— Что? Теперь и Олибрий?
— Отчего он умер?
— Еще одно убийство?
Я не произнес ни слова, хотя мне очень хотелось спросить: «Кто, черт возьми, этот Олибрий?» Я лишь презрительно фыркнул и сделал глоток вина.
— На этот раз никакого убийства, — сказал Маециус. — Император умер от водянки.
И снова хор голосов забормотал:
— Ну, по крайней мере, огромное облегчение это услышать.
— Однако такая смерть достойна крестьянина, а не императора.
— Остается только гадать, кто будет следующим?
До эпизода с портным я мог бы опрометчиво заметить: «Но я думал, что в Риме сейчас правит Анфемий!» Однако сейчас я просто сделал очередной глоток вина.
Префект громко повторил последний вопрос:
— Кто будет следующим? Полагаю, вы спрашиваете светлейшего молодого Торнарикуса, хотя я подозреваю, что он не скажет. Посмотрите на него, друзья! Среди нас всех только он один, кажется, ни удивлен, ни потрясен этой новостью.
Все в триклиниуме повернулись и уставились на меня. Мне оставалось только так же вежливо посмотреть на них. При этом я старался сохранять вид невозмутимый и даже равнодушный.
— Вы когда-нибудь видели подобную невинность? — обратился Маециус ко всем собравшимся в большой комнате. — Вот сидит молодой человек, который обладает секретными данными! — Но его тон был скорее не обвиняющим, а восхищенным, да и все прочие тоже смотрели на меня с восторгом.
Префект продолжил:
— Вот я, назначенный на свой пост самим императором, и что знаю я? Только то, что в июле император Анфемий был убит самым ужасным образом и по наущению собственного приемного сына, того самого человека, который посадил его на трон, Рикимера Делателя Королей. А ровно через сорок дней скончался и сам Рикимер, якобы естественной смертью. После чего другая его марионетка, Олибрий, начинает управлять Западной империей. И вот теперь, всего лишь два месяца спустя после вступления на трон, умер и Олибрий. Давай, Торнарикус. Скажи нам правду. Я уверен, что ты знаешь, кто станет нашим следующим императором и надолго ли.
— Скажи нам, — пристали ко мне и остальные. — Пожалуйста, Торнарикус.
— Но я не могу, — ответил я с улыбкой, от которой не мог удержаться: уж очень забавно все это выглядело.
— Вот! Разве я не говорил? — весело воскликнул Маециус. — Те из вас, кто претендует на то, чтобы слыть деловыми людьми, берите пример с Торнарикуса. Человеку, который умеет хранить секреты, их доверят. Но, во имя священной реки Стикс, хотелось бы мне иметь такие же источники информации, как у тебя, молодой Торнарикус! Кто твои агенты? Могу я перекупить их у тебя?
— Послушай, Торнарикус, — сказал кто-то из городских старейшин, — если ты не хочешь назвать имя преемника Олибрия, не мог бы ты хотя бы намекнуть, чего нам ждать из Равенны в ближайшем будущем? Беспорядки? А может, стихийные бедствия? Скажи нам правду.
— Я не могу, — снова повторил я. — Потому что и сам не знаю о том, что происходит в Равенне. И не только в Равенне.
Я услышал вокруг себя шепот:
— Он знает, но ни за что не скажет.
— Еще, заметьте, он не исключил ни беспорядков, ни стихийных бедствий.
— И не только в Равенне, говорит он.
Таким образом, когда наконец три недели спустя до Виндобоны дошли новости, что произошло самое сильное за последние четыреста лет извержение вулкана Везувий, мои знакомые начали смотреть на меня с неизмеримо бо?льшим уважением, с настоящим благоговением. Все согласились, что я всеведущ не только в делах государственных, но и в том, что известно лишь богам.
С той поры ко мне часто обращались за советом — как в гостиных, так и на улицах города. То один, то другой богатый человек спрашивал, разумно или нет вкладывать деньги в тот или иной товар; то одна, то другая матрона интересовалась, что я думаю по поводу последней рекомендации, которую дал ей астролог… Время от времени молодые люди советовались со мной по поводу своей работы, а юные девушки просили выяснить, что думают их родители относительно их воздыхателей.
Но я отказывал им всем: равным себе по положению — вежливо, стоящим ниже меня — холодно. Но именно таким образом, неизменно помалкивая относительно тех вещей, о которых я не имел ни малейшего представления, я и заслужил репутацию человека сведущего и дальновидного.
3
Хотя Виндобона и считалась весьма процветающим городом, все люди здесь жили по-разному. Признаться, я сначала был удивлен, когда узнал, кто из жителей считается тут наиболее уважаемым, но вскоре обнаружил, что так же обстоит дело и по всей империи. Сами по себе богатство или хорошие манеры ничего не значили. Так, я однажды услышал, как представитель местных herizogo Саннья заявил:
— Подумаешь, хорошие манеры. Да любой простолюдин может легко их усвоить. Другое дело — знатное происхождение или слава. Те люди, которые прославились на войне, достигли особых высот в изучении наук или на службе империи, вполне могут позволить себе держаться неуважительно и самодовольно, но все равно» будут считаться респектабельными.
Ни богатство, ни высокое мастерство не вызывали восхищения в кругу избранных, где мне довелось в тот год вращаться, потому что даже рабы иной раз могли разбогатеть. Наиболее знатными считались те семьи, которые получили земли в наследство, то есть потомственные дворяне. Хотя торговцы стояли рангом ниже, принцип здесь был тот же: наибольшим уважением пользовались те купцы, деды и прадеды которых издавна занимались торговлей. Ну и конечно, ценился размах — высшую ступеньку на иерархической лестнице занимали те купцы, которые ввозили или вывозили товары в огромных количествах. Простые торговцы, те, что владели лавками, складами или рынками, даже если они занимались этим делом на протяжении нескольких поколений или построили себе настоящие дворцы, стояли несоизмеримо ниже. Наиболее презренным городским сословием считались те, кто работал руками, — кузнецы, ремесленники (к ним, разумеется, относились и золотых дел мастера, и прекрасные художники, создававшие мозаики и скульптуры). Все эти достойные люди пользовались чуть большим уважением, чем крестьяне, которые занимались тяжелым трудом.
Я не имею в виду, что с богатством в Виндобоне вовсе не считались или полагали, что его следует скрывать. Просто вдобавок ко всему прочему для того, чтобы тебя приняли в высшем обществе, было необходимо иметь еще и деньги. Вообще из множества приезжих, что прибывали в отдаленные города вроде Виндобоны, местные жители теплее всего принимали состоятельных знатных мужчин и женщин, не связанных узами брака и бездетных. Объяснялось это очень просто: если приезжие были еще молоды, они могли вступить в брак с кем-нибудь из местных жителей и увеличить тем самым благосостояние города. Если же вновь прибывший был слишком стар для этого, но не имел наследников, еще оставалась надежда, что какой-нибудь местный ребенок-сирота знатного происхождения может стать его приемным сыном или дочерью и со временем унаследовать богатство.
Те семейства Виндобоны, которые владели огромными богатствами, не стеснялись их демонстрировать. Многие местные богачи жили в роскошных римских виллах. Вокруг их особняков все тоже было устроено особым образом. Помимо традиционных садов там имелись кусты и живые изгороди, выполненные, как мне сказали, в маттианском стиле — в форме богов, животных, гробниц и прочего; все это было сделано из зелени. Повсюду стояли статуи, некоторые изображали богов, но в основном выдающихся предков этой семьи. Статуи обычно делали из дорогой бронзы или мрамора, но они могли быть вырезаны и из более дешевого дерева, потому что даже самые дорогие материалы частенько покрывали еще более дорогой позолотой. Внутри дома? украшали великолепные мозаики и фрески; бо?льшая часть отделки была
