Контур его профиля меняется.
— Из того, что мне говорили, у меня создалось впечатление, что вы с нами. Выходит, я ошибался?
Тревога в его голосе звучит вполне натурально.
— На роль слепого орудия я не соглашалась.
На загорелом лице появляется застенчиво сконфуженное выражение.
Понимаю. Простите. Мы долго обсуждали этот вопрос и решили, что так будет лучше. Мы и сами не рады, но такой уж сложился консенсус.
— Знаете, я не слишком доверяю консенсусам. Особенно таким, в которых я не участвовала. Кстати, «мы» — это кто?
— Я, Фрейзер и Кристин Йонсдоттир — это одна…
— Знаю, — перебиваю я с излишней резкостью. — Я навела о ней справки.
Покосившись на меня, Нед говорит:
— Фрейзер решил, что, узнай вы о наших планах, ни за что бы не согласились. А если бы и согласились, полиция вас все равно бы вычислила. Если Бетани права, на кону стоят судьбы многих людей.
После Стамбула тут нечего и спорить. И отмахнуться от моральных соображений тоже нельзя. Смотрю на дорогу, силясь подавить эгоистичные мысли и некую горечь.
— Расстроились? — спрашивает Нед.
— Почти нет, учитывая, в каких обстоятельствах состоялось наше с вами знакомство, — отвечаю я светским тоном и в подтверждение одариваю его доброжелательной — сладко-поцелуйной — улыбкой. Будто стюардесса, принимающая от пассажира использованный бумажный пакет. — Так вы сами ее похитили или кого подрядили?
— Виновен, ваша честь. Обошлось без насилия. Жертва не возражала. Напротив.
Могу себе представить. Побег в обществе катастрофомана, любителя футболочных приколов, который к тому же подрабатывает доставкой конфет… Бетани, наверное, решила, что сбылась ее голубая мечта. Одна из.
— А как вы оказались в этом замешаны?
— Мы с Фрейзером — давние приятели. Одно время он тоже подвизался в НУИОА.
И наверное, мне об этом рассказывал. А я, наверное, забыла.
— Ну и где же он теперь?
Физик — рана, в которой я все время ковыряюсь, невзирая на боль. Нет, потому что — боль.
Сделал остановку в Париже, по пути из Бангкока. Кристин с ним вчера разговаривала. — Смотрит на часы. — Сейчас он, наверное, уже в воздухе.
Меня обжигает ревность. Значит, ей он звонит. Оно и понятно — это ее он трахает, а я для него как была, так и осталась орудием. Он меня использует, а я, как наивная дурочка, должна ему содействовать — ради спасения мира, на который мне плевать, и чем дальше, тем больше.
Под ребрами начинает извиваться гигантский, ядовитый червь.
Следующую четверть часа мы едем в молчании.
— А вам не кажется, что все эти разговоры о самопожертвовании — пустые слова?
Идеалист, он, наверное, вообразил, будто я думаю о тех, чьи жизни будут разрушены в результате катастрофы, явившейся Бетани словно далекий безумный мираж. Он же не знает о черве у меня в груди. На самом деле я думаю об одной хорошей своей знакомой — о себе. А так — же о неком физике, чьими стараниями от моего душевного спокойствия остались одни лохмотья, и неизвестно, смогу ли я когда-либо прийти в себя. О потерянной любви, об обманутом доверии, об отсутствии рамп на затопленных опустевших землях, об утраченных надеждах и практических невозможностях, о беспомощности, которую чувствуешь в бесконечном, темном туннеле, где тебя бросили с парой бесполезных ног.
— То есть это вы так считаете? — спрашивает Нед, бросив на меня испытующий взгляд.
Глубокий вдох и мед ленный выдох — как я учу людей на курсах релаксации.
— Я такой же человек, как другие, и ответа у меня нет, — говорю я, глядя на мелькающие за окном поля кукурузы. — Ван Гог покончил с собой после того, как нарисовал такой же пейзаж.
Хотите, остановимся.
— Не нужно, — говорю я, собрав себя в кучу. Этот человек явно не подозревает о моих отношениях с физиком. Изображаю улыбку. — В чем смысл открытки с волынщиком?
— Отвлекающий маневр.
— Я, конечно, рада, что вы воспринимаете Бетани настолько всерьез, что готовы ради нее рискнуть тюремным заключением. Но детектив Кавана не дурак.
— Проверить эту версию ему все равно придется, а на это нужны люди, так что геморрой ему обеспечен. — Прихлопнув на руке букашку, климатолог подносит ее к лицу. — Если вам позвонят, не говорите, где вы. Пообещайте перезвонить, чтобы я успел вас проинструктировать. До Хедпорта от нас всего день пути. Выедете сегодня вечером.
Логика мне понятна, но перспектива возвращения в Хедпорт меня совсем не вдохновляет. Видимо, складывая чемодан, я упаковала в него больше надежд, безрассудства и самообольщения, чем думала.
— Куда мы едем?
— На ферму в Норфолке. Владелец — мой приятель, морской биолог, один из ведущих специалистов в хемолюминесценции. Сейчас он где-то в арктическом Заполярье, выкапывает глубоководных червей. Слыхали об азиатском эксперименте со светящимися лепешками из генетически модифицированного риса? Это один из его учеников придумал, после того как переметнулся во вражеский стан, — усмехается Нед.
— Насколько я поняла из своих поисков, речь идет о замерзшем метане. Который где-то там добывают.
— Похоже на то. По крайней мере, рисунки на это указывают. Когда Кристин их увидела, то поразилась их точности.
— Она была в числе ученых, с которыми списался Фрейзер?
— Нет. Но ей переслали его письмо, после чего она с ним связалась.
«Во всех смыслах этого слова».
Потом он позвонил мне, ну я и прилетел. На следующем перекрестке — налево. Давайте-ка послушаем новости, — говорит Нед, включая радио.
Динамики разражаются музыкальной заставкой. Одиннадцать часов. В странах третьего мира продолжаются демонстрации голодающих. Мэр Лондона признался в расхищении городской казны. А отец Бетани Кролл, пациентки психиатрического учреждения, похищенной из городской больницы в минувшую среду, выступил с трогательным обращением, в котором призвал похитителей вернуть дочь в целости и сохранности. Мы с Недом переглядываемся, и он прибавляет звук.
— Моя дочь — очень больной ребенок, — скорбно взывает преподобный Кролл. — Она нуждается в постоянной психологической и духовной поддержке. Прошу вас, если вы видели Бетани или знаете, где она, позвоните в полицию. Или отведите ее в свою церковь. Мы все молимся о ее благополучном возвращении.
Нед выключает радио. Я чувствую, что его скрытые за темными очками глаза внимательно меня разглядывают.
— Удивлены?
— Да, — говорю я, подумав. — Во-первых, странно, что они так быстро обнародовали ее имя. Во- вторых, Леонард Кролл ни разу не навестил ее в Оксмите, так с чего бы ему вдруг так волноваться?
— А вы как думаете?
— Думаю, он искренне верит, будто Бетани опасна. Он из «жаждущих». Происки дьявола, креационизм, вознесение и прочие бредни. Джой Маккоуни…
— Та докторша, у которой рак? — Киваю. — Фрейзер говорил, она превратилась в нашу единомышленницу.
— Мне думается, Бетани разглядела болезнь Джой раньше врачей. А когда та отказалась вытащить ее из Оксмита, намекнула, будто это ее рук дело. Решила ее подурачить.
А в случае катастрофы…
