обрабатывать следы крови на стене из какого-то баллончика, второй начал быстрыми движениями, сдирать с Михалыча одежду, словно пытаясь найти на нем какие-то метки. А может, просто нужно было по инструкции тело без одежды увезти. Дима не успел об этом подумать, как главный начал открывать дверь. Убежать не успеть! Но Дима от неожиданности принял единственно верное решение. Он распластался по стене, рядом с дверью. Дверь распахнулась и прикрыла собой Диму. Человек в плаще вышел. Через пару минут двое тысячников вынесли завернутое в оранжевый мешок тело Михалыча. У Димы пересохло в горле. Он не раз видел эти мешки. '1000 Правых' перевозила в них почту. То есть Дима раньше думал, что почту. Так всем говорили. И Дима верил. А теперь он видел, что в мешках этих вовсе не почта, или, по крайней мере, не всегда почта. Он потихоньку прокрался к запасному выходу, через который вышли люди в плащах. Через щель между дверью и косяком увидел, как они подошли к большому пикапу, закинули в кузов Михалыча в мешке, и как ни в чем не бывало, рассевшись по сиденьям, рванули с места.
Пережитое за последние пять минут привело Диму в чувство похлеще, чем холодная водичка из-под крана. Дима медленно вернулся в комнату-рефрижератор. Никаких следов только что произошедшей там трагедии не наблюдалось. Только на полу валялся небольшой медальон Михалыча. Видимо сорвали случайно, когда одежду снимали и не заметили. Дима поднял медальон. Он был самодельный, сделанный из какого-то значка. Значок был неправильной формы. На белом фоне в центре была красная звезда, вокруг нее венец из колосков и красное знамя сверху.
На знамени было написано: ГВАРДИЯ. В самом верху знамени была просверлена маленькая дырочка, через которую была продернута тонкая веревочка. Веревочка была разорвана. Дима поднял медальон, положил его в карман и направился в основной зал кафе.
Народ в зале немного отошел, утирал друг другу сопли, потихоньку всхлипывал и лишь изредка до Димы доносилось едва уловимое: 'Не уберегли, стыдно-то как'. Похоже, никто ничего не заметил.
Серый с каменным лицом сидел за столом. Дима, проходя мимо него, пнул стул, на котором сидел Серый и пошел к выходу. Серый встал и пошел следом. Они вышли, сели в машину, и выехали со стоянки.
Некоторое время они ехали молча. Дима хотел что-то сказать, но не находил слов. Перед глазами стояла улыбка Михалыча. Любые слова становились в горле комком. Но все-таки Дима выдавил из себя несколько:
— Урод ты, Серый! Придурок, он же из-за тебя… его нет… ты понял!?
— А как тебе было объяснить иначе? — Как ни в чем ни бывало, ответил ему Серый. Либо ему было абсолютно наплевать на Михалыча и на то, что его больше нет, либо Серый так часто терял товарищей, что просто научился относиться к этому по-философски. Скорее всего, второе. От этой мысли у Димы мурашки поползли по коже. Больше он ничего не говорил до конца поездки.
'А как тебе было объяснить иначе?' Действительно, а как? Дима не знал как, но ощущение того, что Михалыч отдал свою жизнь всего лишь за то, чтобы Дима посмотрел на мир другими глазами, было не из приятных. Должен был быть и другой способ показать ему всю нелепость массовых покаяний. Однозначно должен. Не может же каждый раз кто-то отдавать жизнь, за то чтобы другой всего лишь поменял точку зрения. А может в этом и все дело? В том, что иначе нельзя. Иначе было бы слишком просто. И сколько еще должно погибнуть людей, чтобы Дима все до конца осознал?
Дима взвыл. Тихо, но так искренне, что Серый даже встревожился. Ничего-ничего. Я-то рано или поздно все пойму. Я узнаю все, что от меня так тщательно скрывали. Лишь бы никто больше не погиб. Ни Олеся, ни этот придурок Серый, никто. О себе Дима, почему то не подумал. А нужно ли ему это все это понимать? Он не знал ответа на этот вопрос. И вряд ли узнает в ближайшее время. Но процесс пошел, и не в Диминых силах было его остановить. Неожиданно в стекло начали бить капли дождя, Дима включил дворники, ближний свет, и снова вспомнил Михалыча. Где-то там впереди в полумраке, за каплями дождя, размываемая дворниками, виднелась его последняя улыбка.
До самого железнодорожного вокзала Дима не проронил ни слова. А вот слезы были. Скупые и молчаливые.
И что теперь!?
На Диму смерть Михалыча подействовала очень сильно. Первый раз в жизни он увидел смерть вот так рядом. Поэтому он решил помочь выбраться Серому. Странно, ведь этот человек его чуть не придушил, а Димино сознание все равно начинало бастовать, как только он представлял, как этого хмурого великана люди в белых балахонах в оранжевый мешок упаковывают. Не мог Дима этого допустить, никак не мог.
Дима действовал с какой-то мрачной решимостью, но без продуманного плана и хитрых изысков. Приехав в Архангельск, он закинул Серого в гостиницу, а сам поехал и взял два билета на поезд Архангельск-Москва. В СВ. Оформил на свои документы и зарегистрировал просто — 'Дмитрий Донской +1'. Затем он отвез Сергея в дорогой салон красоты, где из Серого за 3 часа и кучу денег сделали икону моды и стиля. А купленный дорогой костюм и лакированные туфли отлично дополнили эту картину и теперь Серый смотрелся респектабельным бизнесменом. И ни один наряд полиции на вокзале на Диму и Серегу даже взгляда не кинули, когда те к поезду шли. А дальше еще проще — забились они в свое купе и уже через 10 с небольшим часов прибыли в Москву.
Эта кажущаяся простота операции по спасению 'беглого раба' не была обусловлена только везением. Просто билеты и гостиницу заказывал Дима, а в общей базе данных граждан ЛЕР у него был такой высоченный рейтинг благонадежности, что проверять с кем он и куда едет у '1000 Правых' оснований не было. Да и не могли они себе представить, что беглый сможет так быстро добраться до Архангельска.
Вариантов, где разместить в Москве Серого вопрос не возникал. Только у Димы дома. Где Серый и отсыпался уже третьи сутки. По приезду он залез в ванную, и, фыркая и плескаясь как ребенок, провел там почти два часа. Дима за это время приготовил ужин. Серый, выйдя из ванной, красными глазищами посмотрел на еду, выдавил из себя: 'Сейчас 15 минут посплю, поедим и поговорим'. И отрубился. 15 минут дремы продолжались уже третьи сутки. Изредка Серый просыпался, ел в полубессознательном состоянии, и опять падал на диван. Дима, в один из таких редких моментов бодрствования, взял с Серого слово, чтобы тот за дверь квартиры даже носа не показывал. Потом Дима набил под завязку холодильник продуктами, вздохнул и вышел на работу.
Что делать дальше, Дима себе не представлял. Он думал, что узнает про заводы, привезет Серого, напишет Глыбе и тот ему расскажет как жить дальше. Дима забросал Глыбу сообщениями в духе: 'Привет, напиши мне, как будешь доступен', 'Глыба, мне надо, чтобы ты срочно со мной связался' и даже 'Глыба, ты вообще еще жив?'. И ни одного ответа, ни одной строчки. Ситуацию еще резко ухудшала Олеся — с момента приезда Димы они так ни разу не увиделись, и она постоянно твердила по телефону о необходимости срочной операции. Да и сам он не настаивал на встрече с Олесей, что приободряющего он мог ей сказать? Диму вся эта ситуация добивала морально. Серый парень конечно хороший, но всю жизнь прятать у себя беглого анархиста Дима был не готов. И Олеся отдаляется от него все дальше и дальше. И Глыба пропал. Голова кругом. Хорошо, что уже конец рабочего дня. Может завтра отпишется. А может никогда.
Круговерть этих невеселых мыслей сопровождала Диму по дороге домой. Да и в квартиру он зашел, явно не веселясь. В коридоре его встретил Серый. Анархист анархистом, но пожрать и поспать явно не дурак. Сейчас они представляли собой две противоположности. Вымотанный и издерганный Дима. И небритый, помятый, но совершенно счастливый Серый.
— Оторвал, наконец, зад от кровати? Поди и холодильник опять пустой? Зато унитаз полный под завязочку? — Начал вымещать злобу на Сером Дима.
А вот у Серого и характер изменился. Даже речь преобразилась. Видимо после побега его нервы были на пределе, отсюда и повадки волчьи были. А сейчас отдохнув, он стал больше походить на довольного жизнь медведя. Который вместо человечинки предпочитает сладкую малину. Поэтому Серый вальяжно потянулся и вымолвил:
— Дмитрий, вы чего такой заведенный? Вам бонус на работе не додали? Или пришлось на семь минут в офисе задержаться? Других то проблем у вас в жизни не должно быть.
— Что ты про мои проблемы знаешь! У меня уже голова кругом блин!
