подлинные христиане восхищены.
— Поразительно, — заметила она. — Но ты ведь хотел поговорить о чем-то другом.
— Разве?!
— Расскажи мне, зачем тебе понадобилось летать в Нью-Йорк.
Около часа ночи Рейфорд проснулся от скрипа входной двери. Она открылась, но не закрылась. Он слышал, как Хлоя и Бак продолжали свой разговор, стоя в дверях.
— Сейчас мне действительно пора идти, — сказал Бак. — Завтра утром я должен получить отзыв на мою статью из Нью-Йорка. Я должен быть достаточно бодрым, чтобы реагировать на замечания.
Бак ушел, и Рейфорд услышал, как Хлоя закрыла дверь. Когда она поднималась по лестнице, у нее была более легкая походка, чем с вечера. Она на цыпочках подошла к его двери и заглянула в нее.
— Дорогая, я не сплю, — сказал он. — Все в порядке?
— Более чем, — ответила она, присаживаясь на край его кровати. Спасибо, папа.
— Вы хорошо поговорили?
— Бак удивительный.
— Он поцеловал тебя?
— Нет! Папа!
— Держал тебя за руки?
— Нет. Прекрати! Мы просто разговаривали. Ты не поверишь, какое предложение он получил сегодня.
— Предложение?
— У меня нет сил рассказывать сейчас об этом. Ты летишь завтра?
— Нет.
— Тогда мы поговорим об этом завтра.
— Я тоже получил сегодня предложение, о котором мне нужно тебе поведать, — сказал Рейфорд.
— Что за предложение?
— Слишком долго рассказывать. Все равно я не собираюсь его принимать. Я расскажу тебе об этом утром.
— Папа, подтверди, что это не ты послал цветы, чтобы поднять мне настроение. Я буду чувствовать себя мерзко, если ты послал их, а я выбросила в мусорное ведро.
— Я не посылал их, Хло.
— Хорошо, тогда я догадываюсь, кто. Бак тоже их не посылал.
— Ты в этом уверена?
— На этот раз вполне.
— Ого!
— Ты понимаешь, о ком я думаю?
— Я сразу заподозрил Брюса, как только Бак сказал, что он не посылал цветов.
— Что же мне делать, папа?
— Если ты собираешься с ним работать, вам следует поговорить.
— Но я — то в чем виновата? Я-то ведь не давала ни малейшего повода! Я никак не поощряла его, по крайней мере, я ничего такого не имела в виду.
— Ну что ж! Ты можешь просто забыть про эти цветы. Я имею в виду, что посланы-то они анонимно. Откуда ты можешь знать, от кого они?
— Да, я ведь и в самом деле ничего не знаю, разве не так?
— Конечно, не знаешь.
— Я должна встретиться с ним завтра днем, поговорить насчет работы.
— Вот и разговаривай только насчет работы.
— А про цветы не говорить?
— Ты ведь уже разделила эти вопросы, не так ли?
Хлоя рассмеялась.
— Если он сам скажет, что послал цветы, тогда можно поговорить об этом.
— Звучит неплохо.
— Папа, если я стану часто встречаться с Баком, на это обратят внимание.
— Ты хотела бы, чтобы люди ничего не узнали?
— Мне не хотелось бы отталкивать Брюса, зная о его чувствах.
— Но ты ведь ничего не знаешь о его чувствах?
— Да, это верно. Раз он ничего не говорил мне, я ничего не знаю.
— Спокойной ночи, Хлоя.
